– Тебе и не надо всего знать! Лишь запомни, что я тебе сказала! – Голос Ольги стал немного мягче. – Ладно, хватит. Занимайся делами. Подойди к бабе Марусе – вон она стоит с палкой, – она скажет, куда надо ехать и что делать. Со двора – ни ногой, только по ее поручениям!

– Хорошо, Олечка. Бегу.

– Постой. – Она бросила испытующий взгляд на Глеба. – Если она будет пытаться соблазнить тебя, вспомни хотя бы, что ей через два года шестьдесят, она ровесница твоей покойной мамы.

– Баба Маруся нимфоманка? Ну а на вид я дал бы ей все семьдесят! – Глеб усмехнулся.

– Я говорю о Мане! Ей пятьдесят восемь годков в июле стукнуло, – со злостью сказала Ольга и, круто развернувшись, пошла в дом.

В памяти Глеба промелькнули некоторые подробности прошлой ночи, и его стало подташнивать. Отойдя от Оли, он быстрым шагом направился за дом, где находилась деревянная уборная.

К часу дня все приготовления к похоронам были закончены. Во двор занесли хоругви и мощные деревянные носилки с ручками по бокам, которые украсили цветами, лентами и платками – на них должны были нести гроб. Кладбище находилось недалеко, и к нему предполагалось идти пешком.

Баба Маруся нашла Глеба на огороде, возле старого высохшего колодца, напротив бани. Он сидел на начавшем осыпаться бетонном кольце и от нечего делать смотрел вверх. По серому небу медленно проплывали тяжелые черные тучи, словно вражеские бомбардировщики, выискивающие цель на земле, чтобы извергнуть свой боезапас. Он жаждал этого дождя, словно тот мог смыть свинцово-мышьячный осадок, оставшийся у него на душе после разговора с Олей. Ему стало казаться, что люди пришли сюда не столько отдать последние почести покойнице, сколько поглазеть на него.

«Вон тот белобрысый, длинноносый приехал из столицы и нажрался до чертиков, а после голышом ходил по селу, никого не видя, и даже…» – дальше только шепот и сдержанное хихиканье чудились ему в каждом шорохе и звуке человеческого голоса. Поэтому, выбрав момент, он сбежал сюда, на огород, чтобы не вздрагивать, почувствовав на себе чей-то любопытный взгляд, и все время не краснеть. Недаром старинная пословица гласит: на воре и шапка горит! Если бы не слова Оли, он бы до сих пор считал, что ночные события были только сном, настолько нереальными они казались ему днем. В голове у него творился кавардак. «Если я во сне, словно сомнамбула, в неглиже дошел до дома Ульяны и набедокурил там, по словам Оли, насколько реально то, что я переспал с Маней?! Судя по ее словам, все это пригрезилось мне. Дай Бог, чтобы так и было! Лучше, чтобы это оказалось сном, а не реальностью!»

Глеб перевел взгляд на грозное небо и решил все послать к черту, перестать корить себя. Ведь в случившемся нет его вины, так как он делал все это неосознанно, вернее, в невменяемом состоянии. Это даже при тяжких криминальных преступлениях учитывается и является смягчающим обстоятельством. Его как психолога заинтересовало происшедшее с профессиональной точки зрения. Ведь ночью он воспринимал эти события не совсем так, как описала ему их Ольга. Выходит, в нем, как в известной повести Стивенсона[1], уживаются две особы, в психиатрии это называется деперсонализацией личности. Второе его «Я» проявило себя этой ночью, неадекватно себя вело… Тут же он посмеялся над своими умозаключениями – всегда проще приписать свои ошибки кому угодно, только не себе. Возможно, выпитая самогонка и нервное напряжение были тому причиной. Ведь известно из медицинских справочников, что при определенных условиях алкоголь, подобно наркотику, может вызвать галлюцинации. Так что ларчик этот очень просто открывается, и не надо громоздить сложные конструкции, когда все предельно ясно: алкоголь вызвал сомнамбулическое состояние и при этом грезы. Глеб решил, вернувшись в город, порыться в справочной медицинской литературе и поискать описания подобных случаев. Ведь не уникален же он!

Холод, сковавший тело Глеба из-за неподвижного сидения, как бы отдалил его от недавних неприятных событий. Он словно добровольно сам себя наказал. Бревенчатая баня с вечно закрытой дверью манила его, как будто скрывала тайну. «Находят “скелеты в шкафу”, почему бы их не прятать в бане?» Он, когда бы ни приезжал сюда, всегда видел на двери бани мощный замок. Его робкие намеки, дескать, неплохо бы попариться, теща пропускала мимо ушей, лишь один раз она вскользь пояснила, что в бане свалены горы непотребного хлама. Глеб дал себе обещание при первой же возможности заглянуть в баню и узнать, что там за хлам. Тут он подумал, что Ольга вряд ли решится продать дом матери – она очень любила приезжать в село и, с ее слов, ностальгировала по времени, проведенному здесь, хотя особенно близких друзей у нее в селе не было. Возможно, она и придет к такому решению, но это произойдет не скоро. Глеб загорелся идеей навести порядок в бане и использовать ее по прямому назначению. До села не так далеко ехать, так что можно будет периодически устраивать банные дни по-взрослому, с березовым веничком!

«Эх, если бы я сейчас мог попариться, сбросить с себя весь негатив, словно смыть грязь, тогда и чужие взгляды не липли бы, и мне не было бы до них дела! – с сожалением подумал Глеб. – Использовала покойница баню не по назначению, в качестве сарая. Толку от холодной бани как от козла молока!»

– Вот куда ты забрался! – задыхаясь, воскликнула баба Маруся у него за спиной. – Ищем тебя, ищем!

Глеб вздрогнул от неожиданности и сразу ощутил, что порядочно замерз. Он с трудом разогнул свое окоченевшее тело и почувствовал себя великаном – он оказался на две головы выше маленькой старушки.

«Чего ее сюда принесло? Она собирается выговаривать мне за ночные события? Только этого мне не хватало!» – помрачнев, подумал он.

– Батюшки до сих пор нет, а похоронить Ульяну надо до захода солнца. Поезжай к нему домой и привези его сюда. Вчера вечером Дуняша к нему заходила, звала на отпевание – обещался быть. Иль случилось чего с ним – может, захворал? У тебя автомобиль, быстро смотаешься туда и обратно, – озабоченно сказала баба Маруся.

– Я не знаю, где он живет. Пусть кто-нибудь покажет, сам я его дом не найду.

– Да тут недалече. За домом Бондаря повернешь направо, доедешь до Дмитренков, а там свернешь в проулочек, к ставку. Это рядом с кладбищем, только с другой стороны.

– Я здесь совсем не ориентируюсь. Буду блуждать неизвестно сколько. – Глеб отрицательно замотал головой.

– Ладно, пошли. Сейчас найду тебе поводыря!

Они медленно прошли по чисто убранному огороду. Можно было подумать, что хозяйка знала собственную судьбу и поторопилась все убрать, чтобы не добавлять хлопот наследникам и соседям. Когда они подошли к калитке, баба Маруся, обведя взглядом двор, крикнула:

– Манька! Поди сюда, быстро!

Глеб был готов провалиться сквозь землю. Про себя твердил, словно заклятие: «Только бы не она! Только бы не она!»

– Манька, надо съездить к батюшке, а то он припаздывает. Глебушка не знает дороги, поедешь с ним. На автомобиле! – Баба Маруся говорила тоном одновременно приказным и вопросительным. Сказано было так, что вот надо – и все, и в то же время слышалось: а можешь ли ты?

– Отчего не съездить, съезжу. Вы не против, Глеб? – спокойно отреагировала Маня, поймав его настороженный взгляд.

Ему стало неловко, и он сразу опустил взгляд в землю. Маню нельзя было назвать пожилой женщиной, и это при том, что на ее лице совсем не было косметики. Чудит матушка природа, создавая такие феномены! Но Глеба сейчас занимало не это, а то, что Маня поедет вместе с ним и как на это отреагирует Оля. Отказаться неудобно, ведь нет никакой причины для этого. Ну а что такого в том, что Маня покажет дорогу к дому священника?! Баба Маруся в случае чего подтвердит Оле, что это она назначила Маню в проводники. Время поджимает, да и готово уже все для похорон, ожидают только священника.

– С какой стати мне возражать? Поехали. – И, не оборачиваясь, Глеб направился к машине.