Ну надо же, она пользуется гораздо большим успехом, чем я мог вообразить! Вон, двое парней обернулись, чтобы на нее посмотреть, — ну да, конечно, не переставая трепаться, почти платонически! Но она-то их даже не заметила. Гляди-ка, мужик только что встретил жену, берет у нее из рук чемодан, заметил Алину, на секунду забыл о благоверной и промахнулся с поцелуем. Мое экс-я проходит мимо, рассекая пространство, поднимает взгляд на электронное табло: 13.41, 16-й путь, прекрасно, вперед! Я вижу, как она садится в вагон первого класса, но не иду следом. Я знаю, где ее найти.

Понаблюдаем за нашим странным персонажем, изучающим щиты-указатели, украшающие стены вокзала: таможня, метро, справки о забытых вещах, информация. Ага, он обнаружил то, что искал. Как мне его называть? Он — не Люсьен Лефрен — скоро он обнаружит некоторые не слишком привлекательные качества личности молодого человека, который ему так нравится, он больше не Алина — она устраивается в купе, ничего не зная о «дезертире». Он, безусловно, прав, утверждая, что его вдохновила «на подвиги» Вирджиния Вулф: пока Алина билась над английским текстом и он казался ей непомерно сложным, в ее мозгу обнаружились разрывы, возникла сумятица, Пречистая Госпожа начала раздражать ее, она чувствовала, что распадается на куски, подобная «раздерганность» часто приводит к безумию, так что выходка парня спасла Алину. У меня добрая душа, и я рада за молодую женщину, хоть и не знаю, как она справится с подобным «обнищанием». Ладно, я действительно должна придумать имя другому своему герою. Захоти я пойти по пути наименьшего сопротивления, взяла бы производное от Алины — Ален, но это так пошло! Никакой двусмысленности! Ален — он Ален и есть, настоящее мужское имя, но мой персонаж (я провожаю его взглядом до дверей туалета) не таков! Я всегда восхищалась проницательностью Вулф: сменив своему герою пол, она сохраняет имя Орландо, но местоимения употребляет в женском роде, смущая души читателей. Я «собезьянничаю»: назову сбежавшую половинку Алины Орландой и буду надеяться, что Вирджиния на меня не рассердится и не вернется с того света, чтобы наказать меня ночными кошмарами. Спешу намекнуть ей — конечно, если она меня слышит! — что я не вульгарная плагиаторша с воображением дятла, а робкая почитательница.

Орланда опустил жетон, толкнул дверь и оказался перед большим зеркалом. Вглядываясь в отражение Люсьена Лефрена, он удовлетворенно вздохнул.

— Мне кажется, я уже изменился! — сказал он себе. — Взгляд утратил поразившую меня (то есть Алину!) усталость, спина прямее, глаза открыто смотрят на мир. И голова прошла. Да-а, я всегда знал, что лицо «творит» душа, я уже красивей него, потому что чувствую себя свободным, как никогда. Может, в его теле жила девушка, которую он держал в заточении, как Алина меня, а я перетряхнул всю компанию? Не важно, пусть каждый остается там, где оказался! Посадка головы гордая, цвет лица улучшился. До чего же я хорош! Но волосы!.. Просто беда! Я не обратил внимания, что его шевелюра облита какой-то дрянью — от нее волосы стоят дыбом, как у персонажа фильма ужасов! Теперь я понимаю, почему тот сорокалетний красавчик так и не клюнул! Нужно вымыть голову, так я жить не могу!

В вокзальном туалете чистоплотному путешественнику приходится довольствоваться холодной водой и жидким мылом из бутылки-невыливайки, но кокетство толкает человека на подвиги, и Орланда наклонился, сунул голову под кран и, стиснув зубы, чтобы не выбивать ими дробь от холода, щедро намылил волосы, потом промыл их, как мог, открыл сумку Люсьена и, на свое счастье, обнаружил махровое полотенце. Просушив волосы, он причесался и нашел себя красивым.

Так и слышу ворчливое брюзжание: «Ну и Нарцисс этот ваш Орланда!» Без конца облизывает себя! Не могу с этим согласиться: он восхищается телесной оболочкой другого человека — так девушки радуются новым тряпкам, а Орланда всего четверть часа назад был женщиной, любящей мужчин. Предлагаю любому, кто неравнодушен к противоположному полу, представить хоть на мгновение, что он попал в тело объекта своей страсти… Ага, вы поняли чувства Орланды! То-то же…

Орланда последний раз нежно улыбнулся своему отражению, закрыл сумку и вдруг вспомнил, что он в туалете и что люди приходят сюда не только для самоидентификации. Он почувствовал, что вполне готов использовать сортир по прямому назначению. Тут на меня наплывает образ Вирджинии Вулф, и я чувствую, что стыдливость, правившая бал в былые времена, велит мне остановиться, Наша Госпожа — воплощение Целомудрия — смотрит на меня так строго… но сейчас 90-е, век стремительно заканчивается, я старею и не стану лицемерить, изображая воспитанность, я не отвернусь, как меня учили в детстве, когда я восхищенно глазела на пляже на маленького мальчика, доставшего из штанишек кое-что, чего не было у меня (он взял свою «штучку» в руки и начал писать — стоя! — а я-то думала, что это можно делать, только присев на корточки или сидя на горшке).

— А ну-ка, отвернись сейчас же! — приказала мне мама, сопроводив слова затрещиной (тут-то я и перестала глазеть!). — Эта малышка воистину порочна!

Вечером мама пожаловалась отцу на мое нездоровое любопытство. В ответ он грустно покачал головой.

Итак, Орланда захотел пописать и пришел в восторг от возможности пережить очередные незнакомые ощущения. Он с сожалением оторвался от зеркала, вошел в кабинку и автоматически потянулся к ремню, потом вспомнил о своем новом обличье и расхохотался. Расстегнув молнию, Орланда от волнения даже покачнулся. В детстве он, как и положено маленьким девочкам, завидовал мальчишкам, но никогда не мечтал завладеть их главным сокровищем. Орландой овладела странная робость: в кафе он с радостным вожделением ощупывал свои плечи и бедра, а сейчас вдруг почувствовал, что у него дрожат пальцы. Так колебалась бы Алина, окажись перед ней ширинка незнакомого мужчины.

— Ну нет, она мне не помешает! — нервно пообещал он сам себе.

И решительно ухватил рукой странный маленький мясистый отросток, управляющий судьбой каждого человеческого существа, вынул его и, слегка расставив ноги (он видел, как это делается!), принялся справлять нужду.

Господь милосердный, Вирджиния! Умоляю, не читай эти строки!

Дальше произошло нечто, что твой проницательный ум наверняка предполагал, но его заставила замолчать твоя деликатность: Орланда смотрел, как на его красивой (несмотря на обгрызенные ногти!) мужской ладони «отдыхает» нежное розовое существо, и внезапно тридцать лет любовного желания воспламенили его кровь. Он восхищался очертаниями, элегантными размерами, изящными складками (Люсьен Лефрен не был обрезанным иудеем)… Он был очарован и, подняв левую руку, легонько погладил сокровище, которое держал в правой. Реакция оказалась мгновенной: свершилось чудо, и под восхищенным взглядом Орланды его новая сущность за несколько секунд (не забудем, Люсьену всего двадцать!) расправила крылья и достигла полного расцвета. Орланда задрожал. Алина сотни раз была свидетельницей этого чуда, но никогда не проживала его изнутри. Орланда в эту минуту был воплощенным желанием. Но кто испытывал это желание? Алина или он сам? Орланда ни о чем таком не думал — это мои мысли (меня ведь отлучили от чуда, которое я описываю!), он просто подчинился инстинкту, и наслаждение началось. Орланда восхищался работой своей руки, чувствуя, как волны сладострастия поднимаются все выше. Сначала ему показалось, что он узнает наслаждение, которое испытывала Алина, но потом все изменилось: начались странные судороги, он задыхался, сердце билось в его руке, от волнения ему хотелось закрыть глаза, но любопытство пересилило, и он увидел, как пролился его сок…

— О Боже! — прошептал он, когда все закончилось.

Орланда прислонился к стене, чтобы отдышаться, и послал нежно-благодарный взгляд медленно «сдувавшемуся» источнику наслаждения.

После чего использовал туалет по прямому назначению, правда, с не меньшим интересом.