— Еще неизвестно, захочет ли ехать, — изрек Акундинов. — Живописцы да богомазы — народ балованный. То им не так, это не нравится. Пока найдут, то да се… А он возьмет да и откажется.

— Не откажется! — усмехнулась девушка. — Ты же знаешь, что любой художник, хоть и самый талантливый, хочет кушать. И не только луковую похлебку, но и курочку. Да еще желательно с вином. Если ему хорошо заплатить, то сам прибежит.

— Слушай, — вдруг спросил Тимофей. — Если ты говоришь, что Шекспир вычитал о Гамлете у этого Грамматика, то не лучше ли летопись и читать?

— Саксон Грамматик, как бы тебе сказать… — задумалась девушка. — Он писал очень скучно. Ну, жил такой принц, у которого отняли трон. И, чтобы его не убили, стал он тогда кричать петухом и спать со свиньями. А когда все решили, что принц сумасшедший, то он взял да и перебил всех своих недругов.

— Вот молодец! — одобрил Тимофей. — Знал, что делать… И чего это я, дурак, не догадался? Пошел бы в юродивые. Ну, — стал он объяснять, — это такие сумасшедшие, что блаженными считаются.

Поняв, что и сам запутался, пытаясь объяснить по-немецки, кто же такие юродивые, попытался выкрутиться:

— В общем, такие святые, которые с придурью. Бродил бы себе по дорогам. А потом бы раз — и перебил всех…

— Ты шутишь? — удивилась девушка. — Как бы ты мог перебить всю охрану, а потом всю армию царя Алексея?

— Конечно, шучу, — успокоил Тимофей подругу, которая, как и все особы с немецкой кровью (пусть и шведы), не отличалась особым чувством юмора. Пожалуй, это было единственное, чего не хватало ему в девушке.

— Жаль, что у меня нет Шекспира на английском языке, — вздохнула Кристина.

— Была бы она на английском, так я и не понял бы ничего. Еще хорошо, что немецкий немного знаю. Да и какая разница?

— Ну, — вытянула губки Кристина. — Разве переводчик сможет правильно передать всю красоту языка? Да ты и сам знаешь, что переводчики всегда ошибаются. Напишет поэт: «Стрела вонзилась в круп оленя!», а получится что-нибудь…

— Попала пуля в зад козлу! — договорил за нее Тимофей, немедленно получив сначала легкий тычок в бок, а потом — поцелуй.

— Вот послушай, — сказала Кристина и принялась читать:

Достойно ль

Смиряться под ударами судьбы,

Иль надо оказать сопротивленье

И в смертной схватке с целым морем бед

Покончить с ними?

Закончив, девушка перевела взгляд на любовника и спросила:

— Если я не знаю языка подлинника, то откуда же я буду знать — хорошо это звучит или плохо?

— Традитторе — традутторе! — произнес Акундинов, оторвавшись от губ девушки, и перевел на немецкий: — Переводчики — предатели!

— Хочу выучить итальянский! — уже не в первый раз заявила Кристина. — Почему ты не хочешь меня учить?

— Ну куда ж тебе, солнышко мое, еще и итальянский-то знать? — попытался усмирить девушку Тимофей. — Ты же и так вон сколько языков-то знаешь…

— Не так уж и много. Знаю, — стала загибать пальчики Кристина, — само собой — шведский и немецкий да еще датский, норвежский, английский, голландский, испанский и французский. Ну, разумеется, древнегреческий и латынь. Да, могу сказать несколько слов по-русски.

— Правда? — удивился Тимоха.

— Знаю па-руски немношка, нескалька слоф, — медленно, с запинкой проговорила девушка. — Как старовье его царскага величества? Как пошиваете, каспадин пасол? Тавольны ли препыванием в Свейском каралефстве?

— Ух ты, умница моя! — восхитился Тимоха, обнимая Кристину, но та, отстранившись, вновь спросила:

— Ты мне так и не ответил! Почему ты не учишь меня итальянскому?

— Не хочу, потому что учить тебя должен не русский, который плохо знает итальянский и еще хуже — немецкий, — уже в который раз объяснял Тимофей.

— Я бы не сказала, что ты плохо знаешь немецкий. Правда, твой чудовищный русский акцент…

— Вот-вот, — поддакнул Акундинов. — И еще то, что думаю-то я на русском языке. Если я буду учить тебя итальянскому, мне понадобится вначале вспоминать, как это слово звучит на русском. Потом переводить на немецкий… В общем, — заключил он, — ничего хорошего.

— Странно, что ты такой способный к языкам, — сказала вдруг девушка, проведя рукою по спине Тимофея. — Помнится, когда тебя привезли из Нарвы, ты знал лишь с десяток слов.

При воспоминании о Нарве Тимофея передернуло.

— Н-ну, чего не сделаешь, если очень надо, — промямлил он. — Нужда заставит калачи есть.

Последнюю фразу он сказал по-русски, не сумев найти подходящей к этому случаю немецкой.

— Мне говорили, что ты пишешь стихи? — лукаво спросила Кристина. — Это так?

— Н-ну, — скривился Тимофей. — Не такие, что дамам нравятся…

— Это ты напрасно, — сказала девушка, и, как показалось Тимохе, — искренне. — Я читала одно:

И я, как юноша Давид, шел по своей юдоли,

Нес камни для пращи в пастушеском тоболе…

— Интересное сравнение, — заметила Кристина. — Ты называешь царя Алексея Голиафом, а себя — Давидом… Думаешь, тебе удастся сразить своего соперника?

В переводе с русского на немецкий получилось немного по-другому. Но суть Кристина уловила.

— С Божией помощью, — кротко ответил Тимофей и собрался уж было поговорить и о другой помощи, но девушка вдруг перевела разговор:

— Я попросила дядюшку назначить в Нарву другого коменданта.

— А он? — заинтересовался Акундинов.

— Сказал, что целиком согласен со мной. Во-первых, — принялась перечислять она, — не стоит потакать какому-то русскому дьяку, пусть он и имеет на руках письмо царя…

— В котором царь требует моей выдачи… — грустно улыбнулся Тимофей.

— Не перебивай! — неожиданно жестко сказала девушка, но спохватилась и, принимаясь целовать Акундинова, попросила: — Ой, прости меня…

— Ладно, — примирительно улыбнулся тот. — А что во-вторых?

— Во-вторых, ты прибыл в Швецию, имея письмо от герцога Рокоци, властителя Трансильвании. И, как на посланника одной августейшей особы к другой, на тебя распространяется дипломатический иммунитет.

— Эх, какая же ты умная! — в который раз восхитился Тимофей, принимаясь целовать девушку и одновременно начиная ласкать ее плечи и грудь…

Она попыталась сделать вид, что отбивается, но вышло как-то неуверенно.

— Мне уже пора… Скоро горничные придут…

— Ничего, подождут! — уверенно сказал Тимофей, снимая с нее тонкую сорочку из французского батиста, расшитую нежнейшими фламандскими кружевами…

— Какой ты неистовый, — сладко вздохнула Кристина через полчаса, уютно устроившись на его плече. — Среди твоих предков не было викингов?

— А Рюрик? — слегка удивился Акундинов. — Ведь он же родоначальник наш.

— Точно, — хлопнула девушка себя по лбу. — Как же я забыла? Ну, с тобой еще не то забудешь…

Взгляд девушки упал на высокие часы, стоявшие в ногах кровати, и она прямо-таки подскочила на месте, спрыгнула и принялась одеваться, лихорадочно собирая разбросанную по полу одежду.

Через несколько минут раздался стук в дверь и без разрешения на пороге появились две горничные. Они сделали вид, что не заметили лежавшего в постели мужчину, а сразу же стали помогать Кристине — подтягивать чулки, шнуровать платье, поправлять сбившуюся прическу и накладывать стертые белила и румяна.

Тимофей, наблюдая за туалетом, только удивлялся. Даже не верилось, что еще несколько минут назад она лежала под ним и стонала, изгибаясь дугой, перемежая нежные шведские и немецкие слова с такими, которые нельзя повторять даже в мужском обществе. Кристина теперь выглядела не на свои двадцать пять лет, а значительно старше. Сразу же стала как-то величественней, значительней и… недоступней, прямо как статуя языческой Минервы, виденной им в Италии. Впрочем, а как же еще должна выглядеть Христиана-Августа — королева Швеции?