– Извините. А вы нам погадаете?
– В субботу не получится. Да еще первого апреля! Нет, это бессмысленно.
– Ну просто для развлечения. Наперекор всему. Сжальтесь над двумя жаждущими любви женщинами, – упрашивала Эва.
– Ну, тебе-то, наверно, не приходится жаловаться на отсутствие успеха, – заметила бабушка.
– А кто сказал, что успех означает счастье в любви? Что мне все эти мужики, если я чувствую себя одинокой?
– От одиночества карты не помогают, тут нужна святая Кинга. – Бабушка принялась осматриваться. – Ну что с вами поделать? А где карты? Все у меня пропадает.
– Надо попросить о помощи святого Антония, – посоветовала Эва.
– Со святым Антонием я уже год как не разговариваю, – отрезала бабушка.
4.04. Жизнь, однако, бывает чудесной. Достаточно одного известия – и мир сразу меняется. И ты вдруг замечаешь первые листья и зеленую траву. И откуда на улицах столько машин цвета весны?
– Расскажи еще раз.
– Ну, ты меня замучаешь, Малина, – вздохнула Иола. – Ладно. Я шла по Висляной в сторону Плянтов.
– И остановилась, чтобы раскрыть зонтик.
– И вдруг со мной кто-то здоровается.
– Рафал.
– Угу. Он был в коричневой кожаной куртке и коротко подстрижен.
– Раньше ты говорила, что очень коротко.
– Он был очень коротко подстрижен, – промолвила усталым голосом Иола. – И у него были новые очки.
– А дальше?
– Он спросил, как у меня дела. Я сказала.
– Это можешь пропустить.
– Благодарю. А потом спросил про тебя.
– Правда? – я все никак не могла поверить.
– Да. Спросил: «А как там Малина? Уехала?»
– Ну да, как-то я ему запустила такую дезу, – припомнила я. – И что дальше?
– Ничего. Просил передать тебе привет и сказал, что скоро позвонит.
– А когда? Как ты думаешь?
– Не знаю, – пожала плечами Иола. – Может, завтра, а может, через неделю.
5.04. Пока не позвонил.
– Может, он просто так сказал, – предположила Эва. – Ляпнул, чтобы отделаться.
– Его же никто за язык не тянул. Наверно, позвонит, а если нет, то тогда позвоню я.
– С твоей стороны это была бы самая большая глупость. Ты вспомни, как он порвал с тобой. Через неделю после помолвки. Если ты позвонишь, моей ноги у тебя больше не будет.
Ну ладно, послушаюсь ее, шантажистку этакую. Подожду. Должен же он позвонить.
9.04. Воскресная тоска. Рафал по-прежнему не подает признаков жизни. Иола видела его с пышнотелой.
– Ее отец – владелец юридической конторы. Я от Виктора знаю. Только ты, Малина, не переживай.
– Что не переживать? Что мой жених таскается с богатой телкой, а мне еле-еле хватает до первого числа?
– Тебе нужно найти работу.
Иола редко проявляет оригинальность.
– Знаю, потому что иначе меня ждет голодная смерть. Еще немного – и мне останется только грушевый компот.
– Что, папаша ничего не отвалил тебе от тех двадцати миллионов золотом? – поинтересовалась Эва.
– Они все еще плывут.
11.04. Я заканчивала переписывать библиографию к диплому, как вдруг врывается Эва:
– Представляешь, что произошло? Ну и денек! У тебя пиво найдется?
– Рассказывай!
– Ну как тут не верить картам? Помнишь, что мне выпало? Проблемы с брюнетом, казенный дом, то есть академия. Якобы в шутку.
– Ну, ну, и что? – занервничала я. Эва учится в Сельскохозяйственной академии седьмой год, и, может, там решили, что хватит? – Тебя вышибли?
– Пока нет. Дай-ка пива, мне надо успокоиться.
– Я тоже возьму: ты меня страшно разнервировала. Рассказывай же.
– Помнишь, как в ноябре мы выпивали в «Сингере»?
– По правде сказать, не очень.
– Ну, вспоминай, вспоминай. Это был такой девичник перед анджейками[7]. Вы уже назначили день помолвки, и мы пошли обмыть это событие.
– Погоди, погоди. Что-то туманно припоминается. – Я прикрыла глаза. – Середина ноября. Ты наконец сдала тот экзамен по йогуртам.
– Ну наконец, – обрадовалась Эва. – Правда, тот экзамен был по плесневым сырам, но кисломолочные продукты туда тоже входили. Из «Сингера» мы пошли на Рыночную площадь и около Сукенниц встретили Рыся из «Клана». Ты же знаешь, как он мне нравится.
– Еще бы. Вот сейчас уже вспоминаю.
– Мы сразу к нему.
– Ты хотела получить его автограф.
– Да, но у меня при себе были только зачетка и проездной. Ну, он и расписался в зачетке.
– Ну как же! Помню. Он расписался там, где зачеты.
– Предмет «Дистилляты и производные», фамилия, оценка: «отлично». А тут сегодня ловит секретарша и объявляет: «Пани Эва, обязательно зайдите к директору». Я – ради бога, потому как совершенно забыла об этом автографе. Вхожу в кабинет, а там рядом с директором Оточак, который преподает дистилляты. Брови грозно нахмурены. Первое слово ему. «Кто вам поставил зачет? Ведь вы еще даже не написали курсовую». Я пыталась объяснить, но Оточак дико взъярился: «Это преступление! А знаете ли вы, чем чревата подделка подписи?»
– Бог ты мой! Нет, я открою еще одно пиво. И ты что?
– Я подумала: это конец. Но не валяться же мне у него в ногах. Я решила держаться с достоинством. И вот, глядя Оточаку в глаза, я, значит, рапортую: «Раз это преступление, то, наверно, расстрелом». Директор усмехнулся и говорит: «Пан доктор, я хотел бы поговорить со студенткой лично. Вы не оставите нас на минутку?» Оточак, бросив мне убийственный взгляд, вышел. А директор спрашивает: «Пани Эва, что там за недоразумения с этой подписью?» Я учуяла какое-то дуновение симпатии и объясняю: «Я поспорила с подругами, что если в течение часа мы встретим какого-нибудь артиста, то я к нему подойду и попрошу расписаться в зачетке. Не моя вина, что пан Петр вписал мне этот предмет. Ничего не поделаешь, за дерзость надо расплачиваться», – закончила я.
– С этим спором ты немножко перехватила.
– Немножко да, – согласилась Эва.
– А что директор?
– Спросил: «Пани Эва, сколько вам лет?» Я ему: «Восемнадцать уже исполнилось. Можете спокойно назначать мне свидание». Он только обвел меня взглядом и говорит: «Сделаем так. Я на эту историю закрою глаза. А вы напишете заявление о переводе вас в другую группу, потому что доктор Оточак скорей удавится, чем поставит вам зачет». – «А как мне вас отблагодарить?» – спрашиваю я. «Я над этим подумаю. Если что-нибудь придумаю, вы узнаете первая».
– И что теперь?
– Остается ждать. Может, я успею прежде защититься, – сказала Эва. Но как-то без всякой уверенности.
– Послушай, подруга, не хочу тебя расстраивать, но припомни, что выпало тебе дальше. Неприятности с брюнетом из-за шутки, а потом большие огорчения из-за большой любви.
– Тебе обязательно нужно довести меня до стресса? – Эва принялась сосать кончик большого пальца. Она всегда так делает, когда обеспокоена.
– А директор-то красивый?
– Примерно как твой Губка.
– Ты же всегда говорила, что красота – это не самое главное. Хорошо, хорошо, больше не буду. В крайнем случае перейдешь в другой институт.
– В третий раз?
– А может, предсказание не исполнится.
– Пока что все исполняется.
– Послушай, Эва, – оживилась я, – это же значит, что Рафал позвонит! И что мы встретимся!
14.04. Только вот когда мы встретимся? И когда он, черт бы его драл, позвонит?
17.04. Весна, а у меня, как обычно, депрессия. Снова пошла на прием к Губке.
– Я только за рецептом, – уже с порога объявила я, – так как вижу, что у вас полно работы.
– Приветствую, Малинка. Что на этот раз?
– То же самое, весенний упадок настроения. Лежу в постели, гляжу в потолок и беспрерывно думаю о сладостях. Словом, депрессия. Потому и пришла к вам за килограммом прамолана.