Когда печь была готова, её следовало просушить и Алёна сама зажгла в ней небольшой огонь от добытых ребятишками головешек из тлеющих перед хижинами костров.

Покрытый снаружи древесной корой банный шалаш мужчины густо обмазали глиной, чтобы пар в нём держался дольше  и тем завершили переустройство парилки.

Стеречь огонь в новой печке Алёна поручила Вуку и ещё двум мальчишкам, наказав поддерживать зажжённый ею внутри небольшой костерок для медленной просушки только что сбитой печки и ждать её.

– А мы с тобой, – обратилась она к Манефе, – пойдём на реку, смоем глину и ополоснёмся.

Они прошли по берегу на песчаную отмель и зашли неглубоко в воду.

– Макома совсем не такие люди, как у нас на Аляске колоши. Тамошние индейцы какие-то недобрые, злые. А эти макома как дети малые, – сказала Алёна.

– Там, на Аляске, жизнь суровее. И мы там для колошей люди пришлые. Кому понравится, когда в его дом чужой явится, – размышляла Манефа.

– Пришлые-то пришлые, но с добром ведь. На Кадьяке мы школу для индейских ребятишек открыли вон когда… Ещё при Шелихове, а потом и на Ситхе… Так что не с огнём и мечом мы туда на Аляску пришли: с книгами и  словом Божиим. Мы рабов из тамошних индейцев не делали. Они на нас не работали, а торговлю с нами вели.

– Всё так, Алёна, – согласилась Манефа, – да видно, мешали мы там другим иноземцам, до нас на эту землю американскую пришедшим. Вот и подговаривали они  колошей  против нас воевать… Сколько по матёрому берегу, сказывали, наших крепостей сожгли.

– А иных крепостей, кроме наших, там никогда и не бывало. Мне тятя сказывал, что те все беды наши от англичан. Вот  на Ситху опять напали, когда меня пираты схватили и на корабль свой английский же  уволокли… Я так и не знаю, что стало с крепостью нашей  Новоархангельской. Послушай, Манефа, – немного помолчав, сказала Алёна. – У аляскинских индейцев в обычае по две-три жены бывает. Так у них заведено. А у наших макома как?

– У макома в обычае одна жена, и они живут семьями.

– А если жена любовника заведёт?

– Это у них не воспрещается. Лишь бы только они встречались, не выходя из деревни, не тайно. Да и женятся они просто. Если молодому индейцу девушка пришлась по нраву, то он приходит в хижину и живёт с ней, а разонравится, то так же и бросает. Но вот на сёстрах у них жениться воспрещается. Даже на двоюродных или троюродных.

– А в других племенах у них родичи есть?

– А как же. Есть, конечно. Только в близких по языку их… Вот недавно, ещё до тебя, шаман Вывак вылечил одного из мужчин, так тот на радостях послал гонцов в другие племена, чтобы от них пришли знакомцы и родичи.  Те явились в большом числе. Так большой праздник был с песнями, танцами, с великой для всех радостью.

– Жалко всё же, что наши макома огородов не имеют и никаких овощей не сажают, – с сожалением сказала Алёна.

– А зачем им это, коли еда у них всегда под ногами. Главное, чтобы жёлуди были, ржица, ягоды да фрукты сушёные. Ну и рыба в реке… Помнишь, как ребятишки на днях из бани выскочили и в реку бросились?

– Ну и что?

– А то, что они намазались в бане мыльным корнем – дерево тут такое растёт. Ну, а когда этот сок ребятишки с себя смывают, то рыба в том месте от него усыпляется и всплывает наверх. Так они часто рыбу ловят… А однажды, помню,  на берег океана большой такой кит сам выбросился. Вот это был праздник у макома! Несколько дней китовину ели: жарили, варили, сушили.

– И все же, Манефа, я хочу научить их землю возделывать и сажать репу, картошку, тыкву, бобы. Только вот где семена добыть?

– Так я же тебе говорила, что тыкву посадила, – напомнила Манефа. – Вырастет – вот тебе и семена. Не знаю, однако, что у тебя с этим делом получится, но семена можно достать у других племён. У космитов, например, или у тиуменов. Живут они далеко в степи, вон за теми горами. А можно и в миссиях, на что-то обменять через индейцев, кто там доброй волей работает. Только вот наших там нет.

– Что-нибудь придумаем, – сказала Алёна и неожиданно пошла в воду во всей своей одежде. – Жарко, искупаюсь.

А когда вышла из реки на песчаную отмель, то, выжимая волосы и платье, сказала Манефе:

– Сарафан мой скоро в негодность придёт,  что я тогда носить буду?

– Я тебе юбку и безрукавку из заячьих шкурок сошью, и будешь ты как все женщины макома.

– Все женщины макома только передники из травы да тех самых шкурок носят. Я же не хочу голой ходить!

–  Не будешь. Ты же вождь племени  и я тебе сделаю одеяние вождя, но по-нашему, по-женски.

– Но у меня уже есть одеяние вождя.

– Оно для торжественных случаев, для  праздников. А я тебе сошью то, чтобы по вся дни ходить. И сарафан твой ещё пригодится. Я из него тебе кофту сошью.

– Спасибо, Маня… Пошли, посмотрим, как там наша баня…

И они направились по берегу к своему поселению.

– А про главное, про веник-то, мы  забыли, – спохватилась Алёна и они свернули к лесу, а вышли оттуда с двумя дубовыми вениками.

Толпа людей макома стояла у бани, не решаясь заходить внутрь без позволения вождя. Алёна с Манефой зашли туда первыми, а за ними и остальные. Но места было мало,  посмотреть же хотелось всем.

Тогда Алёна повелела всем сесть подальше от печки у самых стен бани и глядеть за действом, которое они с Манефой собирались вершить, а, попросту, показать, как надо париться в обновлённой бане.

Дыма было немного и он почти весь уходил в большое отверстие в крыше.

Алёна с Манефой присели возле печки.

– Как дела, Вук? – спросила Алёна. – Печка не развалилась?

– Нет, – сказал Вук. – Только немного трещин появилось.

Алёна  сама их сразу увидела, и они с Манефой тут же замазали неглубокие трещинки свежей глиной, смешанной с золой, а Вуку Алёна велела подкинуть в печку побольше  дров.

Пламя в печи разгорелось ещё сильнее и вскоре вода в котле бурно закипела.

– Ну, что же, Господи, благослови! – сказала Алёна. – Плеснём на каменку, испробуем, что у нас получилось.

– Давай, испробуем, – согласилась Манефа. – Камни давно готовы.

Она подала Алёне вырезанный из дерева ковш, а индейцам, сидящим напротив отверстия в печи, велела перебраться на другое место.

Алёна зачерпнула черпаком горячей воды и вылила её на раскалённые камни через отверстие у основания трубы. Тут же раздался сильный шипящий звук, и из отверстия в печи вырвалась огромная и тугая струя обжигающего, горячего пара. Люди, испугавшись, отбежали ещё дальше от этого места, а Алёна плеснула на камни ещё раз. И опять с громким шипением горячий пар вырвался из печки, а когда она в третий раз совершила это, удивительное для всех собравшихся макома, действо, то в бане стало так жарко, что некоторые из индейцев вышли наружу.

– Ну, а сейчас смотрите, что и как надо делать вам в парной бане, – сказала Алёна всем, сидящим на корточках индейцам. – Начнём с тебя, Вук.

Перед тем Манефа замочила дубовые веники в плетёнке с чуть горячей водой и подала один из них Алёне. А та, встряхнув его и потрогав дубовые листья рукой, стала хлестать горячим веником Вука по его темнокожей спине, по ногам, по животу и груди. Было видно, что Вуку все это было необычно, но очень приятно и он, улыбаясь, только щурил свои весёлые глаза.

Затем к мальчику подошла Манефа и стала натирать его меховой рукавицей, смоченной в зольной воде. Вук опять был доволен, а когда Манефа облила его с головы до ног чистой и прохладной водой, то он даже запрыгал от удовольствия и радости.

К Алёне подходили другие ребятишки, и всех она хлестала усердно горячим веником, а Манефа мыла их зольной водой и окачивала прохладной, которую таскали из реки мужчины.

Вскоре Алёна с Манефой  сами упарились, да и вода горячая в котле кончилась. В  него вновь залили холодной речной воды, а в печку подбросили дров.

– Ну, Маня, – утирая с лица пот и тяжело дыша, сказала Алёна, – теперь без нас люди сами разберутся, что и как делать надо. А мы  своё дело сделали.