— Но я не хотела, чтобы она выглядела как другие карты, — сказала она Микко. — Я хотела, чтобы она была лучше.

Это случилось после того, как ее неудачные рисунки вытащили из мусора, а девочка с няней стояли у кухонной раковины и мыли тонюсенькие собольи кисточки Микко.

— Как, по-твоему, она должна выглядеть?

Теодора только пожала плечами, вдруг застеснявшись сказать, что ей хотелось, чтобы карта выглядела как одна из маленьких картин, украшенных драгоценными камнями, в галерее средневековых рукописей Музея изящных искусств.

Она подавила зевок и стала собирать карты, и тут дверь открылась и заглянула Микко. На ней была ее обычная одежда, только белого цвета, красные, с вышитыми драконами тапочки, а в руках она держала большого белого кота.

— Ты все еще не спишь? — спросила она, глядя на карты, лежащие на постели. — Не можешь заснуть?

Девочка покачала головой.

Микко села на край кровати, а кот осторожно спрыгнул с ее рук и вскоре уже уютно лежал на мягком одеяле среди карт, не спуская с Додо своих загадочных голубых глаз.

— Ну, Фрэнки, похоже, готов остаться здесь на ночь. Ты не против?

Теодора радостно закивала. Коту не запрещали свободно расхаживать по квартире, но он редко покидал свое любимое место на стуле у окна спальни Микко.

Додо собрала карты и положила их в мешочек из фиолетового бархата. Няня вернула его в святилище виверн под окном, затем остановилась у двери:

— Спокойной ночи, Додо.

Силуэт Микко был освещен светом из холла и немного напоминал маму. Тоска сжала сердце Додо. Она быстро повернулась лицом к стене и пробормотала в одеяло: «Спокойной ночи».

У Гидеона была своя колода с виверной, сильно отличавшаяся от карт Теодоры. Их изготовили из тонких пластин слоновой кости, а рисунки нанесли красками, блестевшими, как драгоценные камни. В колоде было тридцать три карты. Кроме четырех обычных мастей: земли, воздуха, огня и воды, каждая из которых имела собственных короля, даму, рыцаря, пажа, шута и волшебника, — существовали семь драконьих козырей: грифон, василиск, виверна, огнедышащий дракон, змей, химера и горгона. Имелись также две самостоятельные карты, но не джокеры, а демоны, красный и черный.

Гидеон не знал бы, что делать с колодой Теодоры, где были сила, слабость и волшебные палочки. Все существа, конечно, имеют свои уязвимые места, например василиски боятся кошек. Что касается качества, которое Додо назвала силой, то маг считал его талантом. Грифоны могут находить золотые жилы в земле, почти так же, как свиньи — трюфели, а у химер такое музыкальное мурлыканье, что им можно убаюкивать капризных детей.

Но из всех драконов виверны — самые приспособленные для волшебства. Хорошая виверна быстрее самого быстрого сокола и неутомима, как охотничья собака. Но они гонялись не за кроликами, их обучали ловить младших демонов, а также отыскивать освобожденные чары. Эти существа были незаменимы для волшебников в их работе. Обученная виверна являлась на зов только того волшебника, который надел на нее ошейник. Но был способ обратить дракона против своего хозяина, запрещенный Дублинским соглашением 1420 года. Он назывался Поворотом. Если виверна выходила за пределы магии своего владельца и ее захватывали, то с этого момента он превращался в преследуемого. Начиналась погоня со смертельным исходом, как правило, для обоих.

Подобные мысли не давали Гидеону спать. Они с Мерлином проговорили за полночь, затем профессор пожелал ему доброй ночи и с неизменными какао и кроссвордом удалился в свою комнату. Волшебник пробудился от тревожного сна за час до рассвета. Он попытался вспомнить, что же так напугало его. Однако то ли сам сон был чарами, то ли его магическая сила ослабла от путешествия во времени, но удалось вернуть лишь небольшой отрывок. Кобольд, прыщавый худенький шестнадцатилетний ученик волшебника, одетый в костюм шута, давал представление с деревянными марионетками, изображающими демонов. За его спиной виднелись другие фигурки — волшебник, виверна, девица, — подвешенные за веревки на крючки и ждущие своей очереди. Но для кого разыгрывался этот спектакль? Густая тень окутала места для публики, и не было видно, присутствовал ли хоть один зритель на этом странном действе.

Гидеон сел и потер виски, прислушиваясь к шуму проходящих машин и мерному гудению холодильника. Наконец он сбросил одеяло и позвал Огонь. Игнус сорвался с каминной полки и подлетел к хозяину.

— Свет! — приказал чародей, и Игнус послушно вытянулся в факел холодного голубого пламени.

Волшебное сияние, исходящее от Игнуса, не очень-то подходило для работы. Свет лампы Мерлина был гораздо теплее и приятнее для глаз, но Гидеон еще не доверял электричеству.

— Ярче и меньше голубого, — сказал он, и как будто чтобы подразнить его, Игнус потускнел и заискрился кобальтовым светом, прежде чем сформировал шар серебряного огня, мерцавший подобно луне. Он поднялся и стал парить над плечом мага.

— Не двигайся. — Гидеон разложил карты в виде буквы Т: сначала одну, затем по три карты слева и справа от нее и, наконец, шесть сверху, всего получилось тринадцать. То, что он увидел, не обрадовало его. Маг смешал карты и заснул.

Обычно Гидеон хранил колоду аккуратно завернутой в голубой бархат и перевязанной серебряной веревочкой, но, торопясь попасть в коридор времени, он схватил ее и засунул в карман, надежно не упаковав. Раскладывая карты, маг и не заметил, что одной не хватает. В своем собственном времени он бы этого не пропустил. Но сейчас волшебник списал неприятное чувство, охватившее его, на последствия путешествия в будущее. А когда карты сами попытались привлечь внимание хозяина и слетели со стола, как от внезапного порыва ветра, маг поднял их, побранил, но так и не заметил, что козыря виверны среди них не было.

На следующий день Теодора спала допоздна, и только аппетитный аромат завтрака заставил ее встать с постели. Вытянув вперед руки, она пошла на кухню.

— Я чую запах плоти, — монотонно сказала Додо, подражая зомби.

— Ты чуешь французский тост, — ответила Микко, кладя его на тарелку и подавая ей.

Тост был намазан сладким сливочным сыром с голубикой. Когда девочка начала его есть, няня поставила перед ней большой стакан грейпфрутового сока.

— Когда поешь, быстренько одевайся.

— Купальник, шорты, босоножки? — спросила Додо. Так они говорили о купании в Уолденском пруду.

— Подойдет любая одежда без дырок.

Сама Микко переоделась в зеленый льняной сарафан и матерчатые босоножки, разрисованные вишенками. Волосы она собрала в конский хвост и завязала его зеленым шифоновым шарфом.

— Ты раньше никогда так не одевалась, — сказала Теодора. Ее собственные джинсы и футболка показались безнадежно скучными.

Микко пожала плечами:

— Ну, ты видишь меня главным образом в повседневной одежде. Но когда я не на работе, то люблю немного принарядиться.

— Ты же сейчас на работе.

— Ну, тогда считай это моей рабочей одеждой для загородных прогулок.

— А мы едем за город?

Микко выудила из сумочки очки от солнца со стеклами в форме кошачьих глаз, надела их и повернула ключ зажигания.

— Увидишь.

Стоял чудесный день. Большие рыхлые облака быстро бежали по небу, как корабли по океану. Теодора, уютно устроившись на заднем сиденье, смотрела в окно и время от времени украдкой поглядывала на Микко. Увидев ее в непривычной одежде, девочка вдруг подумала, что на самом деле она ведь совсем не знает свою няню. Это словно увидеть учительницу в супермаркете или в кино. Конечно, Додо знала, что у Микко есть прошлое: в нем существовали какой-то жених и почти полученная степень доктора искусств, но девочку вдруг заинтересовала обычная повседневная жизнь Микко.

Кто ее мама и папа? Есть ли другие Колодни, братья и сестры? Если Микко и ходила в выходные на свидания, то она никогда не рассказывала об этом. Теодора внезапно поняла, что она не знает даже, взяла ли няня Фрэнки котенком или забрала его уже взрослым из приюта. Микко старалась сохранить в тайне свою личную жизнь и делала это так успешно, что создавалось чувство, будто ее и вовсе нет.