И вот вся компания исчезла, терраса опустела, а я с тоской доела восемнадцатую устрицу. И тут выяснились две вещи.
Первую я отгадала самостоятельно, а именно — почему меня уговорили съесть восемнадцать устриц. Скорее всего, у хозяина бистро заканчивался начатый бочонок, не хотелось, чтобы оставшиеся шесть испортились, ведь я была наверняка последним клиентом в ту ночь, вот хозяин и решил их скормить бабе. О второй вещи еще долго говорили в забегаловке.
Компания удрала с террасы, не заплатив по счету. Поели от души, вино выпили, последний заказ был сделан явно напоказ, как и ссора — инсценирована, конечно. Все четверо исчезли как сон, как утренний туман, ищи-свищи. Оказалось, что сообразительная безденежная молодежь часто разыгрывает такие спектакли, но эти были просто талантливые актеры, у них все получилось совершенно натурально. Я готова была поклясться, что они от души веселятся, празднуя какое-то событие, и уже подумывала — не слишком ли веселятся, не придется ли вызывать полицию. Того же опасался и обслуживающий персонал кафе, и никто не сомневался, что сбежавшие вот-вот вернутся и честно расплатятся. Подождали мы, как идиоты, пару минут, официант даже сбегал за угол, посмотреть на драку, но там не оказалось ни души.
К счастью, это была Франция. Французы умеют ценить юмор и выдумку, как привыкли вообще ценить талантливое в искусстве, так что обслуживающий персонал хоть и остался в дураках, хоть и ругался последними словами, но все закончилось общим смехом. А кое-кто даже позволил себе восхититься артистичностью жуликов.
Неудивительно, что этот вечер мне запомнился, а потом я рассказала о нем детям.
Когда мы жили в Трувиле, ужинали в разных закусочных и ресторанах. Если это были маленькие кафе, названия которых я до сих пор не знаю, то мы сами давали им названия. Говорили: пошли к ворюге, к пьянчуге, к негру…
«Ворюгой» обозвали несчастного владельца кафе, где произошло описанное мною событие. «Пьянчугой»… нет, владелец кафе не был алкоголиком, как и первый не был вором. Просто когда мы посетили его кафе, то столкнулись там с пьяницей, который пытался завязать с нами дружбу…
Нет, по порядку. В том кафе намного больше хлопот доставил нам другой посетитель, приблизительно моего возраста, который, будучи абсолютно трезвым, вдруг принялся объясняться в любви юной Монике, уговаривая ее стать его женой. Правда, перед этим немного посомневался, кого выбрать, девушку или ее мать Зосю, но вовремя понял, что у Роберта есть кое-какие права на вторую даму, и престарелый Ромео выбрал свободную особу женского пола. Обо мне как-то и не подумал, уж не знаю почему… Из-за этой истории мы какое-то время избегали кафе пьянчуги, но потом все же вернулись, уж больно хорошим было там красное вино. Пьянчуга нам не очень досаждал, зато досаждал прислуге. Напившись за столиком, он пристраивался у стойки бара и принимался развлекать посетителей, разбивая бокалы. Нас удивляло безграничное терпение официантов и вышибалы, а когда мы деликатно и ненавязчиво как-то поинтересовались, отчего они не вытолкали его взашей, выяснилось, что упомянутый пьянчуга приходится владельцу кафе каким-то родственником и вообще постоянный посетитель, к тому же выгодный, неизменно щедро расплачивается.
Что же касается негра… Это был просто официант, и он один из немногих отнесся к нам по-человечески.
Сейчас поясню. Во Франции с большой строгостью подходят к часам приема пищи. Всему свое время. И даже если человек помирает с голоду, в пять часов пополудни он нигде не получит еды. Вот так. Кофе, правда, ему подадут, а также пирожное, мороженое, какие-нибудь пустяковые закуски, но ничего основательного в этот час не дождешься ни в одном из заведений во всей стране. Французы привыкли и не жалуются, иностранцу же придется туго, если он прозевает время, специально предусмотренное для приема пищи.
Завтракать можно до одиннадцати, иногда до двенадцати, второй завтрак начинается в час, иногда в полвторого, но после шестнадцати вас нигде не накормят. Прозевал человек паршивый второй завтрак, почему-то не проголодался в положенное время, захотелось ему поесть, скажем, в полпятого, в пять… Как же! Восемнадцать тридцать — не раньше, и то не везде, чаще обед подадут лишь в девятнадцать, а то и в девятнадцать тридцать…
Лично я уже к этому привыкла, и мне удалось даже полюбить чувство голода, иначе хоть кричи.
Но на курорте в то знойное лето, когда вся жизнь городка зависела от прилива и отлива моря, мы с Моникой порядком намучились. Именно тогда и спас нас негр, который не побоялся подавать нам еду даже в семнадцать тридцать. Вот сколь беспредельна была его человечность! За что я от всего сердца и желаю ему всяческих успехов в жизни!
Что ж, пожалуй, самое время вернуться к основной теме… хотя уже и сама не знаю, какая же она, основная.
Как я уже позволила себе заметить, первое место среди новомодных безобразий, я бы даже сказала — среди модных безобразных безумств, занимает одержимость телевидением. А первенство по части безобразности оно держит в силу нескольких причин, из которых важнейшую я назову в конце.
Во-первых, все новости, с картинками и без, телевидение распространяет среди самой широкой аудитории. И даже если кто-то не умеет читать и плохо слышит, то хотя бы увидит. По картинке догадается, о чем речь. Если же окажется настолько глупым, что все равно не догадается, то тем лучше для него.
Во-вторых, качество телеинформации для телевидения никакой роли не играет. Кроме, разумеется, тех программ, которые именуются государственными, хотя, откровенно говоря, я уже и сама не знаю, как назвать эти программы и в чьем ведении они находятся. Может, они вовсе и не государственные, а, так сказать, кооперативные, что ли? Содержание этих передач старательно просеивается, тщательно подбираются дикторы и обозреватели, а также корреспонденты, мужчины и женщины, которые львиную долю отведенного им времени отдают гласным. Первое место среди последних занимают бесконечные э-э-э-э-э, сразу же за э-э-э-э-э следуют а-а-а-а-а, остальные употребляются более-менее равномерно.
В-третьих, учитывая, что так называемый рейтинг популярности обратно пропорционален уровню передачи, то самый высокий рейтинг легко смоделировать. Камера может привлечь наше внимание к голой заднице певца, у которого во время выступления лопнули штаны. Или к какому-нибудь премьеру или президенту, если он будет демонстрировать состояние, близкое к свинскому, — по причине пьянства.
В-четвертых, и это самое главное, телевидение распоясалось.
Возможно, в этом нет вины самого телевидения, оно просто отвечает потребностям общества. К сожалению, я не знакома со статистикой, но не исключено, что примерно три четверти народонаселения нашей планеты мечтает выступить публично. Помаячить на телеэкране. Может, это будет счастливейший момент в их жизни? А телевидение выступает в роли верховного божества, скупо одаривающего человечество своими милостями.
Ну и нельзя не упомянуть о свинском отношении к зрителям. Конечно, это мелочь, но как же наглядно она показывает суть современного телевидения! Ничего не стоит внести изменения в программу, задержать или вовсе отменить ту или иную передачу. И кому какое дело, что зрители ждут именно ее. Телевидению на зрителя начхать.
Здесь, полагаю, самое подходящее место для того, чтобы самой извиниться перед читателями за то, что я их нечаянно подводила. Да, бывало и такое. Но виной тому случайности. Случайность — поразительно странная штука, абсолютно непостижимое явление, с которым невозможно бороться.
Судите сами. Например, спокойный день, когда у меня не намечено никаких встреч, когда я живу как нормальный человек, завтракаю не торопясь, кормлю кошек, читаю, работаю, а на вечер у меня запланирован просмотр телепрограммы, которая и длиться-то будет всего двадцать две минуты… Так почему за эти несчастные двадцать две минуты мне обязательно позвонят шесть человек?! Будто сговорились! Почему именно в те мгновения, когда передают прогноз погоды в варшавском регионе, непременно кто-нибудь звонит у калитки? Я редко смотрю телевизор, но почему именно тогда, когда я собираюсь что-нибудь посмотреть, обязательно заявится нежданный гость? Это что же, все нарочно кем-то подстроено?
