Снега со вчерашнего дня не выпадало, проложенная экспедицией колея хорошо сохранилась, поэтому двигались быстро. После полудня, когда подтопленный солнцем наст затвердел, Фандорин и Маса стали поочередно вылезать из саней, бежали рысцой по часу, по полтора. Попробовал и Одинцов, но без привычки через версту выдохся.
Привал устроили всего один, и короткий, покормить коня. Нужно было во что бы то ни стало добраться до Зелень-озера прежде темноты.
И ничего, успели – аккурат с последним отсветом гаснущего дня.
Может, летом озеро и было «зелень», но сейчас, в послекрещенскую неделю, на нем не виднелось ни единого зеленого пятнышка. Широкая белая равнина да по краю голые черные деревья, причем ни одного хвойного.
Колея привела к плесу, над которым, подсвеченный закатным солнцем, торчал маленький бревенчатый дом.
– Охотники срубили, – объяснил Одинцов. – Отсюда по-зимнему четыре пути: налево по берегу – в Салазкино, направо – по берегу в Латынино, напрямки через озеро – в Бахрому, а наискось – в Бесчегду. Повсюду живут раскольники-беспоповцы, рыболовствуют. К кому из них наперед наши поехали – не могу знать.
– Если и п-поехали, то не все.
Эраст Петрович, прикрыв глаза ладонью, разглядел возле дома повозку – закрытую, квадратную. Кажется, евпатьевская.
Подъехали ближе, услыхали мерный стук и увидели знакомого кучера. Он колол дрова.
А потом на крыльцо вышел рослый мужчина в распахнутой на груди рубахе – сам Никифор Андронович.
Увидев, кто пожаловал, промышленник сурово насупился.
– Эк раззлобился, – вполголоса пробормотал Ульян. – Пожалуй, на порог не пустит…
Пустить пустил, но сразу объявил, что требует объяснений. В фандоринской записке сообщалось лишь, без каких-либо резонов, что ездоки последних саней приняли решение вернуться в Богомилово.
Но когда Никифору Андроновичу рассказали про случившееся несчастье, он дуться перестал. О преставившихся книжниках сказал без сантиментов – коротко и горько:
– Плохо это, хуже некуда. Деды эти большой авторитет имели. Их пример на многих подействует. Ох, Лаврентий, Лаврентий. Хорошо удар рассчитал…
А потом заговорил про своих спутников. Оказывается, прибыв на это место, где дороги расходились в четыре стороны, участники экспедиции решили разделиться.
Алоизий Степанович отправился в самое большое село, Бахрому.
Его помощник Крыжов поехал в Бесчегду.
Благочинный с дьяконом вызвались сходить на лыжах в Латынино.
Психиатр пошел пешком в ближнее Салазкино, к которому вела хорошо утоптанная тропа.
– А я решил остаться здесь, – закончил недолгий рассказ Евпатьев. – Жду, чтобы старосты, все четверо, сюда пожаловали. Будем вместе решать, как людей от беды уберечь.
– Толково, – одобрил урядник. – Вдали от своих деревенских старосты посговорчивей будут.
Эраст Петрович спросил:
– А д-дамы где?
Усмехнувшись на слово «дамы», Никифор Андронович ответил:
– Распрощались с нами. У Кириллы свой маршрут. Пошла через лес к Старосвятскому скиту.
– Кто там живет?
– Никто. Раньше старицы обитали, да уж лет десять, как последняя померла. Но место почтенное, богомольное. Там часовенка Параскевы Пятницы, покровительницы семейного мира и детского здоровья. Бабы любят туда своих ребятишек водить. Вот и Кирилла девочку повела. Вернее, девочка ее… А что намерены предпринять вы, господа?
– Что до меня, буду читать про овец. – Фандорин сел к столу, придвинул поближе керосиновую лампу и вынул из кармана грамотку. – Читать и д-думать.
– Про каких еще овец?!
– Про б-белорунных. Интереснейший документ. Я его прочел наскоро, один раз. Теперь хочу изучить как следует. Читаю вслух. Будьте внимательны. Я полагаю, что в этом тексте к-ключ.
Ключ
«А в ино время спасался аз в обители некой, старинным благочестием светлой, – приступил к чтению Фандорин, предварительно разъяснив, откуда взялась бумага – такая же, как в денисьевской мине. – Бысть обитель сия крепко устроена, богата пашнями и скотами, а пуще всего овцами белорунными. И дал мне отец игумен послушание пасти стадо овечье, числом обильное. И в один день, утрудившись за тем стадом доглядывать, присел аз у дерева дуба, и уснул, и видел сон. Привиделась мне земля у добра праведных…».
– Какая-какая? – переспросил напряженно слушавший Одинцов.
– «Земля у добра праведных», – повторил Эраст Петрович, пожав плечами. – Не знаю, что это означает.
Евпатьев нетерпеливо воскликнул:
– Да читайте же дальше! Мне этот текст знаком. После расскажу. Читайте!
– «…Привиделась мне земля у добра праведных. И сделалось мне томно, так-то страшно. Будто сижу аз на большом лугу, близ темного леса и сплю, а овцы мои разбрелись кто куда. И снится, будто вскинулся аз ото сна и вижу – беда. Овцы мои белые кто где. Одни у самой опушки, и от тени дерев руно их потемнело. Иные уже в самой чаще, и несутся оттуда крики и блеянье, ибо дерут моих агнцев волчищи. А солнце уж низко, того гляди зайдет, и выскочат волки из лесу, и все мое стадо задерут.
Напал на меня страх велик, забегал аз по полю, а что делать? Не собрать мне овец, далеко и широко разбрелись.
Вижу близь малую толику – баран, овца да ягненок. Выгнал на дорогу, хворостиной стегнул – побежали, слава Господу. Спасутся.
Другую толику есте нашел, тож погнал…».
– Опять непонятно, – теперь уже сам прервал чтение Фандорин. – Что такое «есте нашел»?
– «Есте» на современном языке так и будет – «есть», от глагола «быть». Какая-нибудь утраченная грамматическая форма, я не специалист, – сказал Никифор Андронович. – А может, просто ошибка писца. Это часто бывает: один опишется, а все последующие старательно копируют, потому что иначе – грех.
– Дальше опять невразумительно: «За нею глаголя и третью».
– Ну это-то ясно. «Глаголя» – в смысле «разговаривая», «приговаривая». Не останавливайтесь, читайте.
– «…За ней глаголя и третью. И еще за одною полуиже поспел. А больше, зрю, не поспеть. Солнце до половины за лес утопло, волки с волчихами из-за дерев щерятся, много их, а попереди всех Волк-Антихрист, и крыж у него во лбу, а имя тому Антихристу – Зуд. Погибель настала! Что отцу игумену скажу, как спросит: „Где стадо мое?“
И пал аз, грешный, на колени и закрыл очи, чтобы не землю, а Небеса увидеть. Замолился Богородице: защити, научи, Дево, как агнцев белых спасти?
Сжалилась Пречистая, речет мне с золотого облака: «Белых не спасешь, беленьких спасай».
Поднялся аз, спустил собак своих, пса и псицу. Пес убоялся рыка волчьего, поджал хвост и прочь утек. Псица же не устрашилась, беленьких мне с поля собрала, и погнал аз беленьких в обитель, а за мной крик и плач бысть велик – то волчищи остатнее стадо драли.
И вышел ко мне игумен, и спрашивает: «Скажи, инок, где большое стадо мое?»
Повалился аз в ноги, плачусь: «Грешен, господине, слаб, недостоин. Кого поспел из белых, пригнал, числом весьма немногих, да еще беленьких, а прочие пропали».
И рек игумен: «Меленьки да беленьки, на крыла да в ангели».
И простил меня, и благословил».
– Больше ничего. К-конец. И на обороте пусто. Ну, Никифор Андронрвич, что скажете?
Евпатьев уверенно заявил:
– Ничего тайного в этой записи нет. Отрывок из «Видения старца Амвросия», довольно известного памятника петровской эпохи. Амвросий – один из духовных чад протопопа Аввакума, биографические данные крайне скудны. Судя по тому, что «Видение» написано простым, разговорным языком, это был человек без церковного образования, из мирян. Списков этого сочинения существует много. Как я уже сказал, в них встречаются разночтения и просто непонятные места. Позвольте взглянуть?
Никифор Андронович взял грамотку, внимательно рассмотрел.
