Дожидаться темноты, как то предполагали его сослуживцы, Курт тоже не стал: вопреки принятому мнению, жизнь в тех кварталах не начинала кипеть именно с приходом ночи – с приходом ночи время наступало рабочее, и большинство обитателей обретались либо на улицах Кёльна, либо в лавках и домах спящих горожан. Их утро наступало ближе к сумеркам, трудовой день приходился на поздний вечер, и именно несколько часов перед закатом и были тем отрезком времени, когда их можно было застать за относительной праздностью, что он и намеревался попытаться сделать.
Его решимость и inflammatio animorum[29] в начальственном присутствии были, по чести сказать, несколько напускными, и теперь, вступая в лабиринты полупустых кварталов, Курт ощущал неуверенность и даже некоторую потерянность, тщательно скрываемую за маской безразличия, удержать каковую на лице требовало немалых усилий. Во избежание недоразумений Знак висел на груди открыто, демонстрируя миру легко и всяким узнаваемое изображение, однако он так до сих пор и не смог решить, не было ли это сделано напрасно. С одной стороны, попытка упрятать его поглубже под рубашку выглядела бы стремлением безуспешно и не слишком ловко скрыть свою должность, но с другой – не смотрелось ли столь открытое его ношение откровенным вызовом?..
Тот факт, что в этих местах майстера инквизитора не ждали, обнаружился тотчас и, строго говоря, нимало его не удивил; первый же увиденный им в одном из переулков смурый тип не шарахнулся в сторону лишь, кажется, оттого, что слишком ошалел от неожиданности и необычности подобной встречи, и Курт, уходя, ощущал на затылке неприятный, острый взгляд. Сам он на типа даже не взглянул, пройдя мимо, не замедлив и не ускорив шага и предчувствуя, что уже через минуту ему на глаза попадется не один и даже не двое местных – непостижимым образом весть о его появлении здесь разнесется быстрее ветра. В том, что сей dedecum domicilium[30] вышлет ему навстречу своих делегатов с указанием справиться о цели его визита, Курт также не сомневался и, как выяснилось до вольно скоро, не ошибся: предполагаемая делегация возникла на его пути внезапно, просочившись, казалось, сквозь многочисленные щели в домах и улицах и собравшись вокруг него на почтительном, впрочем, расстоянии. Делегацию возглавлял человек, столь напоминавший всем собою и своими повадками томящегося в Друденхаусе Финка, а также и каждого из собравшихся подле него, что невольно подумалось – не предрасположены ли люди подобного физического склада и черт лица вообще к правонарушениям?..
– День добрый, – поприветствовал его Финк-второй, окидывая гостя взглядом, ничего хорошего не сулящим и вовсе не приветливым.
Вынужденно остановившись, дабы не лезть прямиком на стоящих впереди, Курт мысленно дал отмашку себе самому, отмечая начало своей кампании, и отозвался – негромко и не глядя на тех, что, не скрываясь, маячили у него за спиною:
– И тебе того же.
– Настоящий? – в том же наигранном, карикатурно дружелюбном тоне поинтересовался обитатель, кивнув на висящий поверх куртки медальон на стальной цепочке, и Курт позволил себе улыбнуться.
– До сих пор не видел самоубийцы, который посмел бы нацепить фальшивый Знак, – ответил он, не кривя душой. – Знаешь ведь, что за это бывает?
– Бывает… – повторил тот, пожав плечами. – Бывает всякое. Чем докажешь, что ты – настоящий?
– С чего бы это я стал? – в тон ему откликнулся Курт, так же неопределенно передернув плечами. – На магистратский патруль вы не особо-то похожи.
– Вот потому и докажи, – наставительно пояснил кто-то слева. – Всякому тут ходить не с руки – места-то опасные, слыхал? Если ты тот, кем вырядился, тогда, что ж, придется отпускать поздорову, а нет – не взыщи, тут самозванцев и соглядатаев не слишком жалуют.
– Иными словами, – усмехнулся Курт, – хотите знать, есть ли у вас право ткнуть мне штырь в печенку? Не советую. О Печати слышать доводилось? – уточнил он, расстегнув куртку и сдвинув ворот в сторону, демонстрируя окружающим выжженную на плече эмблему академии святого Макария с его номером тысяча двадцать один. – Так вот, если найдут труп с такой вот приметой, здесь будет ходить очень много соглядатаев. В компании магистратских солдат и стражей Друденхауса. А если трупа не найдут, соглядатаев будет еще больше, ибо весь Друденхаус знает, куда я нацелился нынешним вечером.
– Я е…усь, – подвел итог Финк-второй, заглянув ему за спину с неподдельным интересом. – Так в наши края, стал быть, затесался самый натуральный инквизитор… Знаменитый Гессе, так? И что же вы у нас позабыли, господин дознаватель?
– Да вот подумалось мне сегодня с утра – а не заскочить ли вечерком в «Кревинкель».
Смех, встретивший его слова, прозвучал несколько растерянно и нерешительно и оборвался, не успев начаться; предводитель делегации, переглянувшись с приятелями, как-то даже неловко хмыкнул, отступив:
– Что-то какое-то чересчур не ваше это место, майстер инквизитор, а? Странный выбор, если задумали пропустить кружечку. Чего вам там-то нужно?
– А не многовато ли вопросов? – чуть посерьезнев, возразил Курт. – На первый, вполне понятный, я тебе ответил – я представился. Прочее к делу не относится. Давайте-ка теперь не будем усложнять, ладно?
Ответа он ждать не стал – попросту двинулся снова вперед, в крохотное пространство между любопытствующим обитателем и его сотоварищем. Как такового силового варианта исхода событий Курт не опасался – окруживших его людей было всего пятеро, а короткий, но совершенно сверхубойный арбалет на поясе и два кинжала ситуацию уравнивали окончательно; в случае подобных осложнений осталось бы лишь сожалеть о том, что после такого начала продолжение его расследования здесь стало бы, скорее всего, невозможным. Сейчас он надеялся на то, что у обитателей кёльнского дна хватит ума не подписывать себе смертного приговора.
Любопытствующего Курт отодвинул в сторону плечом – несильно, однако настойчиво; краем глаза увиделось, как тот шевельнул рукой, словно желая перехватить незваного гостя за локоть, однако благоразумно остался недвижимым, лишь повернулся, проследив его взглядом.
– Дайте-ка проводим, – высказал он вслед настоятельно. – Не ровен час – заплутаете тут.
– Не трудись, – откликнулся Курт, не обернувшись и не придержав шага. – Я дорогу знаю.
– Вон как? – не скрывая удивления, переспросил обитатель, и за спиною зашуршали мелкие камешки и старый уличный мусор – любопытствующий двинулся следом. – Ну, так вы нас прово́дите, ладно, майстер инквизитор?
– Прямо, влево, после снова налево и направо в дверь, не заблудишься, – на одном дыхании обронил Курт, услышав позади себя неразборчивые слова, произнесенные растерянно-ошеломленным шепотом. Ничего, с нездоровым весельем подумал он, идя вперед все так же ровно и не оборачиваясь. Пускай поскрипят мозгом – им невредно. – Если напрямик через старый дом на углу – можно попасть скорее; наверняка там и побежит твой приятель, который сейчас, я слышу, сорвался, как ошпаренный, и теперь торопится сообщить в «Кревинкеле» о моем появлении.
– Бывали тут? – уже с искренним почти уважением поинтересовался назойливый обитатель; он пожал плечами:
– Доводилось.
Больше ни звука произнесено не было – лишь все так же шуршали, скрипели и трескались под ногами следующих за ним делегатов щепки, черепки, камешки. Даже между собою те если и общались, то лишь взглядами, ибо ни одного слова, пусть даже и едва различимым шепотом, он не услышал.
Смотря по сторонам одними глазами, стараясь не крутить головой, оглядывая глухие двери, заколоченные и вновь разнесенные в щепки или занавешенные заново дерюгами окна, Курт подумал о том, что и в самом деле на удивление четко помнит каждый поворот, каждый дом и каждый проулок здесь; в последний раз он прошелся по этим улицам поздним вечером одиннадцать лет назад – что могло остаться в памяти на столь долгий срок? Однако же – осталось, хотя многое другое, связанное с этим городом, выветрилось напрочь. Причуды человеческой памяти или неосознанное, где-то позади разума существующее сожаление о тех днях, каковое и не позволяет позабыть все это? Ланцу он сегодня сказал правду – невзирая на раны и временами смертельную без преувеличения опасность, эта часть работы притягивала не менее (или, быть может, более?..), чем impetus mentium[31] загадок и тайн самих дознаний. Духовник на подобные предположения, высказываемые уже ранее, вначале улыбался, а после грозил кулаком, веля быть осмотрительнее и не путать службу действующего следователя Конгрегации с работой солдата, патрулирующего улицы. Курт в ответ на это кивал, однако же следовало признать, сам он по доброй воле никогда и не провоцировал случавшихся с ним несчастий либо же просто опасных ситуаций лишь из простой тяги к приключениям: всегда это было либо ненамеренно, либо по стечению обстоятельств, либо же, как это происходило теперь, по причине безвыходности.
