В тон ему, только не жалуясь, а страстно обвиняя, звучит популярное четверостишие тех времен:
Закон тебя поставит на правеж,
Коль ты гуся в общине украдешь.
Но почему ж молчит законность вся,
Когда крадут общину у “гуся”?*
*Здесь непереводимая игра слов: по-английски слово “доозе” одновременно означает и “гусь” и “дурак”, “простофиля”. — Прим. перев.
Появление новых машин, и прежде всего парового источника энергии, положило начало постепенному процессу замены ручного труда машинным, ознаменовав собой принципиально новую эру промышленного производства. Предприимчивые дельцы лихорадочно строили огромные здания, которые получили название “фабрик”, там они устанавливали станки и другие механизмы, приводимые в движение силой пара. Оплатив стоимость строительства зданий, оборудования и затраченного труда, они, естественно, считали своей законной собственностью и конечный продукт. Так зарождалось товарное производство — процесс, который мы давно уже привыкли принимать как нечто само собой разумеющееся, но для тех времен он стал поистине революционным нововведением, основной составной частью зарождавшейся капиталистической системы хозяйствования. К тому же периоду относятся и первые попытки ввести разделение труда на производстве, в результате чего рабочий постепенно лишался и радости созидательного труда, и законной гордости мастера за изготовленное лично им изделие.
Развитие железных дорог, растущий спрос на все более совершенное оборудование и потребность государства в современном для того времени оружии и военно-морском флоте привели к беспрецедентному росту горнодобывающей и металлургической отраслей. Незначительные, ранее мало кому известные деревеньки и провинциальные городки в районах обнаруженных залежей железной руды буквально за несколько лет вырастали в гигантские промышленные центры — Бирмингем, Лидс, Манчестер и т.д. Англия вступала в драматическую эпоху, которой было суждено превратить ее в первую индустриальную державу земного шара, в “мастерскую мира” с первым на нашей планете классом обезземеленных рабочих.
Начальные десятилетия практически бесконтрольного функционирования молодой капиталистической системы, когда она еще не ограничивалась ни традицией, ни законом, стали для широких народных масс годами невиданного обнищания и страданий. Оказавшись не в состоянии конкурировать с новыми высокопроизводительными машинами, многочисленные кустари-надомники и ремесленники были вынуждены бросать свое дело* и либо становиться полностью бесправными обитателями работных домов, либо влачить жалкое существование на нищенское пособие по бедности, либо, работая по 14—16 часов в день, превращаться в рабов тех самых машин, которые разрушили их жизнь.
* Например, стоимость работы ткача за выработку определенного количества однотипного материала упала с 39 шиллингов в 1795 г . до 5 шиллингов в 1830 г.
В анонимной “Жалобе” тех лет так говорится об этом:
Мой жаркий пот, мой тяжкий труд
Меня лишь к жалобам ведут.
И я в отчаяньи проклял
Тот день, когда в сей мир попал.
Ни шиллинга мне не сберечь!
Придется нищим в землю лечь…
Некогда процветавшие, по-настоящему искусные ткачи-рукодельники — лучший тому пример. В личном дневнике придворного вельможи и литератора Чарльза Гревилла мы находим следующую запись от 17 февраля 1832 г., посвященную бедственному положению ист-лондонских ткачей: “Вчера беседовал с одним человеком из Бетнал-Грин о делах этого района. Все они там ткачи, живущие своеобразной коммуной… Почти все из них лишены работы и не имеют возможности ее найти: 1100 из них живут в ночлежках по 5—6 человек на спальное место. 6000 влачат нищенское существование на благотворительные подачки… Район практически целиком находится в состоянии банкротства и безнадежной нищеты”.
На растущих как грибы фабриках и промышленных объектах не существовало никакой охраны здоровья и труда рабочих. Это признавал даже такой в высшей степени респектабельный журнал, как “Джентльменc мэгэзин” (в буквальном переводе “Журнал для джентльменов”. — Прим. перев.), в 1782 г . сообщивший своим почтенным читателям об условиях жизни этих новых пролетариев: “Они задыхаются от вредоносных газов в шахтах и рудниках или становятся жертвами ядовитых испарений во время обработки металлов, масел, порошков, жидких составов и т.п. На фабриках они являют собой печальную галерею слепых, хромых, преждевременно одряхлевших астматических и увечных инвалидов или полуинвалидов, в которых едва теплится жизнь…”
Безжалостная эксплуатация таких вот несчастных, среди которых не исключением были и малолетние дети (начиная с семи лет), 14—16-часовой рабочий день, превративший всю жизнь рабочего в беспросветное чередование непосильного труда и короткого сна, нищенский уровень заработной платы, которой едва хватало для поддержания скудного существования, - вот на какой основе взросли баснословные состояния первых капиталистических промышленников и их верных союзников — финансистов.
Рабочим не на что было надеяться, неоткуда было ждать улучшений. Традиционный уклад их жизни, основанный на кустарном производстве в родных деревнях и в отдельных городских районах, где имело какой-то вес мнение каждого человека, канул в вечность; на смену ему пришла бездушная, не знающая пощады капиталистическая конкуренция.
В романе “Сивилла” дальновидный тори и будущий премьер-министр Англии Бенджамин Дизраэли*, говоря о рабочих того периода, отмечал: “Для них характерно не объединение усилий, а разобщенность… Христианство учит нас любить ближнего своего, как себя самого, современное общество не признает ближних как таковых”.
* Дизраэли, Бенджамин (1804—1881) - известный английский государственный деятель, литератор. Премьер-министр Англии в 1868 и 1874—1880 гг. Был одним из идеологов и практических творцов британского империализма. В 1876 г . после нескольких настояний королевы Виктории принял титул графа Биконсфильда. Прим. ред.
Но, может быть, им следовало искать защиту у закона и парламента? Бессмысленно. Ведь безземельные рабочие не имели права избирать или быть избранными в органы власти, а законы принимались и претворялись в жизнь как раз теми, о ком знаменитый поэт Перси Биши Шелли писал так:
Нет, эти трутни алчные не пьют
Твой пот, а кровь твою сосут.
К тому же “объединение”, т.е. формирование рабочих братств типа профсоюзов для совместной массовой борьбы за сокращение рабочего дня и улучшение условий труда, считалось абсолютно незаконной деятельностью и влекло за собой суровые наказания.
Настойчивые требования предпринимателей и капиталистов оградить их от вмешательства со стороны государства основывались на новомодной экономической концепции, получившей широкую известность под именем “свободной конкуренции” (говоря проще, “оставьте нас в покое”). Из ее постулатов, в частности, следовало: добиваясь собственной выгоды, человек объективно служит интересам всего общества, в современных условиях недопустимо ограничение предпринимательской деятельности, которая и без того в существенной мере зависит от ряда мощных сдерживающих факторов, таких, как бум, спад, застой, а также от других рыночной стихии. Любая попытка государственного регулирования условий труда — продолжительности рабочего размеров заработной платы — или вопросов охраны труда и здоровья трудящихся рассматривалась капиталистами как произвол и попрание экономической свободы, причем не только собственной, но и их рабочих. Даже робкие попытки филантропов повысить минимальный возраст приема на работу детей с семи до девяти лет вызвали бурю протестов со стороны фабрикантов, утверждавших, что тем самым тиранически нарушается право детей на труд. Вот уже в который раз в истории человечества прекрасный девиз “свобода” использовался в качестве демагогического прикрытия ради всемерного поощрения беспощадной эксплуатации и угнетения!
И все-таки время неотвратимо стремилось вперед. В соседней Франции в муках рождалось новое, принципиально иное понятие свободы — в нем свобода выступала не как нечто прекрасное, но абстрактное, а как синоним равенства и братства. В июле 1789 г . парижане взяли приступом и разрушили символ народного угнетения — тюрьму Бастилию. Так в жизнь англичан ворвалась новая беспокойная политическая реалия - Французская революция!*
