– Здесь – царапины поменьше, – почти неслышным, тусклым голосом произнес Бруно. – Не будь по ту сторону этот чертов шкаф, я бы сказал, что их оставил человек, которого кто-то тащил, и он… Господи, он цеплялся за доски пола ногтями… Но этого просто не может быть!

– Почему? – возразил Курт устало, опустив голову и упершись в колено лбом, пытаясь припомнить, когда в последний раз он спал и ел – кажется, в день приезда Штойперта в Кёльн. Позавчера; всего чуть более суток назад, а между тем кажется, что целую вечность…

– Да потому что это – как… как ведьма на летающей свинье, как привидение в соседском заброшенном доме! Это небылица, которую все рассказывают, но никто не видел, сказка, которой не бывает!

– Я тоже так думал. – Курт распрямился, потирая ладонями лицо, словно надеясь, что усталость сотрется, как пыль; встряхнув головой, с силой сжал и поднял веки, пытаясь разогнать цветных мошек перед глазами, и продолжил, вновь указав на пол: – Чего я не могу объяснить, так это – вот. Доски пола у самого шкафа влажные, а в щелях – вода; и не криви губы, это вода. Но, хотя эта комната и под самой крышей, потолок сухой – стало быть, крыша не протекает, да и не было дождя ночью.

– Вот уж здесь вовсе ничего диковинного не вижу. Вода – и вода…

– А ты просто попытайся помыслить себе ситуацию, при которой вода может появиться у шкафа в комнате. Ну?

– Ну… – повторил Бруно задумчиво, – взял стакан с водой и подошел к шкафу…

– Для чего? Дать попить деревянной лошадке? Чего ради с водой в руках бродить по комнате? Это бывает со взрослыми – попивать глотками воду, ходя в задумчивости туда-сюда, но так не делают дети. Те наливают, пьют и уходят по своим делам… Как верно заметил наш старик, коли уж волей-неволей тебе приходится постигать работу следователя – даю бесплатные уроки. Урок первый. Самая простая вещь, самая обыденная, но в странной ситуации (вот как эта вода, как свеча – под кроватью, иголка – в потолке или что-то в таком духе) – есть подозрительно. Попытайся дать истолкование, и если оно отдает…

– …натяжкой?

– Да. Значит, есть над чем задуматься.

– И как ты объяснишь вот это?

– Я уже сказал – не знаю, – вздохнул Курт, поднимаясь с корточек, и обернулся к эксперту. – Так я дождусь сегодня…

На полуслове он осекся, не договорив и нахмурясь: Штойперт стоял посреди комнаты, точно каменная статуя, памятник жертвам малефиции – вытянувшийся, как струна, с заострившимися чертами лица и огромными, как у ребенка, глазами, полными даже не страха, а потустороннего, противоестественного ужаса, и обращенных к нему слов совершенно явно не слышал.

– Ах ты, черт, – пробормотал подопечный тихо. – Интересно, их в таком состоянии трогать можно или…

Курт раздумывал мгновение; об особенностях работы подобных служителей Конгрегации он ничего не знал, в академии этому слишком много внимания не уделяли, однако то, что он видел перед собою, ему не нравилось – лицо Штойперта все более серело, и из взгляда, кажется, мало-помалу исчезали последние обломки осмысленности. Даже если, вырванный из его странного оцепенения, тот лишится сознания, это много лучше, чем если вызванный по его требованию эксперт лишится рассудка.

В два шага приблизившись, Курт встряхнул его за плечо, окликнув, и, не добившись результата, попросту и от всей души вкатил собрату по академии звучную оплеуху. Штойперт дернулся, подпрыгнув на месте, и отшатнулся вспять, споткнувшись о половицу и едва не упав; воздух он набрал в грудь жадно, со свистом, точно удушенный.

– Давай-ка, – пробормотал Курт тихо, потянув его за локоть к низенькой кровати Штефана, и осторожно усадил. – Продышись… Слышишь меня? Соображаешь?

– Воды дайте, – сипло выдавил эксперт, и Курт усмехнулся:

– Ничего чаще я в своей жизни, кажется, не слышу… Бруно, налей ему из кувшина на столе. А знаешь, следовало б тебя жаждой и попытать – как кара за самомнение. Тебе ж, убогому, инквизитор сказал, а ты – спорить; ну, что? Получил?

– Да оставь ты человека в покое, изверг, – оттолкнув его локтем, укорил Бруно, всунув медный стаканчик в дрожащую руку Штойперта, и Курт покривился:

– Тебе не в монастырь надо, а в дом призрения, простынки стирать за такими же убогими. Дай позлорадствовать – я это заслужил.

– И что тебя радует? Что тут и в самом деле убили парня? И, судя по его реакции, убили страшно.

Он не успел ни ответить, ни даже подумать толком о том, что подопечный, по большому счету, прав – задавленно вскрикнув, Штойперт отшвырнул стакан от себя, расплескав по полу воду, и зажмурился, постанывая, точно мучимый зубной болью.

– «Завидно», да? – тщательно скрывая оторопь и неведомо почему вдруг овладевший им испуг, пробормотал Курт, подбирая стакан, и, приблизясь к столу, осторожно плеснул в него из кувшина. – Всю жизнь мечтал, чтоб меня вот так плющило…

– Не трогай… воду… – выдавил эксперт, не открывая глаз, и он замер со стаканчиком в руке, глядя на полумертвого собрата скептически. – Я сказал – не трогай, – повторил Штойперт чуть тверже, с усилием разомкнув веки, и воззрился на него дикими, нездорово блестящими глазами. – Тебе эксперт сказал – не трогать.

– Что с водой? – спросил Курт требовательно. – Что ты в комнате увидел? Что тут было?

– Дай минуту, – вновь закрыв глаза, откликнулся тот, переводя дыхание. – Одну минуту.

На то, чтобы взгляд приобрел осмысленность, а слова – относительную связность, эксперту потребовалось куда более минуты. Курт не понукал и уже не глумился, терпеливо ожидая, продолжив, дабы не терять время и исполнить должные предписания, исследование комнаты. Рекомендации Штойперта он все же ослушался: осмотрительно, не зная, чего опасаться и чего ожидать, заглянул в наполненный водою стакан, коснулся дрожащей поверхности и поднес ближе к глазам, растирая каплю между пальцами; мгновение он стоял неподвижно, глядя на влажную кожу перчатки, и вдруг, нахмурясь, поднял ладонь к самому лицу, осторожно потянув носом.

– Что такое? – почему-то шепотом спросил Бруно. – Что с водой?

Курт ответил не сразу; придвинув к себе кувшин, наклонился к широкому горлышку, втянув в себя неуместный запах ряски, рыбы и грязи.

– Речная, – отозвался он, не сумев утаить растерянности, и обернулся на эксперта; тот ответил тем же ошеломленным взглядом, и Курт нахмурился снова. – Ты удивлен?..

– Я не это увидел, но…

– А что? – без прежнего недружелюбия уточнил он, усевшись на стол напротив. – Теперь можешь сказать?

– Да, если ты, как обещал, расскажешь, почему мы здесь.

– Все просто, – пожал плечами Курт, со вздохом покосившись на распахнутый шкаф. – В Друденхаус однажды пришел мальчишка, живший в этом доме, и сказал, что в шкафу, в его комнате, есть кто-то. Как ты понимаешь, никто его слов всерьез не воспринял, и вот результат… Что ты увидел?

Эксперт передернулся, словно от холода, стараясь не смотреть ни в сторону злосчастного предмета мебели, ни на стол с кувшином.

– Я не знаю, – ответил он еле слышно. – Я такого еще не видел.

– А ты действительно… видишь?

– Когда как, – пожал плечами Штойперт. – Бывает – это просто ощущение, бывает – вижу что-то; не подробности, не так, как если бы я присутствовал, когда все происходило… хотя, есть и такие люди… Сегодня я и ощущал, и видел, но… Такого мне еще не встречалось.

– Не хочу вновь раздувать распрю, – заметил Курт тихо, – однако же убежден, что это твое первое дело, так? Или второе.

– Первое, – согласился Штойперт, глядя в доски пола у своих ног. – Только нас готовят иначе, сам должен понимать. Перед выпуском – нам ведь не устроишь экзамен на сообразительность, как следователям, и не дашь задачу с протокольными данными, дабы мы вывели заключение. Не знаю, как и что делают остальные, а таких, как я, – просто привозят на места убийств, казней, несчастных случаев; попутно – это еще и способ узнать, у кого какие особенности, какие тонкости в восприятии. Посему – да, именно работа у меня впервой, но я многого навидался, уж ты поверь, хотя, как уже сказал, не такого.