В коридоре он постоял минутку, заставляя себя дышать поглубже. Приказав себе дослушать Дейлоса до конца, он чуть не исчерпал остатки терпения. Атрей был не только художником и ванаксом, но и воином, и затверженные правила не позволяли ему немедленно вступить в поединок с Дейлосом. А искушение вонзить ему в грудь клинок и посмотреть, как утекает вместе с кровью жизнь, было почти непреодолимым. Ройс как-то сказал, что Дейлоса давно пора прикончить, и Атрей был с ним полностью согласен. Только ради Акоры Атрей пощадил его и решил судить, чтобы народ убедился в его беспристрастности.

А этот народ слушал Дейлоса развесив уши.

Атрей мрачно покачал головой. Надо пресечь подобные мысли, не допускать разочарования в собственных подданных, какими бы они ни были.

А самое главное, он обязан хранить веру. Бывают минуты, когда вера подобна воде прохладного горного источника в пересохшем горле – блаженству, которое принимают, не задавая вопросов. Но порой вера становится неуловимой или ее постоянное и незримое присутствие раздражает.

Дейлос не подозревал, что вызвал такую досаду. А может, знал: он не человек, а злой гений. Дейлос умел орудовать в своих целях рычагами сомнения и страха.

Но все его заговоры, коварные замыслы и преступления привели его не к власти и славе, а к поражению. Атрей твердо решил на этот раз позаботиться, чтобы поражение стало явным.

Атрей знал, что родные попытаются догнать его и поговорить. Но он был не расположен вести разговоры. Чтобы ни с кем не встречаться, он шел тенистыми коридорами, наслаждаясь тишиной и прохладой.

Ему никогда не видать свободы. Эта мысль являлась к нему и раньше, но с такой свирепостью еще ни разу. Она впилась зубами в душу и не собиралась разжимать челюсти.

Никогда, До самой смерти. А потом? Может, и смерть для него не избавление. Странно, что о свободе он раньше задумывался не так часто. Долг для него всегда был на первом месте. Но теперь он мечтал о свободе, как ни о чем другом – кроме Брайанны.

Он должен увидеть ее. И не просто увидеть. Но он готов довольствоваться самой малостью. Хотя бы разыскать ее и переброситься парой слов.

В покоях Брайанны не оказалось. Атрей уже думал, что она спустилась в пещеры, но тут же отверг догадку. Туда, где ей открылась страшная истина, она не вернется никогда.

Куда же она могла деваться? В Англии ей нравилось кормить птиц, слетающихся в парк возле лондонского дома Алекса и Джоанны. Птиц в Акоре множество, но во дворце их, кажется, никто не подкармливает...

Атрей вышел в садик у наружной стены дворца, обращенной к гавани. Этот садик существовал несколько тысячелетий, сюда мог зайти любой, но почему-то в тени деревьев всегда было безлюдно.

Брайанна сидела на каменной скамье у фонтанчика, который изливал воду в бассейн с золотыми рыбками. Увидев, чем она занимается, Атрей улыбнулся: Брайанна кормила птиц.

Даже робкие воркующие голуби в скромном сизом оперении осмелились присоединиться к целой стае дроздов, малиновок и местной разновидности пестрых стрижей.

Услышав шаги, Брайанна вскинула голову и замерла. Мгновение Атрей думал, что она вскочит и убежит, но она осталась на месте. А через несколько минут снова начала бросать птицам крошки.

Он присел рядом, не касаясь ее, но все-таки довольно близко. Найти он ее нашел, но теперь не знал, что сказать: мысли вертелись и путались в голове. Наконец Атрей выбрал самую, казалось бы, безопасную тему:

– Ну, как тебе суд?

Она подняла голову, словно решая, отвечать ему или не стоит. Потом вздохнула и с расстановкой выговорила:

– Как ты обещал, суд получился справедливым.

Ее ответ, подобный оливковой ветви примирения, стал победой, о которой Атрей даже не мечтал. Сдерживая радость, он осторожно продолжал расспросы:

– А Дейлос? Что ты думаешь о нем?

– Я не дождалась конца речи, но услышала достаточно. Он похож на змею в высокой траве – умный, коварный и опасный.

– И прекрасный оратор. Она нахмурилась.

– Ловкий лжец. Больше всего меня тревожит, что люди слушали его.

– Как и следовало ожидать. Мне было важно, чтобы его услышали.

– Даже если Дейлосу удалось переубедить их?

– Да, – кивнул Атрей, – но, по-моему, беспокоиться незачем.

В ее глазах мелькнули тени.

– Откуда такая уверенность?

– Любой оратор, умеющий говорить так же гладко, как Дейлос, плетет особые чары. На время слушатели поддаются им. Но потом, когда речь заканчивается, чары тают, и слушатели начинают задумываться. Дейлос во всеуслышание обвинил мою семью и меня особенно в предательстве интересов Акоры. Он попытался представить дело так, как будто мы поддались влиянию Великобритании и даже готовы допустить завоевание Акоры чужеземцами. А это полнейший абсурд. Далее он пытался утверждать, что убийство оправдано тем, что иначе его никто не слушал. Он уверял, что заботится о безопасности Акоры, и вместе с тем нарушил законы, создал беспорядки и подверг опасности всех нас.

– И ты надеешься, что до всего этого люди додумаются сами?

– Я рассчитываю на это.

– Ты слишком уверен в простых акоранцах.

– Приходится, – ответил он. – Иначе я не могу. Без веры в лучшие качества простого народа любой правитель превратится в тирана, чтобы добиваться от подданных покорности. А этот путь нам чужд.

Брайанна бросила птицам последние крошки и отряхнула ладони.

– Ты должен знать: у Дейлоса есть последователи. Кое-кто из них был на суде.

Атрей кивнул.

– Сейчас этих последователей стало больше – тех, кто ничего не различил в тумане его речей.

– Они опасны.

– Ты беспокоишься за меня, Брайанна?

– Я... – Она настороженно взглянула на него. – Да, беспокоюсь. А как же иначе? В таком положении я волновалась бы за любого. Атрей, постарайся меня понять. Я побывала в Англии, чтобы узнать, кем я была раньше. Но это не значит, что я раз и навсегда отказалась от своей второй родины. Я горжусь тем, что выросла в Акоре. И если теперь я леди Брайанна Уилкокс, это ничего не меняет – я узнала только, как и почему погибли мои родители.

– А я думал, ты будешь рада узнать, что в гибели родителей ты не виновата. Потому и рассказал тебе всю правду.

– Может, когда-нибудь я и вздохну с облегчением, но пока вижу только, что шестнадцать лет прожила во лжи. Те, кого я любила и кому доверяла, как никому другому, теперь кажутся мне чужими и далекими, словно мы и не знакомы.

– Как ты не понимаешь: от тебя скрывали правду ради твоего спокойствия?

– А как ты не понимаешь, что ложь – зло? – парировала она. – Что нанесенные ею раны могут и не затянуться?

Солнце клонилось к западу. В его свете яростно полыхали волосы Брайанны. Атрей поднялся, глядя на нее сверху вниз, изучая черты того самого лица, которое он так старательно высекал из камня, руководствуясь только воспоминаниями. Всей душой он стремился к ней, но не позволял себе даже коснуться ее.

– Тебя тревожит не ложь, а истина. Истина, заключающаяся в том, что дух Акоры существует и что его следует оберегать, как он оберегает нас. И в том, что мы созданы друг для друга. Зная, что на тебе нет никакой вины, ты заменила угрызения совести ошибочной боязнью собственной судьбы.

Она поднялась, стройная и величественная, с высоко поднятой головой.

– Ладно, поговорим об истинах. О том, что ты требуешь от меня забыть, как и почему погибли мои родители. Забыть обо всем и верой и правдой служить стране, которая убила их. Ты бы так смог, Атрей? Если бы мы поменялись местами и твои близкие погибли бы от рук англичан, смог бы ты любить Британию и служить ей?

Он задумался, и в этом молчании она уловила ответ.

– Ты считаешь, что об этом не может быть и речи, – заявила Брайанна. – Ты никогда о таком не думал. Но ждешь от меня неслыханного поступка.

– Я прошу тебя о снисхождении, – поправил он, поднял руку и легко коснулся ее щеки. – Но наверное, я в любом случае хочу слишком многого. – Атрей имел в виду просьбу разделить с ним жизнь, которую он не выбирал, и Брайанна поняла его без слов.