При этом важно учесть две вещи. Во-первых, туннели должны быть проложены в точности там, где проходят барсучьи тропки. Если дорога длинная, то совершенно очевидно, что она пройдет по территории, занимаемой не одной барсучьей семьей. Значит, туннели должны быть построены на территории каждой семьи. Как распознать, где кончается одна территория и начинается другая? Хотите верьте, хотите нет, но это очень просто. Барсуки метят свою территорию по периметру, копая ямки и наполняя их пометом. Если же барсук вторгнется на чужую территорию, дело кончится дракой, возможно со смертельным исходом. Наблюдая за жизнью барсучьих семейств, Майкл прежде всего обходил территорию, выявлял все расположенные на ней барсучьи норы и наносил их на карту. При этом он помечал, что за норы: главные, второстепенные, дополнительные или заброшенные. Барсук не живет постоянно в одном гнезде, он меняет жилища в разные времена года. Скажем, нора, выкопанная близ кукурузного поля, используется им по преимуществу тогда, когда лакомый злак поспевает и отпадает необходимость шататься по лесным угодьям в поисках пищи. Тем не менее на территории каждого семейства есть одно главное гнездо, которое чаще всего используется и имеет обычно больше всего входов.
Но вот Майкл взял на учет все основные гнезда и теперь в течение какого-то периода раскладывает около них пищу. Для приманки используются земляные орешки, подслащенные сиропом, к которым примешиваются крохотные шарики (у разных гнезд — разных цветов). Идея заключается в том, что барсук, польстившись на приманку, скушает и меченые шарики. Иногда, правда, пережевывая пищу на ходу, он их выплевывает, и тогда по тропке тянется цепочка из этих шариков (точно как в сказке про Мальчика-с-пальчик!), но большую часть он все же проглатывает.
Что будет дальше, читатель догадается сам. В положенный срок барсук наполняет свежим пометом свои пограничные стол… — прошу прощения, ямы. Тогда наступает черед добровольных помощников, вооруженных палками и ножами, выведать, какого цвета шарики в тех или иных ямах, а значит, кому принадлежит данная территория. Майкл использует для этой цели нож для разрезания книг, большинство добровольцев — перочинные ножи, а один — даже столовый нож (я к такому на чаепитие не пойду, Боже упаси!).
Накануне означенного воскресенья я здорово простыла, но подводить Майкла мне не хотелось: все же в четыре руки дело спорится быстрее. Исполненная решимости пойти «на дело», я пачками глотала антибиотики и фунтами — конфеты от горла. И вот настал субботний вечер — я готовила бутерброды, чтобы взять с собой завтра в дорогу, а Дерек смотрел крикет (опять этот крикет!) по телевизору, время от времени отпуская реплики: «Куда тебе ехать с такой простудой», «Дождешься, схватишь воспаление легких», «Ты еще об этом пожалеешь» и т. п., перемежавшиеся с возгласами «Йе-ес!» и «О-о!» и выбрасыванием ввысь сжатых кулаков, что он проделывал после каждого удачно забитого мяча. Сие казалось мне весьма забавным, я не понимаю, как можно с такой живостью реагировать на столь медлительное действо, за которым к тому же наблюдаешь по телевизору, о чем и не преминула поведать своему благоверному. Дерек за ответом в карман не полез, — мол, каждому свое: кто-то проводит выходной, уставившись в голубой экран, а кто-то очертя голову и рискуя схватить ангину рвется копать навозные ямы. Крыть было нечем. После обмена любезностями мы прослушали программу новостей, а затем прогноз погоды, обещавший порывистый ветер, а возможно, и снег. Зная, какой упрямый характер достался мне от матери, Дерек счел за излишнее комментировать это сообщение.
Встреча с Майклом была назначена на восемь. Я проснулась от завывания ветра. Утра в эту пору еще темные — до весны еще далеко. Натянув на себя одеяло, я подумала, что Дерек говорил дельные вещи и мне лучше всего отлежаться дома. Но чувство вины вытолкнуло меня из постели и погнало по холодному коридору. Я механически зажгла газовый обогреватель и стала одеваться. Тут я вспомнила летний наплыв посетителей, каждый из которых не преминул заметить, как нам счастливо живется в этом старом доме без центрального отопления и как я не задумываясь с улыбкой соглашалась с этим! Теперь требовалось натянуть на себя жилет, вязаные колготки, шляпу и перчатки. Упаковавшись и по-прежнему кашляя, как старая ведьма, я покатила к Чеддеру на свидание с Майклом.
Я никогда не была «жаворонком» (кроме того периода, что проработала дояркой на ферме) — так не хочется вставать ни свет ни заря, особенно когда намаешься за предыдущий день. Но согласитесь, есть что-то завораживающее в картине, когда угрюмые облака расступаются перед светом нарождающейся зари. Ради этого хочешь не хочешь, а продерешь глаза. И вот я уже несусь по извилистой дороге через Мендип, в золотом свете фар видно, как зловеще раскачиваются на пронизывающем ветру голые ветки, но меня это ничуть не пугает.; А вот и Майкл — как всегда пунктуален. Он мой ровесник. Высокий, стройный, подтянутый, как и положено мужчине.! Шикарная борода и густая черная шевелюра с проседью посредине (в самом его облике есть что-то барсучье!). Страсть к исследованию природы приучила его быть «жаворонком».
В тот час, когда я еще нежусь в постели, он уже скитается по холмам, наблюдая оленей и прочую дикую живность. Вдобавок он мастерски владеет пером — только недавно его снарядили в командировку в Израиль для написания серии путевых заметок.
Правда, разговор начался не с барсуков. У Майкла забарахлила машина, и он спросил меня, нет ли случайно запасной шестерни. Погрузив к себе нужную деталь, Майкл саркастически заметил: как хорошо иметь попутчицей женщину, у нее всегда все есть! В ответ я прошлась по поводу его новой машины на гидравлической подвеске — у нее всегда что-нибудь да летит! По пути мы подобрали еще одного добровольного помощника и взяли курс на Дорсет. Погода портилась на глазах, и вскоре снежные хлопья так залепили ветровое стекло, что пришлось включить дворники. Я надеялась, что снегопад скоро пройдет; так оно и произошло, когда мы добрались до пункта назначения, где встретились еще с одним человеком.
Мы разделились на пары, вооружились каргами и разошлись по разным направлениям, сговорившись собраться в половине первого на ленч. Моим партнером был, естественно, Майкл. Чаще всего граница территории барсуков проходит по линии кустов, окаймляющих поля, поэтому в поисках «разметки» я двигалась по одну сторону линии, а Майкл — по другую. Но не успели мы пройти и нескольких шагов, как небесная канцелярия решила сквитаться со мной за невнимание к предупреждениям о плохой погоде и обрушила снежный заряд. Закутавшись как следует в шарф, я сказала Майклу, что, если так будет продолжаться, придется давать отбой: под таким снегом не увидишь ни следов, ни меток. Тот согласился.
По пути миновали молочную ферму. Вот пример безответственного хозяйствования: жидкое цементное тесто стекало в большой пруд, и даже снежные хлопья не могли закамуфлировать ветки умирающих деревьев, окружавших его. Загрязнение не только убило жизнь в пруду и разделяющих поля канавах, но и уничтожило росшие по их берегам кустарники, изгнав всю населявшую их живность. Даже если предпринять наги по остановке загрязнения, на восстановление природного баланса все равно потребуются годы. При всем моем чувстве фермерской солидарности, когда я сталкиваюсь с подобными вещами, мне стыдно за тех немногочисленных представителей фермерского сословия, которые допускают подобные вещи. Пусть таких меньшинство, но пресса-то считает — все такие, и подобное же впечатление складывается у широких кругов.
Пройдя ферму и продвинувшись дальше вдоль поля, мы свернули с дороги и последовали вдоль кустарников; стоило мне напасть на барсучий след, как я тут же окуналась с головой в раскапывание «кладов» в поисках цветных шариков (ох, видел бы меня за этим занятием Дерек!). Снег прекратился, сквозь тучи стало вяло проглядывать солнце, но оно не спасало от пронизывающего ветра.
— О-о! — раздался голос Майкла из-за кустов. — Я нашей твоего старинного приятеля.
