Когда он приблизился к ним, Алиса спросила его:

– Зачем вы надели этот черный халат? Вы очень сегодня напились…

– Хочу быть как дьявол! – ответил он и достал длинный нож. Девушки завизжали и бросились в разные стороны, но Андрей Андреевич знал, за кем ему гнаться: он выбрал Алису. Подняв в зажатой руке нож, он бежал за ней по узкой улочке, потом вырулил на улицу побольше, но тоже глухую, то нагоняя, то отставая… Алиса бежала от него то молча, то с чудовищными подвываниями.

Наконец он выбился из сил и затерялся в темноте.

Через два часа Маша, дрожащая и кроткая, сидела у него на кухне. Андрей Андреевич держал в руке телефонную трубку. Лицо его было трепетное и сурово-протрезвленное. Он сказал:

– Так рождается любовь. Диктуй.

– 222–15–55.

Он набрал номер телефона.

– Алиска? Это я, – сказал он.

– Я вас узнала, – проговорила Алиса на том конце.

– Я слушаю тебя, – сказал он.

– Я вас тоже слушаю, – сказала она.

– Нет, это я тебя слушаю.

– Так это же вы мне звоните, а не я вам. Значит, я вас слушаю.

Помолчали.

– Эй! – позвала она в трубку. – Вы не обижаетесь? – спросила она. – Я почему спрашиваю, потому что я все-таки немного обижаюсь на вас…

– А я люблю тебя. Пожалуй, что так, – ответил он. Кхекнул.

– Да????????? (Пауза.)

– Алиса! Я скучаю. Я начинаю ждать тебя прямо с этой секунды.

Она молчала.

Тогда Андрей Андреевич прокашлялся и сказал:

– Черная постель ждет тебя!

– Ну, где ты была, сучка? – так встретила она вошедшую Певицу. Но это был не грубый тон, а снисходительно-ласковый.

Ре, подруга Певицы, сидела за столом, на котором стояли рюмки и бутылка. Она курила папиросу.

– Где была, сучка, где была? – повторила нежно. – Я же учила, это правило, никогда не опаздывай больше часа, тем более к тому, кто тебе нужен… пока. – Певица села рядом за стол.

– Я и так одинока, меня обозвали тут на улице, собака погналась, пыталась укусить, погода ужасная, жара такая, жара, я прихожу, и ты вместо поддержки в этом краю, в этой местности меня обзываешь, – ответила Певица.

Ре несильно ударила ее по щеке.

– Твоя щека в отличие от моей на сколько лет моложе?.. Мне-то уже пятьдесят… – сказала Ре.

Певица встала, отошла к окну. На окне стояла ваза с цветами. Певица сказала:

– Меня пугает, когда я прихожу, а цветы в вазе выпили наполовину воду. Они что-то делают без меня. Это пугает.

– Не смотри в окно на дорогу. Не смотри на дорогу, потому что там лежат сбитые собаки и кошки, – посоветовала ей Ре. Певица отошла от окна. – Рассматривание мертвого старит. Я всегда отворачиваюсь.

– Ну, учи, учи меня дальше, что не делать, – сказала Певица уважительно, смачивая носовой платок одеколоном и натирая им виски.

– Брови надо до тонких ниток выщипывать, моды же нет, только такая, которую я тебе внушу. На красную помаду блеск точкой посередине… – задумалась, как в чаду, выпила из фужера горячительное. Опять заговорила, как вспомнила: – Железное правило, никогда, ни при каких условиях не подходить к телефону, когда он звонит понапрасну.

– Здесь же нет телефона.

– Я диктую тебе правила на всю жизнь, а не на этот жалкий отрезок времени. Я не желаю быть все время с тобой. Кто при ком: ты при мне или я при тебе? Через некоторое время ты останешься одна и я останусь одна. Возможно, ты будешь жить там, где есть телефон, и будешь бежать на каждый его сигнал, как сумасшедшая. Да ты такая сучка, что я тебе объясняю! Не вдумывайся в мои слова, просто запоминай, запоминай или запиши. И волосы должны быть всегда чистыми.

– А мода не брить подмышки? – спросила Певица.

– Это может возбуждать… но это негигиенично при такой жаре. Женщина в доме должна ценить настольные лампы, которые приглушают освещение, и железную входную дверь. Лишний не должен проникать через нее, – ответила Ре.

– Да ты ребенок в сущности, хоть и пьешь, хоть и пятьдесят, – сказала Певица.

– Ненавидеть меня легче, чем любить, – вздохнула Ре. – А, да! Еще правило – надо посещать могилы своих. Ты посещаешь могилу своего отца?

– Не посещаю. У меня денег нет поставить ему памятник, а без памятника я и не найду ее. Там просто холм. – Певица учащенно задышала.

– Желательно уметь стрелять в нашем теперешнем положении…

– Совсем не умею.

Ре встала, подошла к стене, пощупала, оторвав кусочек обоев.

– Плохие стены здесь.

– Плохие? Почему плохие?

– Не впитывают пули, – сказала Ре. – Есть хорошие стены, если пуля в них попадает, то так там и остается, а есть вот такие плохие, как здесь. Они не впитывают пуль. И если здесь вдруг выстрелить, то пуля, ударившись о стену, не впитается, а будет отражаться и летать по комнате от стены к стене, пока кто-то из живых не поймает эту пулю телом.

– Поймать пулю телом? Такая фраза, как в песне… – Певица тоже поковыряла пальцем в стене.

– Где пистолет? – спросила Ре.

Певица показала пальцем в сторону шкафа.

– На шкафу, – прошептала.

Ре подошла к шкафу. Достала мешочек, вынула из него пистолет, проверила обойму, положила на стол. Налила себе еще выпить.

– Почему ты мне не предлагаешь? – спросила обиженно Певица.

– И скучно с тобой, и отпускать не хочется, – сказала Ре и выпила. – Ты из тех, кому пить не впрок.

– Тебе впрок?

– Зачем ты меня сбиваешь? С тобой так скучно, дай мне вдохновение быть рядом с тобой… хоть так. У меня болит сердце, как будто оно не одно, а их много во мне, груда целая. Такая тяжесть… – Она задумалась. – Ты просишь, чтоб я тоже тебе налила?

– Да, – сказала Певица.

– Тогда я тоже попрошу. Я хочу потушить о твою руку сигарету. Во мне иногда такая ненависть, такой протест. С какой стати я должна учить тебя и пить с тобой?

Ре улыбнулась:

– Сколько раз об тебя гасили сигарету? А?

– Мне даже интересно, сделаешь или не сделаешь? – сказала Певица, не пряча белую руку.

Ре ткнула в нее окурок. Ненависть промелькнула на ее лице, потом опять выражение вернулось в маску. Певица чуть вскрикнула, отдернув руку с красным прижженным пятном.

Ре продолжала:

– Не пой на похоронах. Не спи с мужчинами каждый день. Отказывай. Береги себя. Пускай сбегают куда-нибудь и пользуются другими. Главное, не страдай, не страдай. Не дорожи его желаниями, думай о своем здоровье.

Они помолчали.

– А что ты сама думаешь, какие недочеты в себе констатируешь?

– Я? – спросила Певица. – Мне кажется, все портит мой нос и коленки – вот тут широко. Надо сделать пластическую операцию. Но нет денег. Нет денег на операцию.

– Дать тебе денег?

Певица покраснела, стала бурно отказываться:

– Нет, что ты, нет!..

– Какое это у тебя хорошее качество – отказываться от денег. Это бывает так редко, у молодых еще. Старые не отказываются от денег. А тебе неудобно. Что в тебе хорошего, ты еще чувствуешь боль, а я нет. Вот, смотри. – Ре взяла нож со стола и воткнула себе в руку. Вынула, зажала рану платком. – Вот видишь, мне так больно внутри, – она прижала руку к сердцу, – что я уже не чувствую боль снаружи. Ах, испачкала скатерть!..

Певица вскочила, побежала за бинтом, принесла. Ре уже плеснула из фужера алкоголь себе на руку, стала заматывать ее платком.

– Темнеет уже… – сказала мрачно. – Завтра рано вставать. Ты книги читаешь перед сном?

– Стихи, – сказала Певица.

– Я всегда читаю одну и ту же книжку много-много лет, и ту кто-то покрал у меня недавно, сволочь какая-то!.. Думаю одни и те же слова, которые всегда складываются в одну и ту же предрешенную фразу.

– Какую?

– Не могу сказать. Я не в себе. Мне все хуже и хуже. Я все к тому, что мне не становится лучше. Вообще, лучше никогда не бывает, почти никогда. Но я знаю, что мне делать, у меня есть цели, я знаю выход! Но мне не хочется этого делать. Мне как будто бы не хочется идти умирать дальше.