При имени Ханагата Рюмон на секунду растерялся, а когда опомнился, отказываться было уже поздно. К тому же встретиться с ней было необходимо в любом случае.

– Хорошо. Только с одним условием: Кадзама тоже пойдет с нами.

– Разумеется. Кабуки, ты ведь, конечно, тоже пойдешь, да?

Девушка кивнула.

Синтаку повеселел.

– Позвольте воспользоваться вашим туалетом, – попросил он и скрылся в уборной.

Рюмон встал с кровати. Подошел к девушке. Сердце забилось почему-то сильнее.

Не дав ей и слова сказать, он привлек ее к себе и поцеловал.

Ее глаза широко раскрылись, и она забилась в его руках, как попавший в силки заяц.

Рюмон прошептал ей на ухо:

– Завтра в Японию не уезжай. Я хочу, чтобы ты осталась здесь, пока я не закончу это дело. А можно, я тебя еще раз поцелую?

Тикако высвободилась и торопливо отпрянула от него.

– Ты с ума сошел, – прошептала она в ответ взволнованно, бросив испуганный взгляд в сторону уборной.

Откуда в этот самый миг выходил Синтаку.

Он взглянул на Рюмона, и на его лице появилось недоуменное выражение.

– Вот странно. У вас весь рот в кетчупе.

Дон Кихот и Санчо Панса отбрасывали длинные тени на лестницу, ведущую вверх, к статуе Сервантеса.

Ливший весь день дождь ненадолго затих, и из-за облаков выглянуло закатное солнце.

Ступая по мокрой траве, Рюмон подошел к широкому квадратному пруду перед статуей. Поверхность пруда, занесенная палой листвой и мусором, колыхалась от сильного ветра.

Видимо, из-за погоды на площади было немноголюдно. Голубей тоже было немного.

Пять пополудни. Как раз время начала боя быков.

Рюмону вспомнилась строфа из знаменитого стихотворения Лорки:

Било пять часов пополудни.

Было точно пять часов пополудни.

У пьедестала, на котором стояли статуи Дон Кихота и Санчо Пансы, появился человек.

Это был статный старик в темных очках, в серой фетровой шляпе, одетый в костюм того же цвета. Пуговицы бордовой рубашки были застегнуты до ворота. По виду ему было под восемьдесят.

Рюмон подошел к нему:

– Сеньор Кирико? Старик чуть кивнул.

– Да, я – Кирико. Мистер Рюмон, если не ошибаюсь? – выговорил старик с легким акцентом на очень хорошем английском.

Рюмон, несколько теряясь, кивнул, и старик показал своей тростью на дальнюю скамью.

– Давайте сядем там. Но с одним условием: говорить только по-английски. Вы говорите по-английски?

– Говорю.

Не дожидаясь его, старик направился к скамье.

Рюмон последовал за ним, стараясь угадать, откуда Кирико родом. Ни на американца, ни на англичанина он похож не был.

Скорее всего, он был испанцем, если нет – тогда французом. Очевидно, он выбрал английский для того, чтобы никто вокруг не понял содержание предстоящей беседы. В Испании английский знают пока немногие.

Скамейка была мокрая от дождя.

Рюмон расстелил свой носовой платок и предложил Кирико сесть. Сам он сел рядом.

Он хотел вручить старику визитную карточку, но Кирико жестом остановил его.

– Я – Кирико, а вы – Рюмон. Этим и ограничимся. Я не думаю, что мы еще когда-нибудь встретимся.

Рюмон покорно спрятал визитную карточку.

– Большое спасибо за то, что вы согласились со мной встретиться. Позвольте перейти прямо к делу. По словам Хулио Альвареса из Саламанкского университета, вы знали чету японцев, Рикардо и Марию Нисимура, сражавшихся в Интернациональной бригаде во время гражданской войны, не так ли?

Кирико положил обе руки на ручку трости и обратил скрытые темными очками глаза к Рюмону.

– Рикардо и Мария, которых я знал, были мексиканцами японского происхождения. К тому же, они не были мужем и женой.

– Не были мужем и женой? – машинально повторил Рюмон, сдвинув брови.

Кирико кивнул:

– Совершенно верно. Рикардо называл Марию племянницей. Но как там было на самом деле, я не знаю. Судить не берусь.

Рюмон достал пачку сигарет и предложил Кирико. Дав ему прикурить, он и сам закурил.

– Мать моя родилась в Мексике, и девичья фамилия у нее – Нисимура. Ее родители – японцы, в молодости эмигрировали в Мексику. У меня есть веские основания думать, что они участвовали в испанской гражданской войне и что в то время жили под именами Рикардо и Мария. У меня почти нет сомнений, что Рикардо и Мария, которых вы знали, мои дедушка и бабушка. Именно поэтому я и настоял на встрече. Вы не могли бы рассказать мне подробно все, что знаете о них?

Кирико провел языком по губам и повернул темные очки в сторону Toppe де Мадрид, Мадридской башни – примечание автора] стоявшей в отдалении.

– Если они и правда ваши родственники, то, боюсь, мой рассказ причинит вам боль.

– Они умерли уже тридцать лет тому назад, в Мексике. Я не думаю, что вы сможете меня чем-то потрясти. Я просто хочу знать правду, какая бы она ни была.

Кирико затянулся и медленно выпустил дым изо рта.

Некоторое время он сидел молча, обдумывая услышанное, затем решительно выпрямился.

– Так уж и быть, расскажу вам всю правду. Рикардо и Мария – воспитанники Каридад дель Рио Эрнандес, они работали у нее в качестве эксекъюшинарс.

Рюмон сперва не понял, что Кирико имел в виду, и озадаченно уставился на сидящего к нему в профиль старика.

Однако в следующую же секунду ему вспомнился перевод этого слова, – будто бомба взорвалась в голове. Эксекъюшинарс – это же палач!

– Вы что же… вы хотите сказать, – отрывисто выдавил из себя ошеломленный Рюмон, – что они работали в Интернациональной бригаде убийцами, втайне убирая предателей и недовольных? Я вас правильно понял?

В то время за спиной республиканского правительства стояли обладавшие большим влиянием люди из руководства Коминтерна и НКВД. Александр Орлов был одним из них.

Они предъявляли членам Объединенной рабочей марксистской партии и других антисталинистских объединений обвинения в троцкизме либо в сношениях с Франко и истребляли их одного за другим. Методы применялись практически те же, что и на их родине.

Кирико мрачно кивнул:

– Именно так все и было. Их работа в основном состояла в том, чтобы под руководством Каридад расправляться с троцкистами. Вы ведь знаете, что Каридад – мать Хайме Рамона Меркадера?

Рюмон с силой сжал руками колени.

Хайме Рамон Меркадер. Это имя он уже где-то слышал. Ну да, это же состоявший на службе у Сталина убийца, который летом 1940 года навестил знаменитого Льва Троцкого в его тайном убежище в Мексике, и зарубил его ледорубом.

И что же, Рикардо и Мария занимались такого же рода работой?

Вот, значит, что Кирико имел в виду, говоря, что его рассказ может причинить Рюмону боль…

– НКВД в Испании тогда возглавлял Александр Орлов, – продолжал Кирико. – Одним из его адъютантов являлся ужасный человек по имени Эйтингон. Каридад была его любовницей.

– Вы тоже были одним из них? – спросил Рюмон напрямик.

Пепел с сигареты в его руке упал на камень мостовой.

– Я оправдываться не стану. Да, я действительно работал у Каридад. Обычно шофером, возил важных людей, или переводчиком, но иногда, поскольку стрелял я неплохо, меня посылали охотиться за троцкистами.