– Примерно через неделю.

– Ну, еще много времени.

– Нужно успеть разобраться с накопившейся работой, да и к командировке приготовиться.

Он закурил.

По словам Сабуро, его мать, Кадзуми, родилась в Мексике, в семье японского иммигранта и была хозяйкой бара, который часто посещал Сабуро. Рюмон был внебрачным ребенком и родился после двухлетнего сожительства его родителей. Только после смерти Кадзуми отец усыновил его.

Тогда же ему пришлось выслушать и всю правду о смерти матери.

Кадзуми, которая всегда была не прочь хорошо выпить, в день смерти перепила виски, в этом состоянии она решила принять ванну и, заснув, утонула.

Ее смерть была, пожалуй, одной из худших, какую только можно пожелать человеку.

Позже, поразмыслив, Рюмон решил, что и его рождение, и смерть матери произошли по некоему капризу судьбы. Как только он осознал это, его мироощущение изменилось.

Рюмон не ладил с мачехой, поэтому сразу после поступления в университет он ушел из дома и стал жить отдельно. С тех пор он жил одиноко, лишенный какой бы то ни было привязанности со стороны родных.

Наверное, именно поэтому Кивако, благодаря которой он стал журналистом, стала для него кем-то вроде приемной матери.

Кивако с беспокойством взглянула на него:

– Что случилось? У тебя так удачно все решилось с испанской поездкой, а ты что-то невеселый. Тебя что-то мучит?

– Да нет, ничего особенного. Просто немного волнуюсь перед дорогой.

– Что-то не верится. Не лги. Я же по лицу вижу.

– Ну, тогда это не я лгу, а мой цвет лица.

Хамано сделал неловкое движение и уронил дыню на скатерть.

Кивако покачала головой:

– С тобой просто невозможно говорить. Ну ни капли не изменился.

Когда через десять минут они втроем вышли из ресторана, Кивако посмотрела на Рюмона, который был выше ее ростом, и проговорила:

– Если тебе что-нибудь еще понадобится, обращайся прямо ко мне. Кто знает – может, чем-то я тебе и пригожусь.

Хамано беспрестанно кланялся, всем видом показывая, как велика честь, оказанная Рюмону.

– Большое спасибо. И спасибо за угощение.

Рюмон поклонился и, ничего не сказав, повернулся к ним спиной.

Вечером того же дня по возвращении домой Рюмон позвонил Тикако.

Днем к телефону никто не подходил, однако на этот раз ему удалось застать ее.

– Это Рюмон. Я у тебя в долгу за прошлую встречу.

– Ничего, пожалуйста. – Ее ответ прозвучал натянуто.

Рюмон сразу же перешел к делу:

– Я тебе звоню вот по какому поводу. Сегодня мой проект приняли, и я получил официальное разрешение на командировку в Испанию. Я тебе и днем звонил, но никто не отвечал. Я уж боялся, что ты телефон в холодильник засунула.

Послышался тихий смешок.

– Прости, я тоже готовлюсь к поездке, бегала то в бюро путешествий, то в издательство. Поздравляю, выходит, сбылась твоя мечта – командировка в Испанию.

– Все благодаря тебе. Скажи-ка лучше про себя. Ты уже наметила свои планы?

Тикако ответила после небольшой паузы:

– Да, я уезжаю на этой неделе, в пятницу.

– Правда? А мне еще надо подготовиться хорошенько, так что я, скорее всего, полечу в понедельник на следующей неделе, прямым рейсом в Мадрид.

– Невероятно, что тебе все-таки дали зеленый свет. Ведь если поручить дело специальному корреспонденту в Лондоне или в Париже, компания выиграла бы и в деньгах, и во времени.

– Эта работа кроме меня никому не по силам. И дело тут не только в языке.

– Ну у тебя и апломб. Кто знает, может быть, это одно из твоих достоинств.

– Как похоже на тебя это твое «кто знает».

– Я просто иронизирую.

– Кто знает…

Тикако рассмеялась.

– Скажи мне, где ты намерена собирать материал для своего «путешествия гурмана»?

– Издательство выделило мне не так уж много средств, поэтому, наверное, в основном в Мадриде. Я вообще-то еще хотела бы съездить на север и на юг.

– Ты ведь наверняка не собираешься включать в свой репортаж те знаменитые рестораны, о которых пишут во всех путеводителях, верно?

– Боюсь, без этого тоже не обойтись. Понимаешь, чтобы убедить редакцию журнала и завлечь читателей, нужно упомянуть хотя бы пару мест, о которых они уже слышали.

Рюмон набрался духу:

– Сопровождать тебя я не смогу, но, может, нам удастся встретиться в Мадриде?

– Но ты ведь будешь занят.

– Мне тоже иногда надо есть. Думаю, не будет большим преступлением, если я зайду в ресторан, о котором ты пишешь репортаж, и составлю тебе компанию.

– Да, наверное…

– А по какому адресу тебя искать?

Тикако на секунду замешкалась, потом ответила:

– На первое время я думаю обосноваться в гостинице «Мемфис», на проспекте Гран Виа.

Конец октября.

Дул уже по-осеннему холодный ветер.

Рюмон улетал в Испанию на три дня позже Тикако и последние дни проводил в приготовлениях.

Около полудня в день отъезда Рюмон ненадолго выскочил из дома купить сигарет, а когда вернулся, в гостиной зазвонил телефон.

На том конце линии был его отец Сабуро.

– Давно тебя не слышал. Как живешь?

– Все нормально. Ты как?

– У меня тоже все как обычно. Только что звонил тебе на работу, а мне говорят, ты сегодня в командировку в Испанию уезжаешь. Хорошо, что я тебя еще застал.

Сабуро родился в пятнадцатом году эпохи Тайсё.[1926 г.] Он много лет проработал на довольно известном приборостроительном предприятии, а три года назад, выйдя на пенсию, стал работать бухгалтером в маленьком бюро консультаций по менеджменту, находившемся в районе Уэно.

Рюмон сел на стул.

– У меня вечерний рейс. Как раз собирался позвонить тебе перед отъездом.

Рюмон не лгал. Поскольку своей семьи у него не было, то, если что-то случится, за телом придется ехать отцу.

Сабуро откашлялся.

– Прости, что я в такое время, но мне нужно с тобой свидеться. Ты не подумай, много времени я у тебя не отниму.

Рюмон перехватил трубку покрепче.

– До четырех-пяти я свободен. Я практически все уже собрал к отъезду. Что-нибудь случилось?

Сабуро снова кашлянул.

– Да нет, ничего особенного, просто хочу тебе оставить кое-что на сохранение.

– Понял. Приезжай.

Сабуро приехал через полчаса. В одной руке он держал коробку с пирожными, в другой

– сверток, завернутый в фуросики.[Платок, в котором японцы обычно носили небольшую поклажу, завязывая четыре угла полотнища вместе.]

Рюмон провел отца в гостиную и приготовил кофе.

Сабуро было еще только шестьдесят с небольшим, но, выйдя на пенсию, он заметно постарел. За то время, что они с сыном не виделись, седины в волосах прибавилось. Возраст сказался и на его осанке.