– Люблю сосну и все, что с ней связано, – сказал Савушкин, показывая на янтарные картины. – На предприятии, где только можно, сажаю сосны, пихту и можжевельник. Будем знакомы. Иван.

– Михаил. Владислав уже ввел меня в курс, но мне нужны подробности.

– Погоди, Миша. Ничего, что на ты?

– Не страшно.

– Вот и отлично. Миша, для начала мне необходимо твое устное резюме. Ты не обижайся, я это правило ввел еще в девяносто третьем и с тех пор каждый, кто приходит на работу, должен ответить, где работал раньше. Исключений было лишь три. Два из них – это сейчас не важно, а третье связано с вашими коллегами, которые позавчера получили прощальный пендель. Я должен узнать, как ты работал раньше.

– Хорошо. Перечисляю. Нижний – успех. Киев – неудача. Калининград – успех. Ноябрьск – успех. Вологда – успех. Белгород – успех. Карачаево-Черкесия – неудача. Продолжать?

– Не надо. Успех это победа?

– Не всегда. Успех это выполнение пожелания заказчика. Если разговор с самого начала шел о победе, успех – первое место. Если о том, чтобы место не ниже третьего – значит, это и есть победа. Были заказы не допустить победы определенного кандидата.

– Понятно. Миша, а если я скажу, что успех – моя победа, ты можешь гарантировать, что я стану мэром. Ты получил деньги, пообещал победить и победил. Можешь?

– Пока не могу. Смогу или нет – тоже пока не знаю. Для ответа такого уровня ответственности, в ситуацию пока не въехал. Но кое-что могу сказать уже сейчас. Если ты считаешь, что за полтора месяца до выборов тебе достаточно просто дать денег – я не говорю каких, больших или мелких и победить, то неудачу, в твоем понимании этого слова, я гарантировать могу.

Вошла Лиза с подносом. На нем стояла запотевшая бутылка «нарзана» и чашечка кофе для Котелкова. Рядом с чашечкой был стакан с водой.

– Спасибо, – Савушкин кивнул Лизе. – В такую погоду рекомендую с водой. Сам я не врач, но из медицинской семьи, так что почему турки пьют кофе именно таким способом объяснить могу. Но потом. А сейчас поясни то, что сейчас сказал.

– Так как ты из врачей, то пример под рукой. Представь, после аварии, бывает так, что пациента можно спасти и даже выходить против его воли. Пусть будет не авария, скажем, ранение при побеге. Приковали наручниками к койке и делают все необходимые процедуры, включая насильственное кормление. Так вот, Ваня, твой случай никакого отношения к моему примеру не имеет. Это другая история, когда пациента можно поднять на ноги только если он будет трудиться не меньше, чем врачи. Ты спрашиваешь, могу ли я что-нибудь гарантировать? Только лишь если увижу, что ты выполняешь два моих условия. Первое – ты слушаешься меня, как секретарша Лиза, ну, разве, за исключением… (Савушкин хмыкнул, сделав на минуту гримасу понятливого самца). Второе – меня слушаются твои люди. Ты их ежедневно накачиваешь, или дрючишь, не знаю, как у тебя принято. Главное, они работают. Конечно, понадобится и техника, и помещения и еще, много чего, но сейчас главное, чтобы люди были готовы слушаться.

Савушкин со смаком хлебнул минералки, как пьют с морозу водки. Встал, шагнул к окну, повернулся к Котелкову.

– Куришь?

– Бросил еще студентом.

– И я примерно так же. Какая-то рудиментарная привычка осталась – пальцы ищут сигарету. Тебя я понял. С моей стороны тоже будет условие. Одно.

– Какое?

– Игорь Вилорович, у нашего кандидата были проблемы с регистрацией?

– Нет, Сергей Иванович. Я распорядился заранее провести подготовительные мероприятия. Сотрудники комбината почти все поставили свои подписи, а также привлекли семьи.

– Надеюсь, в нерабочее время?

– Конечно. Я подробно изучил выборное законодательство и не допустил никаких нарушений. Товарищи, которые уехали перед вами, заявили мне, что в процессе сбора подписей ошибок допущено не было.

– Городской избирком пытался не допустить регистрацию?

– Нет. Председатель Белочкина смотрела волком, но все подписные листы признала законными.

– Ей было указано не допустить регистрацию Ивана Дмитриевича?

– Она знала, что между мэром и Иваном Дмитриевичем плохие отношения, поэтому отнеслась предвзято. Но указания препятствовать регистрации ей не поступили. По дошедшим сведениям, Назаренко сказал: «Пусть идет хоть в президенты России. Мне все ровно». Разумеется, выразил это в нецензурной форме.

– Это хорошая новость. А, Владимир Геннадьевич?

Но Куклинс не услышал оклика. Он сидел в соседнем кабинете и слушал Любовь Ивановну, а та подливала ему чай.

– Чтобы твои люди не вели бы себя так, как предыдущая команда. Понимаешь… Как бы тебе объяснить, на таком же простом примере, как твой? Нашел. Выражаясь по народному, есть евреи. А кроме них еще есть, как таки говорила моя соседка Мария Абрамовна, извиняюсь за выражение, жиды. Так вот, есть нетрадиционные сексуальные меньшинства, практикующие однополую любовь. А есть – пидоры. Те, которые уехали отсюда позавчера и были пидорами, во всех смыслах этого слова. По большому счету, уехали они во время. Еще две-три недели и если бы они вот так, как вы приехали бы на завод, то простые работяги их просто бы линчевали. И я не уверен, что охрана успела бы их спасти.

– Занятно. За что такая нелюбовь?

– За многое. И за хамство, и за мат при бабах, да еще с таким видом – раз глубинка, значит к такому привыкли. За пьянство в рабочее время. За желание всех немедленно построить.

– Мои тоже будут строить, – заметил Котелков, допивая «Эспрессо». – И очень жестко.

– Не спорю. Строить надо. Но не всех, и не всегда. Никогда нельзя строить подчиненных, когда ты пьян. Но и не это главное. Хотя, это то, что меня раздражало больше всего. Как бы проще объяснить… Ты что знаешь про мармелад?

– Считай ничего. Желейный, формовой, кусковой в шоколаде. То, что в России традиционно называют повидло, в Европе считается мармеладом.

– Кое-что знаешь. Я же знаю о нем все. Когда начали делать, когда привезли в Россию, какие главные фабрики его выпускали, какой сорт больше всего любил Хрущев, не говоря уже о всей технологии. Хотя, мармелад на моем первом производстве был побочной продукцией, основная – зефир. Если хочешь, я расскажу тебе все про кафель и плитку. Все, начиная от античной мозаики, до разницы, между живой и «убитой» плиткой. А почему? Потому, что я эту плитку выпускаю. Если когда-нибудь займусь издательской деятельностью, то буду знать все: от авторского права, до правил придумывания псевдонимов. Цену на бумагу и так знаю, благодаря ЦБК.

Савушкин вылил в стакан всю минералку, допил.

– А эти артисты ничего не хотели знать из принципа. Им выдали аналитические записки и им ничего не было нужно за их пределами…

– Здесь проще. Могу обещать, что такого не будет. Мои ребята очень любопытны.

– Я возвращаюсь к основному вопросу. Когда ждать ответа?

– Нормальный социологический опрос, два дня на обработку и день на обсуждение. Считай, что неделя. Но некоторые вещи будут нужны уже послезавтра.

– Хорошо. Любаша наверное уже сказала, что послезавтра вас сможем разместить?

– Где?

– Бывший пансионат. До центра полчаса пешком, легковушкой – пять минут. Транспортом обеспечим, с этим проблем не будет. Здание – целиком ваше. Горячая вода, кухня, сауна. Если еще какие проблемы…

– По мере поступления. Тогда мы сейчас едем в гостиницу.

– В «Ирхай». Там на вас четыре номера уже забронированы.

– Понадобится еще один. Команда начала подтягиваться с опережением.

– Это хорошо. Размещайтесь и не бойтесь: обидеть вас не должны. Пока раскрою маленький секрет: у меня есть своя разведка, в том числе и «крот» в окружении Батьки. В восемь вечера Батька читает аналитическую записку о городских новостях, если конечно, еще трезв. А в девять вечера эта записка у меня. Так что, сегодня вечером я смогу тебе сообщить известно ли Батьке о твоем визите или нет. Даже если он и узнает, то сразу не отреагирует.