* Нельсон, Горацио (1758—1805) — английский адмирал, участник более 100 морских сражений, в большинстве которых он одерживал победы. В своем последнем сражении 21 октября 1805 г . у Трафальгарского мыса (юго-западное побережье Испании) Нельсон разбил соединенные флотилии Франции и Испании, но сам был смертельно ранен. Тем не менее о его “гуманности” и “прогрессивности” по отношению к морякам можно говорить, лишь сравнивая его с реакционными адмиралами или генералами. Нельсон вряд ли видел в своих матросах и офицерах что-либо иное, нежели живой материал для достижения новых побед. Прим.ред.

Порядок и дисциплина на борту поддерживались методами, которые нельзя было назвать иначе, как чудовищными и бессмысленно жестокими. За малейшую провинность матросам грозила порка девятихвосткой (плеть с девятью “хвостами”, в которые были вшиты шипы) : два-три удара, и у жертвы лопалась кожа, еще несколько взмахов — и плеть раздирала тело до костей. Дюжины ударов — стандартное наказание за “обычные” проступки — вполне хватало, чтобы на много дней обездвижить молодого здорового моряка. За более серьезные нарушения дисциплины провинившегося могли приговорить к 300 ударам или “провести по флоту”, т.е. перевозить с корабля на корабль, подвергая порке на каждом из них, — и то, и другое практически означало смертную казнь. Французы называли пленных английских моряков тиграми, но не за их свирепый нрав, а за исполосованные, в кровавых рубцах и шрамах спины (в вооруженных силах Франции телесные наказания были отменены в самом начале революции 1789—1794 гг.).

Царившая на военных судах атмосфера безжалостной тирании неизбежно порождала чувство взаимной ненависти между матросами и командным составом. В этом отношении многое, конечно, зависело от личности капитана, с которого брали пример и его подчиненные. Имена жестоких самодуров, превративших свои корабли в “плавучий ад”, произносились со страхом и едва прикрытой ненавистью; если же среди капитанов попадался такой, кто старался относиться к матросам справедливо и милосердно, то весь экипаж его боготворил и был в буквальном смысле слова готов отдать за него жизнь.

Таким добрым и справедливым офицером был, в частности, адмирал лорд Хоу — номинальный командующий ламаншским флотом, в апреле 1797 г . стоявшим на спитхэдском рейде, недалеко от Портсмута. Сам Хоу из-за преклонного возраста (ему был 71 год) в море практически не выходил, да к тому же именно в это время его скрутил жестокий приступ подагры, поэтому обязанности командующего исполнял адмирал Бридпорт. Внешне все шло как обычно: между кораблями сновали лодки, загружался провиант и боеприпасы, ремонтировался и обновлялся такелаж, словом, выполнялась размеренная стандартная работа флота во время стоянки в порту. Однако одновременно с этим на переполненных батарейных палубах и в полубаках, на твиндеках и в дальних отсеках интенсивно велась тайная работа совершенно иного рода, о которой адмиралтейство не только не имело ни малейшего понятия, но даже в мыслях не допускало такой возможности во флоте Его Величества: в укромных местах собирались матросы, избирали делегатов во флотский комитет, тайно встречавшийся на одном из судов, составлялся перечень претензий и требований, готовились конкретные акции протеста, вырабатывалась стратегия альтернативных решений и т.д. и т.п. Инициаторы и вдохновители этой идеи остались неизвестны, но, скорее всего, это были не “старые морские волки”, а жертвы насильственной вербовки - грамотные, не закосневшие в морской лямке люди, привыкшие к иной, более приятной жизни.

16 апреля, прибыв на свой флагманский корабль “Королева Шарлотта”, адмирал Бридпорт приказал поднять сигнал флоту сняться с якорей и выйти в открытое море. Однако вместо того, чтобы по свистку боцмана занять свои места, матросы — все до единого — с ловкостью кошек вскарабкались на мачты и дружно проскандировали или, вернее, проревели троекратный призыв, которого, судя по всему, ждала вся эскадра. Находившиеся же на флагмане морские пехотинцы (а на них лежала обязанность поддерживать порядок и дисциплину) даже и не пытались пресечь этот пассивный бунт; они безучастно стояли, опершись на свои мушкеты, как будто происходившее вокруг их совершенно не касалось. Случилось невероятное, катастрофическое — британский военный моряк отказался выполнить приказ!

Невероятно? Не совсем так. В адрес адмиралтейства давно уже поступало множество писем от матросов с жалобами на нищенскую оплату, отвратительное питание и злоупотребления властью со стороны командного состава, однако, поскольку письма практически всегда были анонимными, чиновники их попросту игнорировали, убеждая самих себя в том, что это происки платных профранцузских агитаторов.

Далее события развивались следующим образом: от каждого из 16 кораблей эскадры на “Королеву Шарлотту” прибыло по два делегата*; они беспрепятственно поднялись на борт, заняли комфортабельную кают-компанию адмирала и, назвавшись Генеральной ассамблеей эскадры, приняли на себя командование ламаншским флотом. Ни адмирал Бридпорт, ни подчиненные ему офицеры к помощи морских пехотинцев прибегать не стали, решив ничего не предпринимать до получения инструкций от адмиралтейства.

* Делегатами, как правило, избирались наиболее грамотные, знающие и уважаемые члены экипажа, лучшие представители матросской среды, куда входили также унтер-офицеры, помощники комендоров и рулевых и даже гардемарины. Иными словами, это были лица, имевшие собственную точку зрения, и их вряд ли можно было считать жертвами или сообщниками якобинцев-агитаторов.

Затем члены Ассамблеи составили две петиции с изложением своих требований и просьбой не отказать в помощи. Одну они отправили “другу матросов” адмиралу Хоу, другую — в палату общин. Однако за этим ничего не последовало. Хоу передал полученную петицию в адмиралтейство, где верные своим традициям бюрократы ее попросту проигнорировали; не удостоил матросов ответом и английский парламент.

Теперь одной из главнейших задач Ассамблеи было не допустить на флоте беспорядков и сохранить единство среди матросов. На флагмане между леерами была натянута веревка — напоминание и офицерам, и рядовым о бренности человеческого существования. Матросы получили строжайшее распоряжение: нести службу без нарушений, подчиняться уставным требованиям офицеров и под страхом смертной казни не допускать никаких проявлений насилия. Вместе с тем Ассамблея официально проинформировала лордов адмиралтейства о том, что ни один военный корабль не поднимет якорь до тех пор, пока не будут выполнены требования матросов. В подтверждение того, что дела идут нормально, экипажу каждого корабля предписывалось ежедневно в 8 часов вечера выстраиваться на борту и трижды скандировать условленную фразу. Кроме того, все матросы (и морские пехотинцы) в присутствии своего делегата поклялись “именем Создателя следовать избранным путем до полной победы”. Было также оговорено, что в случае непредвиденных осложнений или попытки офицерского контрмятежа на корабле должен быть незамедлительно поднят красный вымпел или, если это произойдет в ночное время, вывешены на мачту один над другим два зажженных фонаря.

Лорды адмиралтейства, как всегда, действовали, не особенно задумываясь над последствиями своих поступков. Они приказали Бридпорту арестовать заговорщиков и незамедлительно вывести флот в открытое море. В ответном письме адмирал, более трезво воспринимавший создавшуюся ситуацию, в буквальном смысле слова умолял хотя бы на время отменить приказ, аргументируя это тем, что в данный момент такое решение невыполнимо и может привести к еще большим осложнениям. Ассамблея в свою очередь также, но только в ультимативной форме проинформировала “их светлости” (т.е. лордов) о том, что “ни один корабль не снимется с якоря до тех пор, пока не будут удовлетворены все требования матросов… пока каждому матросу специальным указом короля не будет гарантирована полная амнистия …” Единственное, что могло заставить матросов изменить свое решение, — это появление французского боевого флота.