Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Значит, ты и правда больше меня не любишь?

Орланда не был излишне совестлив, но ему не понравилась процедура разрыва чужих отношений.

— Ну-у, в общем-то… да!

— Что случилось? Все было так хорошо! У тебя кто-то появился?

Я, конечно, наделена более чем требовательным чувством долга, но не нахожу в себе сил повторять здесь привычные заклинания, произносимые людьми при расставании. Мари-Жанна плакала, бушевала, умоляла и не понимала ровным счетом ничего из того, что с ней происходило.

— У нас были такие планы…

Ситуация была тягостна — как для Орланды, так и для меня, он выдержал четверть часа, потом начал грубить. Она спрашивала, чем он недоволен, а поскольку Орланда понятия не имел, в чем Люсьен Лефрен мог бы упрекнуть бедняжку, он просто молчал. Вот каким вышел финал.

— Ты влюбился в Амурадору?

Орланда заржал. Ничто в мире не ранит тебя сильнее, когда ты страдаешь, чем умирающий от смеха человек. Выбегая, Мари-Жанна так сильно шваркнула дверью, что сверху посыпалась штукатурка. Орланда был смущен, но почувствовал облегчение: осушив слезы, он попытался снова заснуть. Увы! Обладая только половинкой души, Орланда не был лишен чувствительности, так что ничего у него не вышло. Он оделся и вышел купить хлеба, масла и кофе, приготовил завтрак и вернулся к чтению «Муссона». Очевидно, в какой-то момент Мари-Жанна положила телефонную трубку на рычаг, а он этого не заметил, так что звонок застал его замерзшим и совершенно вымокшим под тропическим ливнем, и он ответил, «не приходя в сознание».

— Это ты, Люсьен?

«Нужно побыстрее привыкнуть к этому имени!» — сказал он себе.

— Да.

— Это Анни.

«Надеюсь, у него не было еще одной любовницы!» — в ужасе подумал Орланда.

— Да.

— Ты хоть поздоровайся. Твое величие от этого ничуть не пострадает!

Он пробурчал что-то невнятное.

— Прекрати, Люсьен! Я знаю, ты на меня злишься, но мы все равно должны поговорить. Что происходит у вас с мамой?

Ага! Так это его сестра! И зовут ее Анни. Он не терял бдительности.

— Ты о чем?

— У тебя все время снята трубка, она не может до тебя дозвониться и достает меня по десять раз на дню. Заведующий отделением уже делал мне замечания. Я сказала маме, но ты же знаешь — она не уважает ни законов, ни правил, ни других людей.

Завотделением? Что за… Похоже, речь идет о больнице, решил Орланда.

— Я редко бываю дома в последнее время, — объяснил он.

— Она в ярости, потому что. ей приходится самой ходить за продуктами, а подагра в этом деле — не лучший помощник.

Орланда вспомнил утренний блицвизит в воскресенье.

— За продуктами? Хочешь сказать — за виски?

На другом конце провода установилось молчание. Потом Анни возмущенно отчеканила:

— И ты смеешь это говорить? Смеешь, после того как столько времени ежедневно снабжал ее бутылкой?

Каждый день? Итак, этот экономный до скаредности молодой человек поощрял алкоголизм своей матери? Черт возьми! Кстати, сколько стоит бутылка виски?

— Ладно, признаю, это было ошибкой с моей стороны.

Снова тишина.

— Что случилось, Люсьен? Я виделась с Мари-Жанной, она не пошла утром на работу — ждала меня в нашей столовой, ревет, не просыхая. Кроме того, ты как-то странно разговариваешь — голос твой, это точно, но я не узнаю манеру, что-то изменилось.

«К черту Люсьена Лефрена!» — подумал доведенный до крайности Орланда. Этот двадцатилетний юноша сделал сбережений на полмиллиона, ходил в искусственной коже, питался дешевыми консервами, поедая их из выщербленной тарелки, для чего, если только он не был принципиальным противником дорогой одежды и хорошей кухни, требовались недюжинная сила характера и великий план, ради которого жертвуют всем… И вот этот человек каждый день тащился на другой конец города, чтобы доставить мерзкой старой карге ее пойло? Понимаю, почему ему снятся кошмары!

— Я решил изменить образ жизни. Ты должна положить мать на дезинтоксикацию — заодно и подагру ее подлечат.

— Я много лет пытаюсь это сделать, но ты противился!

— Что ж, я изменил мнение. Делай, что считаешь правильным, а меня оставь в покое.

Высказавшись, Орланда нажал на рычаг и, опасаясь, что Анни перезвонит, трубку оставил лежать рядом с телефоном.

— Надеюсь, с семейными проблемами покончено! — буркнул он и вернулся под тропический ливень.

* * *

Итак, Орланда отправился звать Алину «на мороженое», а она была к этому готова, слегка кивнула и так стремительно пошла в сторону кафе, что изумленный Орланда на мгновение застыл на месте. Потом догнал ее и молча пошел рядом.

Алина пребывала в задумчивости. Она снова плохо спала и запомнила только один сон, но он соединил два предыдущих: она видела себя в зеркале, и у нее была половина тела. Недоставало то правой, то левой половины, и Алина помнила, что очень боялась взглянуть вниз и обнаружить, что ниже талии ничего нет: я больше никогда не смогу стоять! По правде говоря, Алина ни о чем не думала и была очень этому рада, потому что провела большую часть дня, спрашивая себя, откуда взялась эта уверенность в том, что вечером она увидит молодого человека перед своей дверью и примет его приглашение.

— Вы закончили лекцию о Вирджинии Вулф? — спросил он.

— Да.

— Довольны?

Она взглянула на него.

— Как, черт возьми, вы узнали, что я собираюсь писать эту лекцию?!

— Я же сказал, что знаю вас…

— Вот именно! Поэтому я здесь. Сначала Пруст, потом пломбир с двойным шоколадным соусом, теперь вот Вирджиния Вулф: это уже перебор. Кто вы и чего от меня хотите?

Он удивился такой прямоте. Разве застенчивая и прекрасно воспитанная Алина не должна была пугаться и краснеть? Возможно, только я способна понять: они были вместе. Накануне вечером, когда Орланда в бешенстве выбежал из ресторана и помчался на улицу Флоренции, Алина внезапно вышла из себя, отпустила вожжи и поставила на место вещавшего Шарля. Мы знаем, что их объединяет: Орланда дает Алине силу. Она держала его — слабого и беспомощного — в тайниках своей души, но, вынырнув на поверхность, он одерживает одну победу за другой, уверенный в себе, как ребенок, чье доверие к миру ничем пока не отравлено. Люсьен стал очень красивым парнем с тех пор, как ходит с чистой головой и перестал грызть ногти. Крупный рот, широкие плечи, прямая спина (он сбросил «с закорок» мамашу Лефрен!), узкие бедра — не говоря уж о том, что другая мать, госпожа Брассанс, запрещала даже называть вслух! — все это создано для того, чтобы нравиться: и все-таки не стоит думать, что выбор был случайным. Алина, конечно, как воистину приличная женщина, заявит под присягой и положа руку на сердце, что не поднимала глаз от книги, — не станем сообщать ей, что она клятвопреступница. Для того чтобы оценить мужчину, достаточно одного взгляда, а в «Европе», перед разделением, она правила бал, и она увидела Люсьена. Краем глаза — это правда! — и на долю секунды, так что даже не успела покраснеть. А теперь она идет рядом с молодым человеком — и он очень даже в ее вкусе! — который вот уже несколько дней преследует ее. Только по природной чистоте (о, счастье, я не такая!) Алина ни о чем не догадывается. Орланда шагает широко и уверенно, он отлично чувствует себя в теле Люсьена — не то что в Алине! Этих двоих объединяет какое-то странное взаимопроникновение. Орланда вдыхает в Алину силу, но для этого нужно физическое касание.

Но мы отвлеклись. Итак, Орланда, скорее всего, знал, что он такое, но имел более чем смутное представление о том, что ему нужно от Алины.

— Не знаю, — ответил он.

Она остановилась, нахмурилась.

— Как вас зовут?

Он на мгновение запнулся.

— Э-э… Люсьен Лефрен.

— Вы как будто не слишком в этом уверены!

— Скажем так: Люсьен — имя моей физической сущности.

— Ага… Тогда как же зовут духовную?

— Раз вы — Алина, я, наверное, мог бы быть Аленом. Но я никогда не любил имя Алина — оно отдает бабушкиным вареньем или кошками тетки-холостячки, так что и Ален — это, пожалуй, не совсем то.

22
{"b":"176688","o":1}