Вскоре после 8.00 Харвуд отправил радиограмму с координатами «Графа Шпее», его курсом и скоростью. Он продолжал передачу примерно час, предупреждая все торговые суда в районе устья Ла-Платы о приближении рейдера. Теперь Адмиралтейство было в курсе передвижений Лангсдорфа. Понемногу чаша весов начала клониться на сторону Харвуда. Равновесие было нарушено.

Мрачный Лангсдорф покинул мостик, чтобы осмотреть повреждения «Графа Шпее». В «карманный линкор» попали 2 снаряда калибра 203 мм и 18 снарядов калибра 152 мм. Один из снарядов «Эксетера» пробил броневую палубу. Другой сделал большую пробоину с равными краями в носовой части корабля. Носовой бурун постоянно захлестывал в эту пробоину. Отчаянная пальба крейсеров Харвуда послужила причиной большинства потерь среди экипажа «Графа Шпее». Главный камбуз корабля был уничтожен, 4 кладовые были затоплены. Лангсдорф с радостью узнал, что машины «карманного линкора» совершенно исправны и что боевая мощь «Графа Шпее» практически не снизилась. Однако его настроение заметно упало, когда он медленно прошел вдоль сложенных тел погибших моряков. Были убиты 1 офицер и 35 матросов. Сейчас они лежали двумя рядами на палубе, накрытые кусками парусины.

Незадолго до 10.00 коммодор Харвуд отправил тяжелому крейсеру «Камберленд» приказ срочно следовать на соединение с эскадрой в устье Ла-Платы. В то же самое время Лангсдорф собрал офицеров для короткого совещания.

— Мы должны принять топливо, господа, — сказал он. — Поскольку наше возвращение в Германию означает переход через Северную Атлантику — а вы все знаете, что это такое посреди зимы — мы должны заделать пробоины в корпусе или мы вообще не сможем выйти в море. Поэтому я решил зайти в нейтральный порт.

Его глаза пробежали по лицам офицеров. Потом он повернулся к штурману «Графа Шпее» Ваттенбергу.

— Как далеко мы от устья Ла Платы?

— Примерно в 150 милях, герр капитан.

— Отлично, Ваттенберг, берите курс на Монтевидео. — Он встал. — Пока это все.

Через несколько минут после 10.00 Лангсдорф поднялся на мостик и начал рассматривать в бинокль британские крейсера. «Ахиллес», ошибочно завысив скорость германского корабля, приблизился на расстояние 21000 метров.

— Открыть огонь! — рявкнул Лангсдорф.

Прогремели 2 залпа. Первый упал слишком далеко, зато второй врезался в воду прямо под бортом «Ахиллеса». Его командир, капитан 1 ранга У. Э. Парри, резко повернул руль и отошел на восток, прикрываясь дымовой завесой. Когда крейсер вышел за пределы дальнобойности германских орудий, он снова повернул на запад и возобновил преследование.

Примерно в 11.00 Лангсдорф прямо по курсу заметил надстройки торгового судна. Его внезапное появление родило надежду отвлечь преследующие крейсера. Лангсдорф пошел в радиорубку и приказал отправить радиограмму:

Харвуд находился на мостике «Алкса», когда ему принесли эту радиограмму. Однако он на нее просто не ответил. Через полчаса он прошел мимо этого судна, не снижая скорости. По пути он запросил семафором у парохода «Шекспир», нуждается ли тот в помощи. Так как ответ был отрицательным, Харвуд не изменил курса.

Так как уловка с целью стряхнуть крейсера у себя с хвоста не удалась, Лангсдорф уселся в кресло на мостике и закурил сигару. Теперь у него на лице ясно проступило все напряжение, испытанное им в бою. На «карманном линкоре» воцарилась мертвая тишина, словно экипаж узнал, что их всех приговорили к смерти. Следующие 8 часов «Граф Шпее» следовал на запад. Вечером, в 19.15, он дал 2 залпа по флагману Харвуда. Попаданий не было, и «Аякс» быстро отвернул, поставив дымовую завесу.

Заходящее солнце висело, подобно огненному шару над уругвайским берегом, залив море расплавленной бронзой.

Около 20.00 Лангсдорф смог увидеть вырастающие вдалеке горы Сиерра де лас Анимас, Пан де Азукар и Черро дель Торо. Он достиг устья Ла-Платы, напоминающего исполинский рог изобилия шириной около сотни миль. Его образовало слияние рек Уругвай и Парана. В постепенно сгущающихся вечерних тенях Лангсдорф шел ближе к ее северному берегу. «Граф Шпее» оставил слева прибрежный маяк на острове Лобос, которые посылал в море вспышки света каждый 5 секунд.

В самом устье, примерно в 20 милях на юго-восток от Монтевидео, находилась песчаная отмель, названная Банко Инглез (Английская банка). Они имеет длину 16 миль и во время отлива над ней кипят буруны. «Граф Шпее» прошел к северу от нее, но Харвуд опасался, что Лангсдорф может обо гнуть отмель, и попытаться вырваться в море к югу от нее. Чтобы помешать этому, он приказал «Ахиллесу» следовать за «Графом Шпее», а сам повел «Аякс» вокруг южного края отмели. В 20.55 Лангсдорф повернул и дал 3 залпа по виднеющемуся вдали «Ахиллесу». Гром орудий гулко прокатился в полумраке. Крейсер ответил, но никто попаданий не добился. Грохот перестрелки поднял на ноги сотни уругвайцев.

С любопытством и страхом толпа жителей поселка Пунта дель Эсте следила за скоротечным боем. В период с 21.30 до 21.43 Лангсдорф дал еще 3 залпа, но все они легли недолетами. После этого орудия «карманного линкора» умолкли. Около 22.00 он миновал Банко Инглез. Через час германский корабль вошел на фарватер Монтевидео. Теперь коммодор Хар-вуд окончательно понял, что Лангсдорф не собирается прорываться в море, поэтому он остановился в нескольких милях от берега, чтобы следить за германским кораблем.

Пока «Граф Шпее» медленно шел по узкому фарватеру, Лангсдорф запросил разрешение войти в гавань, и ему разрешили стать на якорь на рейде Монтевидео. Через несколько минут после полуночи тяжелый якорь «Графа Шпее» с шумом упал в воду. Цепь загрохотала, вытягиваясь через клюз, и корабль, наконец, обрел покой, проведя в море 150 дней. Лангсдорф отправил большой кувшин фруктового сока и несколько буханок хлеба британским пленным. Немного позднее к ним пришел говоривший по-английски лейтенант Хетцберг.

— Джентльмены, сказал он, — для вас война окончена. Мы находимся в гавани Монтевидео, и скоро вас освободят.

Лангсдорф не получил возможности отдохнуть. Как только «Адмирал граф Шпее» прибыл в порт, началась жестокая дипломатическая битва. В нее были втянуты правительство Уругвая и послы Германии, Великобритании и Франции. «Графу Шпее» требовалось долгое пребывание в порту, чтобы ремонтники и сварщики заделали пробоины и восстановили мореходность корабля. Поэтому германский посол, доктор Отто Лангманн, запросил необходимый срок. На это последовали немедленные протесты английского и французского послов, которые напомнили уругвайцам, что корабли воюющих держав не могут оставаться в порту долее 24 часов. На это доктор Лангманн немедленно процитировал 14 статью Лондонского договора:

Английский и французский послы утверждали, что «Граф Шпее» может выйти в море. Лангманн заявлял прямо обратное. Зияющие пробоины в носовой части не позволяют кораблю сделать это. Такая ожесточенная перепалка поставила уругвайцев в тупик. Они склонялись на сторону союзников, но в то же время не желали открытого разрыва с Германией. Поэтому нейтральный Уругвай нашел соломоново решение. Была создана специальная комиссия для изучения повреждений германского корабля. После тщательного осмотра «Графа Шпее» комиссия пришла к заключению, что он действительно потерял мореходность. Однако она предложила капитану 1 ранга Лангсдорфу и его экипажу отремонтировать корабль всего за 3 дня. Лангманн запротестовал. Однако уругвайцы приняли вердикт комиссии как окончательный. «Карманный линкор» получил разрешение оставаться в Монтевидео всего 72 часа.

Надежда залечить боевые раны «Графа Шпее» улетучилась.

Лангсдорф освободил британских пленных и отправил 40 своих раненых в местный госпиталь. После этого он распорядился похоронить убитых. 36 гробов, укрытых флагами, стояли на главной палубе под охраной почетного караулы. Рано утром 15 декабря они были свезены на берег на катере и погружены на 9 автомобилей. Лангсдорф в парадной форме при палаше сопровождал похоронную процессию в Северный собор вместе с большей частью экипажа «Графа Шпее». Тела были погребены в братской могиле. После того как была прочитана последняя молитва, Лангсдорф рукой в белой перчатке отдал честь мертвым. Потом он взял горсть земли и бросил в могилу. Когда он повернулся, то увидел нескольких офицеров британских торговых судов, которые были освобождены совсем недавно. Их присутствие на похоронах было знаком уважения к рыцарскому поведению Лангсдорфа. К венкам, возложенным на могилу, они добавили еще один, в знак своей скорби. На ленте была надпись: