Литмир - Электронная Библиотека

Вконец запуганный, уже мало что соображавший Эдвард Легг, запинаясь и не глядя на окружающих, подтвердил, что на тайной встрече в доме Стэндфилда присутствовали все шесть обвиняемых. По его словам, ему завязали глаза, провели куда-то наверх, заставили стать на колени и повторить слова, смысла которых он не очень-то и понял: что-то вроде необходимости бастовать в целях повышения заработной платы и обязательства соблюдать тайну, но что конкретно имелось в виду - он затрудняется сказать. Затем ему развязали глаза, и он увидел Джорджа и Джеймса Лавлессов, стоявших под огромным изображением смерти с косой в руках. Потом вслух читали что-то еще, но “я не помню что”, а потом Леггу дали поцеловать какую-то книгу, “по виду напоминавшую Библию”.

На этих невнятных доводах, подкрепленных не менее туманными показаниями другого свидетеля — Локка, королевский суд и построил все свое обвинение. Точные слова этой якобы незаконной клятвы, равно как и конкретные обстоятельства, при которых она произносилась, в суде так и не прозвучали.

Адвокат братьев Лавлесс мистер Дербишир сделал для своих подзащитных все возможное. Он красноречиво обрисовал их трудолюбие и положительные характеры, убедительно доказывал, что подобные действия давно уже стали неотъемлемой частью фактически узаконенной практики вступления в “союз” и что, исходя из принципа прецедента, состава преступления в них нет; что же касается ссылок на Акт 1797 г ., подчеркивал мистер Дербишир, то он был принят исключительно в обстановке серьезных волнений на королевском военном флоте и, следовательно, совершенно неправомерно распространять его на сферу гражданских дел. В конце своего выступления он особо отметил, что упомянутый “союз” никогда и ни в какой форме не допускал угроз или насильственных действий по отношению к работодателям или собственным членам.

Никому из обвиняемых не разрешили выступить в качестве свидетеля и под присягой дать показания в свою защиту; только Джорджу Лавлессу как их представителю было позволено сделать письменное заявление. В нем он писал:

“Милорд! Если мы и нарушили какой-либо закон, то сделали это непреднамеренно. Мы не причинили ущерба ни конкретному лицу, ни чьей-либо репутации, ни чужой собственности. Мы хотели объединиться, чтобы вместе уберечь самих себя, своих жен и детей от полного обнищания и голодной смерти. Мы требуем доказательств (от кого бы они ни исходили — от одного человека или от группы людей) того, что мы действовали или намеревались действовать иначе, чем это изложено в моем заявлении”.

Это заявление зачитали (“пробормотали”, как потом отметит Лавлесс) членам жюри присяжных, и позже оно было опубликовано в прессе. Сдержанное по форме, точное по сути и полное настоящего человеческого достоинства, оно было красноречивее, чем многие тома.

В заключительном выступлении судья Уильямс “рекомендовал” присяжным признать всех подсудимых виновными, поскольку факт принесения ими незаконной клятвы был, бесспорно, доказан. Он также не упустил возможности еще раз напомнить суду о том, что подобные тред-юнионы грабят своих членов, беззастенчиво выжимая членские взносы из их мизерных зарплат, а их конечной целью является уничтожение собственности как таковой.

После краткого обсуждения в совещательной комнате жюри присяжных единодушно пришло к выводу — “виновны”, на основании чего суд приговорил всех шестерых к максимальному наказанию - семи годам каторги в ссылке. “Для назидания и предостережения другим” — так прокомментировал приговор судья Бейрон Уильяме.

После оглашения приговора Джордж Лавлесс быстро что-то написал на клочке бумаги и, когда его выводили из здания суда, бросил записку в собравшуюся толпу. Это оказалось стихотворение, впоследствии ставшее известным как “Песня свободы”. Следует отметить, что автором ее был не Лавлесс, который, хотя именно ему нередко приписывается авторство, никогда на это не претендовал.

От луга и от пашни.

От кузни, от станка.

Идем мы, чтобы наши

Вернули нам права.

Вперед нас Бог ведет!

Свобода нас зовет!

Не бряцаем оружьем.

Не проливаем кровь.

Пусть справедливость служит

Основой всех основ.

Законом и порядком

Вернем права отцов.

Вперед нас Бог ведет!

Свобода нас зовет!

Особого упоминания в связи с этим процессом заслуживает Джеймс Хэммет. Как выяснилось позднее, ордер на арест был выписан на его имя по ошибке, так как на тайной церемонии посвящения в члены Толпаддлского отделения ООТ присутствовал не он, а его брат Джон. Однако, поскольку жена Джона должна была вот-вот родить своего первенца,

Джеймс сознательно взял на себя вину брата и отбыл за него весь срок наказания. Остальные пятеро, конечно, об этом знали, но по просьбе Джеймса также молчали. Такова была моральная сила этих пионеров английского тред-юнионизма! Скованных одной цепью, облаченных в каторжные одежды осужденных провели по улицам города. Затем их два долгих месяца продержали в обществе отпетых уголовников в переполненных, тесных, зловонных трюмах полусгнивших кораблей, служивших чем-то вроде плавучей пересыльной тюрьмы для приговоренных к высылке преступников. Джорджа Лавлесса как “предводителя заговорщиков” от односельчан отделили.

Наконец наступил день прощания с родиной. Пятерых толпаддлцев погрузили на специальный пароход “Суррей” и 11 апреля отправили отбывать наказание в Новый Южный Уэльс. К порту высадки (Сидней) они прибыли через 16 недель изнурительной качки и почти круглосуточного пребывания в душном и зловонном, до отказа набитом трюме (на палубу их выводили не более чем на четыре часа в день). Для многих заключенных это плавание стало равнозначным смертному приговору. Джорджа Лавлесса отправили другим пароходом на остров Ван-Дименс-Лэнд (ныне Тасмания) с местом высадки в Хобарте. Там он работал некоторое время на строительстве дороги, а затем был переведен на государственную ферму, где с него наконец-то сняли кандалы и заставили пасти скот. Пятерых его товарищей-односельчан распределили на фермы поселенцев в различных частях Австралии; поселенцы имели возможность “покупать” заключенных у правительства по цене один фунт за человека. Так что в любом случае сосланных заключенных вполне можно было считать рабами.

Суд над Джорджем Лавлессом и его товарищами, который был “увенчан” неоправданно жестоким приговором, вызвал в Англии настоящую бурю протеста. Трудовой народ понял, что хотя “толпаддлских мучеников” осудили за принесение тайной клятвы, их истинное “преступление” (в котором, кстати, не было ничего противозаконного) состояло в организации тред-юниона для защиты собственных прав. Люди хотели знать, почему же в таком случае власти не преследуют за ритуал тайных клятв Орден оранжистов, общество “Олд-феллоуз”, масонов и ряд других такого рода организаций. На имя короля Вильгельма IV поступало огромное количество петиций с требованием объявить безвинно осужденным толпаддлцам амнистию и предоставить им возможность немедленно вернуться на родину (король на все эти обращения ответил отказом). По Англии прокатилась волна массовых митингов и манифестаций. Дело “дорчестерских работников” стало главным политическим вопросом страны. Даже противники тред-юнионизма были вынуждены признать, что в данном случае допущена очевидная несправедливость и на этот раз рамки закона “растянули” слишком далеко; организованные же рабочие увидели в этом прямую угрозу и самим себе, и своим союзам. В сложном положении оказалось и правительство: депутаты парламента постоянно тревожили его запросами на эту важнейшую проблему дня. Политические страсти разгорелись еще больше, когда стало известно, что мировой судья Джеймс Фрэмптон — тот самый, который затеял все это дело, - добился лишения семей осужденных толпаддлцев пособия по бедности (или в случае потери кормильца) , цинично заявив жене одного из них — миссис Стэндфилд: “…вы будете мучиться от нужды, и пощады себе не ждите”. В ответ на произвол Фрэмптона английские тред-юнионы создали постоянно действующий фонд помощи семьям безвинно осужденных “толпаддлских мучеников”; руководил всем этим лондонский Дорчестерский комитет.

57
{"b":"176841","o":1}