Ну почему? За что? Он уже отвык, забыл, как это делать, да и подчиненные у него один другого краше. В самом прямом смысле слова. Красавчики с лощеными лицами, которых можно послать в приличный дом, вежливые, смазливые олухи, один из них дошел до того, что стал выщипывать брови, чтобы придать им красивую форму. Кретин, мечтает жениться на богатенькой девочке. Слоняется целыми днями по кварталу, патрулирует! И как, скажите на милость, он справится с этим делом, имея таких помощников?

Бедный старый инспектор открыл ящик такого же, как и он, старого потертого стола, который тоже давно уже мечтал о пенсии, и достал оттуда пакетик жареных кузнечиков, он каждый день покупал их по пути на службу, ему нравилось похрустеть ими, глядя на пышную зелень за окном. Инспектор не курил, очень мало пил и вообще не имел никаких вредных привычек, жареные кузнечики были его единственной слабостью, но его глупая, старая, хлопотливая жена совершенно не умела их готовить, они вечно выходили то слишком жирные, то слишком сухие.

Инспектор засунул в рот очередное насекомое и с тоской вспомнил вчерашний вечер. Его помощник, усатый рослый Лай Лам, вытащил его прямо из кровати. Он позвонил инспектору домой, когда старый служака уже видел первые сны, и истеричным визгливым голосом начал несвязно нести что-то про убийство в доме премьер-министра. Первая страшная мысль, пришедшая инспектору в голову, была та, что убили самого премьера. Но пока он дрожащими руками натягивал рубашку, спеша поскорее на место событий, старый Аем пришел к выводу, что случившееся не менее трагично и для него самого. Поскольку всем известно, какое это удовольствие – вмешиваться в дела властей предержащих.

Дальнейшее только подтвердило эти предчувствия. Допрос, который проводил инспектор в той самой курительной на вилле, откуда уже убрали покойного, был сплошным кошмаром. Министры, советники, банкиры, иностранные дипломаты, известные бизнесмены, их жены, сверкающие брильянтами, с брезгливо поджатыми губками, ожидали в зале своей очереди, пока они с Ламом вели допрос свидетелей. Да и какой это был допрос? Они оба беспрестанно вскакивали, кланялись, извинялись, задавали дрожащими голосами глупые одинаковые вопросы, промокали потные лбы, видя раздражение и нетерпеливое желание гостей поскорее покинуть неудавшийся банкет. Сам премьер-министр неоднократно заглядывал в курительную в крайне взвинченном состоянии и бросал на инспектора сердитые взгляды, как будто это он, Аем, убил этого проклятого русского. И что только принесло этого иностранца в нашу страну, сидел бы у себя дома, может, был бы жив, а так и ему конец, и инспектору одни неприятности.

Аем тяжело вздохнул и положил в рот последнего кузнечика. Когда великосветское общество разъехалось, они с Ламом вздохнули с облегчением и, прежде чем допрашивать обслуживающий персонал, невелики птицы, подождут, позволили себе выпить по чашечке чая с пирожными, которые им подали по указанию дворецкого. Просматривая только что составленные показания, инспектор заметил, что некоторые гости упоминали соотечественника покойного бизнесмена, с которым тот беседовал незадолго до смерти. Но сколько инспектор ни напрягался, ни просматривал список опрошенных трехсот пятидесяти гостей, никаких русских среди них не было.

Инспектор сделал заметку в блокноте и, промокнув губы салфеткой, велел запускать официантов, строго по одному. С этой публикой инспектор был строг и надменен. Глядя на входящих глазами инквизитора, отчего допрашиваемые начинали трепетать, чувствуя, что их вина уже наполовину доказана, он строго и с пристрастием допрашивал каждого, будучи уверенным в душе, что убийца наверняка будет обнаружен среди этой ненадежной мелкой шушеры. Ну в самом деле, не министра же сельского хозяйства подозревать и не английского атташе.

Но постепенно его надежды на такой удобный, устраивающий всех исход событий рухнули. Спустя час нарисовалась тревожная картина. Тот самый загадочный соотечественник не просто разговаривал с покойным, а явно ссорился с ним. Пятеро официантов, проходившие мимо курительной, отметили свойственную европейцам несдержанность агрессивных эмоций, некоторые из них, надо признать, ведут себя как сущие дикари. Эти двое чуть не подрались, а спустя несколько минут после того, как загадочный гость вернулся в зал, труп был обнаружен президентом Национального банка и его индийским коллегой, с которым они хотели уединиться, дабы обсудить некие важные вопросы, неподалеку находилась супруга известного члена парламента, она-то, собственно, и подняла крик.

Дальнейшие расспросы показали, что русский господин, с непроизносимым именем По-лз-уно-в, скрылся самым неприличным образом, через кухню, вместе с супругой, по пути подравшись с поварами из-за уничтоженного десерта. Скрылась подозрительная парочка на мусорном фургоне, еще до прибытия полиции.

Дело запахло международным скандалом.

Ободрившийся было инспектор снова приуныл. Предпринятые им немедленно шаги дали неутешительные результаты. Инспектор выяснил, в каком из отелей остановился сбежавший гость, выяснил, что ни он, ни супруга в отель не возвращались. Проявив невероятную расторопность, он послал в аэропорт ориентир на гражданина России и заодно справился, не вылетали ли за последние несколько часов какие-нибудь рейсы. Рейсы вылетали местные, и русских на них не было.

Значит, скорее всего, объект нашел укрытие на территории собственного посольства, и потребовать его выдачи инспектор сможет, лишь полностью доказав его вину. Потребовать выдачи! О великий Будда! Нет. Требовать, конечно, будут другие. Его дело собрать факты и доказательства. На этом инспектор Аем отпустил всех по домам, а сам с помощником отправился в участок приводить в порядок бумаги, писать отчеты и ждать звонков от начальства.

Старая пружина вонзилась в мясистый зад толстого Кдана, причиняя ощутимые неудобства. Он трясся по кочкам в сторону Кампонгтхома, проклиная хромого Сована, этого дурня Лыэнга, проклятых фарангу и даже, страшно сказать, самого Тхатя.

Кдан любил комфорт, сытную еду и не выносил, когда его напрягали. Он был толстым, злым и влюбленным. Это страстное чувство родилось в нем давно. Он уже сам не помнил когда. И год от года только крепло.

Кдан пылко, самозабвенно, беззаветно любил себя. И сейчас испытывал несказанные муки, чувствуя, как его нежное жирное тело подвергается глубокому непривычному стрессу. Кдан хотел домой, к маме.

Подпрыгивая на колдобинах, он чувствовал, как горькие мужские слезы катятся по его толстым, похожим на надувные матрасы щекам, он смахивал их огромными, по-детски пухлыми кулачками, недоумевая, за что мир стал так груб и несправедлив к нему. Кдан тосковал.

Все свои двадцать восемь лет он прожил с любящей хлопотливой матушкой. Отец его умер, когда Кдан был еще ребенком, и вся любовь, переполнявшая сердце этой маленькой, сухонькой женщины, обратилась на сына. У них был небольшой капитал, который достался ей от рано ушедших в мир иной родственников, позволявший им вести скромную, но достойную жизнь.

В детстве Сом был тщедушным, трусоватым, изнеженным мальчиком. Мальчишки и в школе и на улице не упускали случая поколотить или задеть его, и матушка неусыпно караулила свое сокровище, возмущаясь жестокосердием маленьких негодяев, мучающих ее цыпленочка. Сокровище тоже возмущалось, оно жевало сдобную лепешку и мечтало о мести.

Время шло, и мечты становились все реальнее. Кдан подрастал, сытая, спокойная жизнь благостно сказывалась на нем, он креп год от года, превращаясь в крупного, высокого здоровяка. Теперь уже он задирал своих бывших обидчиков. Он не знал никаких хитрых приемов, но масса давала ему в драке ощутимое преимущество. Со временем окружающие стали замечать в нем неприятную, а порой и пугающую черту. В отличие от своих сверстников, он не просто дрался, он получал наслаждение, причиняя другому боль, найдя у противника слабое место, он уже не давал тому вырваться, не брезгуя самыми грязными приемами. В такие минуты счастливая, благостная улыбка расцветала на его жирном, уродливом лице, делая похожим на демона обжорства.