— Господа, сдавайтесь, мы пощадим вас; мой отец сидит в тюрьме в Ниме; я дарую вам жизнь, а за это вы потребуете, чтобы его отпустили.
Вместо ответа один из офицеров выстрелил в него и ранил в голову его коня; тогда Кавалье выхватил пистолет, в свою очередь прицелился в офицера и застрелил его. Затем он снова обратился к офицерам:
— Господа, неужели вы столь же несговорчивы, как ваш товарищ, или все же согласитесь принять от меня пощаду?
Прогремел второй выстрел из карабина, оцарапавший ему плечо; Кавалье понял, что не дождется другого ответа, и, обернувшись к своим бойцам, приказал:
— Ладно, делайте свое дело.
Затем он удалился, не желая смотреть на избиение; девять офицеров были расстреляны.
Г-н де Ла Жонкьер, легко раненный в щеку, соскочил с коня, перебрался через какую-то стену, а затем, отобрав другого коня у одного из драгун, вплавь пересек Гардон, оставив на поле боя двадцать пять офицеров и шестьсот солдат. Это поражение оказалось вдвойне роковым для людей короля; во-первых, погиб цвет офицерства — почти все погибшие были отпрысками знатных семейств, а во-вторых, рубашечникам досталось не только множество ружей, шпаг и штыков, в коих они испытывали нехватку, но и более восьмидесяти лошадей, благодаря которым Кавалье изрядно усилил свой кавалерийский отряд.
Вскоре вслед за этим поражением маршал де Монревель был смещен, а на его место назначен г-н де Виллар, который на это и надеялся; но прежде чем покинуть свое губернаторство, г-н де Монревель задумал какой-нибудь личной заслугой сгладить память о поражении, которое потерпел его помощник и за которое, по обычным законам войны, ему полагалось отвечать; итак, он решил ложными слухами и обманными маневрами заманить рубашечников в ловушку и одержать над ними верх. Дело представлялось тем более простым, что в результате последней победы Кавалье и он сам, и его отряд весьма уверовали в свои силы.
И впрямь, после сражения с моряками войско Кавалье стало расти на глазах: каждому лестно было служить под началом столь доблестного командира, так что в рядах рубашечников насчитывалось уже свыше тысячи пехотинцев и двухсот кавалеристов; кроме того, в их войске, как в регулярной армии, имелась труба для кавалерии, а для пехоты восемь барабанов и флейта.
Де Монревель предположил, что его отлучка может послужить Кавалье сигналом для вылазки на равнину; рассчитывая на легковерие вождя рубашечников, маршал за три дня распустил слух, что отбывает в Монпелье, и велел отправить туда часть своих повозок и карет. Утром 15 апреля он узнал, что Кавалье, обманутый слухами о мнимом отъезде маршала, шестнадцатого числа должен прибыть на ночлег в Каверак, маленький городишко, расположенный в одном лье от Нима, а оттуда намерен спуститься в Ла Вонаж; эти сведения сообщил г-ну де Монревелю кюре по имени Верьен, имевший в своем распоряжении бдительных и верных лазутчиков, так что на него можно было полностью положиться. Итак, маршал приказал г-ну де Гранвалю, коменданту Люнеля, на рассвете следующего дня с Шаролезским полком и пятью эскадронами драгун Фимарсона и Сен-Сернена выступить в направлении холмов Буасьер, где ему будут даны дальнейшие инструкции; а Сандрикуру, губернатору Нима, было приказано вывести из гарнизона все войска, какие только можно — и швейцарцев, и драгун, — и ночью послать их в сторону Сен-Кома и Кларансака; наконец, сам он, как и говорил, также пустился в путь, только вместо того чтобы направиться в Монпелье, остановился в Сомьере, откуда имел возможность следить за всеми передвижениями Кавалье.
А Кавалье, как о нем и сообщили г-ну де Монревелю, 15-го прибыл на ночлег в Каверак. В тот день вождь рубашечников был великолепен: он достиг вершины своего могущества. Кавалье въехал в город под барабанный бой, с развевающимися знаменами, верхом на кровном коне г-на де Ла Жонкьера; рядом ехал его десятилетний брат, служивший ему пажом, впереди — десять телохранителей в красном, позади — четверо лакеев; по примеру своего соратника Ролана, именовавшего себя графом Роландом, он принял титул герцога Севеннского.
При его приближении гарнизон, которым командовал г-н де Майан, бросился частично в цитадель, а частично в церковь; но Кавалье больше заботило, чтобы его люди отдохнули и подкрепились; поэтому он разместил их на постой к горожанам, выставил перед церковью и цитаделью несколько часовых, которые всю ночь перестреливались с королевскими войсками, а наутро, разрушив стены, служившие укреплениями, вышел из городка под барабанный бой, с развернутыми знаменами, и в сорока шагах от ворот, едва ли не на виду у Нима, устроил строевое учение своему отряду, который никогда еще не был так великолепен и так многочислен. Затем Кавалье повел своих людей в сторону Нажа.
Около девяти часов утра г-н де Монревель получил донесение о том, каким путем следует Кавалье, и немедля вышел из Сомьера, ведя за собой шесть эскадронов фимарсонских драгун, сотню ирландских волонтеров, триста человек из полка Эно и по роте полков Суассонского, Шаролезского и Менона — все вместе они составляли отряд более чем из девятисот человек. Он направился на берега Вонажа, выше Кларансака, но, услыхав неожиданную стрельбу позади, повернул к Лангладу.
В самом деле, Гранваль успел уже несколько раз вступить в стычки с рубашечниками; те, покинув Каверак, укрылись в ущелье между Буасьером и ветряной мельницей в Лангладе, дабы немного передохнуть. Пехотинцы прикорнули, положив рядом оружие, а кавалеристы свалились у ног своих коней, не выпуская из рук поводьев. Сам Кавалье, неутомимый Кавалье, сморенный усталостью, накопившейся за последние дни, уснул рядом с младшим братом, который остался за сторожа; вдруг Кавалье почувствовал, что его трясут за плечо, и, пробудившись, услыхал со всех сторон крики: «Бей! Бей!» и «К оружию! К оружию!». То были Гранваль и его отряд: они рыскали в поисках рубашечников и внезапно вышли прямо на них.
Пехотинцы поднялись, кавалеристы вскочили в седло, Кавалье сел на своего коня и, выхватив шпагу, по обыкновению, бесстрашно повел солдат в атаку на драгун; те, так же по обыкновению, ударились в бегство, оставив на поле боя человек двенадцать убитых. Кавалерия рубашечников немедля бросилась нагонять беглецов, далеко опередив пехоту и предводителя, который не мог следовать за всадниками, поскольку его конь был ранен выстрелом в шею.
Преследование длилось около часу; еще несколько драгун свалились на дорогу, сраженные саблями победителей, но между Буасьером и Вержезом кавалерия рубашечников лицом к лицу столкнулась с Шаролезским полком, который поджидал противника в боевом порядке; под его прикрытием драгуны перестроились. Кавалеристы на всем скаку приблизились к ним на сто шагов, дали залп из ружей, убили несколько солдат и отступили. Проделав треть обратного пути, они повстречались со своим вождем, который скакал на коне, найденном им на дороге рядом с убитым драгуном. Кавалье гнал во весь опор, спеша соединить кавалерию с пехотой, потому что вдали завиднелись войска маршала, привлеченные, как мы уже сказали, грохотом стрельбы, и не успел Кавалье собрать своих людей, как понял, что путь к отступлению отрезан: королевские войска очутились у него в тылу.
Тогда молодой военачальник увидел, что необходимо произвести бросок вправо или влево, а поскольку здешняя местность была ему меньше знакома, чем верхние Севенны, он обратился к какому-то крестьянину, и тот указал ему дорогу из Судорга в Наж, уверив, что это единственный путь к бегству. Кавалье было некогда проверять, не изменник ли этот крестьянин, он положился на судьбу и направился по указанному пути. Однако за несколько шагов до слияния дорог, ведущих в Наж из Судорга и Нима, проход ему преградил отряд маршальских войск под командованием Менона; тем не менее, поскольку этот отряд не превосходил числом рубашечников, те не стали сворачивать с пути, а, очертя голову, атаковали противника, прорвались и пошли далее к Нажу, направляясь к равнине Кальвиссон. Но деревня, все дороги, все ходы и выходы были заняты другим отрядом королевских войск; тем временем Гранваль и маршал идут на соединение, Менон собирает свой отряд и приводит его сюда же. Кавалье оказывается в окружении, он обводит взглядом окрестности и видит, что у неприятеля впятеро больше людей, чем у него.
