Сайрус терпеливо посвящал Адама в тонкости солдатской службы, и хотя его познания основывались больше на теории, а не на личном опыте, он хорошо разбирался в вопросе и рассказ получался толковым. Он поведал сыну о печальной, но в высшей степени достойной судьбе солдата, о необходимости его существования по причине грехов, в которых погрязло человечество. По словам Сайруса, солдат несет в себе кару за моральное несовершенство людей. Похоже, в процессе рассказа Сайрус открывал многое и для себя, так как из его речей исчез ура-патриотизм и неуемная воинственность прежних лет. Он считал, что от солдата не случайно требуют полного повиновения и покорности. Тогда и в роковой час он безропотно пойдет на бессмысленную омерзительную смерть, проявив смирение в последний раз. Сайрус беседовал с Адамом наедине, не разрешая Чарльзу присутствовать во время их разговоров.
Однажды ближе к вечеру Сайрус взял Адама на прогулку и обрушил на сына шквал мрачных умозаключений, сделанных за долгие годы размышлений и научных изысканий, которые подняли в душе юноши волну кромешного ужаса.
– Ты должен уяснить, – нравоучительным тоном начал Сайрус, – что из всех людей на белом свете солдат является самым безгрешным, так как на его долю выпадают наиболее тяжкие испытания. Попробую объяснить понятнее. Посуди сам, во все времена людей учили, что убийство себе подобных является непростительным злом. Любого человека, совершившего убийство, следует предать смерти, так как это великий грех, возможно, самый страшный из всех, что есть на свете. И вот мы призываем солдата, вкладываем ему в руки орудие убийства и говорим: «Пользуйся им на свое усмотрение, по-хозяйски». Мы не контролируем его действия и никак не сдерживаем. Иди, убивай себе подобных существ из другого рода-племени, чем больше, тем лучше. А уж мы тебя вознаградим за нарушение заповеди, которую учили соблюдать с детства.
Адам облизнул пересохшие губы, намереваясь задать отцу вопрос, но сумел это сделать только со второй попытки:
– Но почему они так поступают? Почему все так устроено?
Слова сына тронули Сайруса до глубины души, и он заговорил тоном, которого Адам от него прежде не слышал.
– Не знаю, – честно признался Сайрус. – Я многое изучил и, возможно, понял, как устроен мир, но не имею ни малейшего представления, почему происходит так, а не иначе. И тебе не следует ждать от людей понимания того, что они совершают. Ведь многое делается бессознательно, так же как пчела производит мед или лиса обмакивает лапы в ручье, чтобы сбить со следа собак. Разве лиса может объяснить свое поведение или пчела помнит о прошедшей зиме и ждет наступления следующей? Когда я понял, что ты должен идти в армию, то решил положиться на волю случая и дать тебе возможность до всего дойти самому. Но потом подумал, а не лучше ли попробовать тебя защитить и поделиться немногими знаниями, которые у меня имеются. Теперь уже совсем скоро. Ведь ты достиг нужного возраста.
– Не хочу, – выдохнул Адам.
– Уже совсем скоро, – повторил отец, словно не расслышав его слов. – Хочу заранее предупредить, чтобы потом не удивлялся. Сначала с тебя сдерут всю одежду, но этим не ограничатся. Тебе не оставят ни капли чувства собственного достоинства, и ты утратишь естественное право жить по своему усмотрению, как ты его понимаешь. Заставят есть, спать и справлять нужду рядом с другими людьми, а когда снова оденут, ты не сможешь отличить себя от остальных. Нельзя даже повесить на грудь какой-нибудь значок, чтобы выделиться из толпы.
– Не хочу так жить, – заявил Адам.
– Через некоторое время, – продолжил Сайрус, – ты станешь думать и говорить, как все остальные, и поступать так же, как они. В любом отступлении от общих правил почувствуешь угрозу для всей толпы одинаково мыслящих и одинаково действующих людей.
– А если я не соглашусь?
– Да, иногда случается и такое. Время от времени находятся люди, которые не желают выполнять то, что от них требуют. И знаешь, что тогда случается? Вся огромная машина направляет свои усилия на равнодушное и планомерное уничтожение этой непохожести. Твою душу, нервы, тело и разум будут сечь железными прутьями, пока не выбьют опасное инакомыслие. А если все-таки не покоришься, тебя просто изрыгнут и оставят смердеть на обочине, уже не частицу армии, но и не освободившегося от нее человека. С армией лучше не спорить, она действует так в целях самозащиты. Такая потрясающе бессмысленная и лишенная всякой логики машина, как армия, не может допустить сомнений, которые ослабят ее ряды. Однако если отбросить в сторону ненужные сравнения и издевательские насмешки, то медленно, но верно приходишь к выводу, что в армии имеются свой резон, логика и даже некая пугающая прелесть. Человек, который не принимает существующую в армии систему, совсем не хуже, а порой и лучше других. Слушай хорошенько, потому что я долго над этим размышлял. Некоторые, окунувшись в наводящую тоску рутину солдатской службы, быстро сдаются и теряют индивидуальность, но такие и прежде ничего путного собой не представляли. Может, и ты из их числа. Но есть и другие, они тоже погружаются с головой в общее болото, а потом всплывают на поверхность более цельными натурами, чем были раньше, потому что… потому что избавились от мелочного тщеславия и приобрели неоценимое сокровище, став единым целым со своей ротой или полком. Если падаешь так низко, то сумеешь и подняться на высоту, о которой не мечтал, и познаешь святое счастье дружбы, сродни общению с небесными ангелами. И вот тогда ты сможешь узнать, чего стоит любой человек, даже если он молчит. Но достигнуть этого можно, лишь опустившись на самое дно.
По дороге домой Сайрус свернул влево и направился в рощу. Уже смеркалось.
– Видите тот пень, отец? – сказал вдруг Адам. – Я часто прятался между корней с той стороны, когда вы меня наказывали или если было просто паршиво на душе.
– Пойдем посмотрим, – предложил отец, и Адам подвел его к пню. Сайрус взглянул на углубление между корнями, похожее на гнездо. – Я давно знаю об этом тайнике, – признался он. – Однажды, когда ты пропадал слишком долго, я догадался, что у тебя есть тайное убежище, и вскоре нашел его. Сердцем чувствовал, какое место ты для него выберешь. Видишь, как притоптана земля и вокруг оборвана трава? Когда ты тут скрывался, то сдирал кору и разламывал ее на кусочки. Я сразу понял, что это здесь.
Адам с изумлением уставился на отца:
– Но вы ни разу не пришли сюда за мной.
– Да, – согласился Сайрус. – А зачем? Так можно любого довести до крайности, но я на это не пошел. Перед смертью человеку всегда нужно оставить хотя бы один путь к спасению. Запомни мои слова! Думаю, я и сам понимал, как жестоко с тобой обошелся, и не хотел подталкивать к последней черте.
Отец и сын быстрым шагом шли через рощу.
– Хочется столько тебе рассказать, – признался Сайрус. – Потом я все забуду. Так вот, солдат жертвует многим, чтобы получить взамен нечто очень ценное, и ты должен это понять. Со дня появления на свет сама обстановка, существующие в природе законы и правила общения людей учат ребенка защищать свою жизнь. Поначалу им движет великий первобытный инстинкт самосохранения, и все вокруг подтверждает его непреложность. Но вот он становится солдатом, и теперь надо научиться нарушать законы, которые каждый обязан чтить. Солдат должен спокойно, без суеты, освоить науку быть готовым в любую минуту расстаться с жизнью и при этом не свихнуться. И если он ей овладеет, то в награду получит самый бесценный в мире дар. Правда, не каждому это по силам. Послушай, сынок, – с серьезным видом продолжил Сайрус, и в его голосе слышалась неподдельная искренность, – почти все люди испытывают страх и сами не знают, что является его причиной: расплывчатые тени, неизвестность, бесчисленные опасности, которым нет названия, или ужас перед безликой, неумолимой смертью. Но если хватит мужества встретиться лицом к лицу не с безымянной тенью, а настоящей смертью, которую легко узнать, будь она от пули или сабли, стрелы или копья, страх навсегда исчезнет. По крайней мере тот, что не давал покоя раньше. И вот тогда ты действительно будешь выделяться среди толпы, оставаясь спокойным, когда другие трясутся и вопят от страха. И это великая и, возможно, единственная награда. Чистота высочайшей пробы, к которой не пристает плавающее вокруг дерьмо. Однако уже стемнело. Продолжим разговор завтра вечером, чтобы у нас обоих было время подумать над моими словами.
