– Хорошо хоть, он тебя в качестве дамы сердца не использует.
– Дама для этого оверквалифицированна, – парировала я. – По-моему, совершенно невозможно хотя бы притвориться в интимном интересе к женщине, которая заказывает твою косметику и знает все три с лишним тысячи твоих красных машинок.
Макс испуганно хохотнул:
– Правда?!
– Естественно. Память-то профессиональная. Единственное, что мне оказалось не под силу, – запомнить правильный порядок, в котором перечисляются его шестнадцать имен. А вот что характерно: если мы вдвоем в машине, ведет всегда он. И коктейли смешивать мне не доверяет.
– Я бы тоже не доверил, – сказал Макс. – Как по мне – вот этого ты действительно не умеешь. Все, что тебе доступно, – налить в виски какой-нибудь газированной дряни, и то неграмотно. Если тебе вручить водку или, боже упаси, джин – ты в лучшем случае предложишь пить отдельно алкоголь, отдельно сок. А вернее всего – ты нальешь сок прямо в бокал.
– Ты отстал от жизни. Я уже знаю, что джин соком не запивают.
– Ну надо же. Ты сильно выросла в моих глазах. Танцевать кое-как научилась, джин больше не портишь… Глядишь, еще лет десять поработаешь с Маккинби и наконец узнаешь, что это для случайных подружек мужчина старается быть загадочным. Тогда как перед женщиной, которую хочется оставить в своей жизни, мужчина очень быстро раздевается догола. В прямом и в переносном смысле.
Начинается…
– Макс, это что – прелюдия к обязательной утренней сцене ревности? Или репетиция перед вечерним спектаклем?
– Да нет, над тобой подшучиваю. Ты так очаровательно злишься!
– Ты меня, кстати, удивил. Я понимала, конечно, что вы с Августом давно знакомы. Не ожидала, что знакомство отнюдь не шапочное. Что вы не поделили-то? Не говори только, что меня. Это уже будет полная глупость с твоей стороны.
– Да нет, конечно. Мы и до тебя, как бы так повежливей выразиться, не упускали случая померяться, кто лучше понимает жизнь.
– Давно знакомы?
Макс кивнул:
– С детства. Я увидел его впервые, когда мне было двенадцать – ему, соответственно, два. У нас матери дружат, причем это считается большим-большим секретом. Секрет, как водится, Полишинеля. Но общаться, разумеется, не общались – он ребенком был. А потом я встретил его уже в университете, когда он еще на историко-архивном учился. Он тогда только-только развелся… Ага, – Макс ухмыльнулся, – до сих пор не понимаю, как это он сумел и жениться, и развестись. Не иначе потому, что десять лет назад его коллекция красных машинок была в десять раз меньше.
Я прыснула. Конечно, я знала, что Август был женат. Но на эту тему мы почти не говорили – даже после того, как Август привык, что я временами живо интересуюсь его подноготной вместо биографий преступников.
В чем-то наши с ним истории были похожи. Он, как и я, завел семью в неполных девятнадцать – через месяц после знакомства и не позаботившись уведомить своих родных. Родные отомстили, запретив ему привозить жену в фамильное гнездо. Август послал их к черту и сам отказался приезжать. Через несколько месяцев он понял, что сильно ошибся в выборе спутницы жизни, и развелся. За развод ему устроили такую выволочку, словно невесту подогнали родственники, а он, значит, пренебрег их драгоценным мнением. Август отмахнулся. Но когда через год бывшая жена – а он учился с ней в одной группе – выпила ему всю кровь, он бросил историко-архивный и поступил на криминалистику. Перевелся с третьего курса на первый, через две недели после начала занятий. Тут его семья встала на уши, потому что он променял очень престижный диплом, к тому же гуманитарный, на грязную работу. Август расплевался со всеми, кроме своего дяди, который был на два года моложе и сходил за младшего брата, да и сам был «в изгнании» из-за неравного брака. Тогда-то Август и отредактировал свое публичное досье, убрав из него все указания на происхождение и статус. Оправдание, мол, это техника безопасности, появилось сильно позже.
На самом деле он был вовсе не «дальним бедным родственником», а настоящим звездным принцем. Положа руку на сердце – покруче Макса. Но Август относился к своим владениям так, словно был не хозяином, а наемным менеджером. Все обязанности исполнял, а правами не пользовался. Я на вопросы любопытных отвечала всегда: да, дальний родственник, из бедных, выбился в люди сам. Во-первых, это действительно техника безопасности, а во-вторых, у нас же иначе отбою не будет от клиентов, которым для самолюбия позарез надо нанять на работу аристократа. Про женщин я молчу – эти-то решат, что расследование отличный повод для знакомства.
– Причем женат он был так, что я удивляюсь, почему он разведен, а не мертв, – добавил Макс.
– Гм. – После бурной ночи у меня все мысли двигались в одном направлении. – Я тебя верно поняла?
– Нет. Как раз трахалась его жена вяло и целомудренно, она и комара не утомила бы. Не то что ты.
– Спасибо. Теперь буду знать, что способна затрахать даже комара. И откуда ты знаешь, как трахалась жена Августа?
– Мир не без добрых людей, донесли. Она после развода отнюдь не целибат блюла. Что до причин моего удивления… Ты ведь слыхала о династии Монро?
Я отвела глаза. Если разобраться, ничего постыдного в том эпизоде моей биографии нет. Я была наивной и восторженной, а Ричард Монро – умным и искушенным. Он из тех мужчин, какие умеют подобрать ключик к сердцу любой женщины. Беда в том, что я была на два года моложе его внучки. Разница в возрасте не мешала мне наслаждаться его обществом наедине, но выходить куда-то, где нас могут увидеть, я отказывалась. Через несколько недель очень бурного романа мы поссорились, и Ричард в сердцах велел мне убираться. Я и убралась, потому что, если откровенно, начала уставать от него. Потом мне доложили: он ожидал, что я упаду ему в ноги, стану умолять о прощении, соглашусь на все, лишь бы меня не прогоняли. А я повернулась и ушла. Ричард завел новую юную любовницу, а я… Я поступила в университет, у меня голова шла кругом, к тому же на горизонте нарисовался Макс, словом, было чем заняться.
После венчания я рассказала Максу о себе все, кроме этого эпизода.
– Слыхала, – ответила я как можно равнодушней.
– Его бывшую жену зовут Кэрол Монро.
– Макс, я в курсе, вообще-то.
– А чего тогда спрашиваешь?
– Потому и спрашиваю. Да, слыхала я, будто она стерва. Ни капельки не верю – меня тоже стервой считают. А если вспомнить контингент Гуманитарки – и не поверю.
– Ты всего лишь плохо воспитана, – утешил Макс. – Не очень мудра и совсем не дальновидна. А Кэрол действительно стерва. Правда, такая она сейчас. Десять лет назад Кэрол была нежной барышней того же типа, что и Эмбер, только у Эмбер ее хрупкость от природной доброты, а у Кэрол – от рафинированного воспитания. Они с Маккинби считались самой красивой парой университета. Через полгода он развелся с ней. Когда его спросили, почему, ответил – потому что она дура. Я с ним согласен, кстати. Дура. Муж не брошка, чтобы таскать его на каждую вечеринку в кампусе. Кэрол после свадьбы как с цепи сорвалась. Она не пропускала ни одного, буквально ни одного события. Если их было два или три за вечер – появлялась на всех. Она показывала мужа всем, надуваясь от гордости – смотрите, какой у меня. А он выглядел как цирковой медведь, которого водят на потеху публике. С молодоженами такое бывает, но быстро проходит. А Кэрол с каждым месяцем только в раж входила. Я слыхал, что этим дело не ограничивалось. Вроде бы они скандалили постоянно.
– Не могу представить, чтобы Август скандалил.
На самом деле очень даже могу. То есть зачем представлять, я это видела. Август в состоянии истерики – это двуногая катастрофа и глобальный катаклизм. В результате мы живем на Танире, персонал одного скромного отеля справедливо считает, что все принцы – сволочи, и нас до судорог боятся местные агентства недвижимости.
– При чем тут Маккинби, там Кэрол за двоих старалась. Сейчас-то она, конечно, не позволяет себе. Ей от жизни досталось, что ни говори. Развод, потом она похоронила отца и двух братьев, дочку родила неизвестно от кого. Вот после родов у нее мозги на место и встали. Я видел ее пару лет назад – это уже совершенно другой человек. Такой же, как ее дед, только в юбке.
