– Когда-то под нашей властью находилась бóльшая часть Южной Италии, – сказал Фернандо. – Герцогства Корсиканское и Афинское тоже принадлежали нам. Мы властвовали на Средиземном море.

Естественно, мне были знакомы просторы моего родного королевства Кастилии и Леона. Но тем не менее меня захватили его откровения о заморских владениях Арагона, предприимчивые мореплаватели которого искали богатства в далеких землях, привозили оттуда сундуки с пряностями, драгоценными камнями и шелками, а также минеральные квасцы, использовавшиеся для окраски тканей, – торговцы платили за них целые состояния.

– Вы подобны римлянам, – выдохнула я. – У вас целая империя.

– И чувствуем мы себя так же! – рассмеялся он, показав щель между верхними передними зубами, придававшую ему необъяснимое очарование. – Наше тщеславие превосходит возможности казны, а чтобы поддерживать столь дальние владения, требуются деньги, и немалые.

Он немного помолчал, и лицо его помрачнело.

– А после того, как проиграли Константинополь туркам, мы стоим перед лицом серьезной угрозы со стороны неверных. Опасность угрожает всей Европе. Именно так овладели нами мавры много веков назад, и подобное может случиться и снова. Турки способны использовать в качестве прохода Гранаду, так же как мавры использовали Гибралтар.

Мысль о захлестывающей нас темной волне мавров заставила вздрогнуть, несмотря на все то восхищение, которое вызвали у меня познания Фернандо. Я никогда не задумывалась о катастрофическом падении Константинополя, одного из самых почитаемых городов христианского мира, хотя это случилось два года спустя после моего рождения и потрясло нашу веру до самых основ. Знания мои ограничивались иллюстрированными историями Кастилии, поэмами о трубадурах и романтическими притчами вроде «Книги о доброй любви». Я никогда не видела наш мир с той точки зрения, с какой смотрел на нее Фернандо, считая нас не центром мироздания, а всего лишь его частью. Его слова приводили меня в восторг, словно я стояла на палубе галеона, рассекающего пенные воды на пути к неизвестным берегам…

– А теперь, – вздохнул Фернандо, – когда этот паук Луи Тринадцатый угрожает северной границе Арагона, нам приходится держать армию наготове. Войска стоят денег, и куда больших, чем вы можете вообразить. Знать не станет призывать своих слуг без денег, а вассалы не пойдут сражаться без соответствующего жалованья. Моя мать умела экономить на расходах на содержание двора, так что мы могли… – Он замолчал и отвернулся. – Не могу поверить, что только что говорил о ней так, будто ее уже нет.

– Уверена, вы вовсе не это имели в виду, – сказала я.

Он снова посмотрел на меня:

– Когда вы рядом, слишком легко забыться.

Я не ответила. Мы подошли к арочной галерее, окружавшей дворец; сами не заметили, как дважды обогнули весь сад. Когда мы впервые в него вошли, он показался мне большим, настоящим лабиринтом. Теперь же, когда в моей голове все еще звучали слова Фернандо, сад выглядел тесным творением человеческих рук из аккуратных живых изгородей, неестественно подстриженных деревьев и ровных дорожек, ведущих в никуда.

– Это не ваша подружка? – спросил Фернандо.

Бросив взгляд в сторону галереи, я увидела Беатрис, которая сидела на каменной скамье рядом с Кабрерой. Он что-то ей говорил, оживленно жестикулируя, а она восхищенно слушала, не сводя с него глаз.

– Пожалуй, он для нее несколько староват, – усмехнулся Фернандо, – но ей, похоже, все равно.

Я тут же разозлилась, услышав в его словах недвусмысленный намек.

– О чем вы? Дон Андрес де Кабрера всего лишь крайне добр к нам. Вряд ли у него есть какие-то виды на…

Но тут взгляд мой упал на Беатрис, которая слушала Кабреру, кокетливо наклонив голову и шире обычного раскрыв глаза, словно тот был самым обворожительным мужчиной из всех, кого она когда-либо знала. Я стояла перед ней всего в нескольких шагах, но она меня даже не замечала.

Я подавила смешок. Похоже, он ее все-таки очаровал…

– Я должен научить вас танцевать, – выдохнул Фернандо.

От моего веселья не осталось и следа.

– Что? Но мы танцевали всего лишь вчера вечером. И у меня достаточно хорошо получалось, спасибо.

– О да, вы прекрасно танцуете, но не знаете арагонских танцев. Вам следует научиться хотя бы одному, чтобы хоть что-то вам обо мне напоминало.

Схватив меня за руку, прежде чем я успела возразить, он повел меня к мозаичной площадке возле фонтана. Я попыталась высвободиться.

– Нет, – сказала я, услышав испуг в собственном голосе. – Кто-нибудь… кто угодно может нас увидеть.

– Кто? – усмехнулся он, оглядываясь в сторону галереи. – Они ничего не заметят, даже если мы выстрелим из пушки. Давайте же, это всего лишь танец.

– Нет, я в самом деле не могу. Не здесь, не в саду. Это… неприлично.

Он замер, уставившись на меня.

– Вы всегда столь серьезны? – спросил он.

Хотя вопрос его мог показаться обидным, я сразу же поняла, что ничего такого он в виду не имел и им двигало лишь любопытство.

– Конечно, – ответила я и вызывающе подняла голову. – Я инфанта Кастилии. И должна всегда об этом помнить.

Он приподнял брови:

– Всегда? Неужели даже инфанта не может иногда развлечься?

– Вряд ли танцы в саду можно назвать… – начала я, но он, не обращая на меня внимания, направился к мозаичной площадке, что-то напевая себе под нос, и занял позицию для танца.

Он сошел с ума. Он действительно собирался это сделать. Танцевать!

– Этот танец, – сказал он, откидывая со лба волосы, – пляшут крестьяне после сбора урожая, чтобы отпраздновать щедрость природы.

Еще и крестьянские плясульки, а может, даже и языческие! Мне следовало уйти. Это было непристойно. И сам Фернандо вел себя неприлично. Но я не могла пошевелиться, прикованная к месту видом его крепкой, уверенной фигуры. Отведя назад плечи, он упер руки в бока и, издав губами громкую трель, подпрыгнул и быстро скрестил ноги.

– Это символизирует снопы пшеницы! – крикнул он, крутясь на месте, совершая замысловатые прыжки и взмахи ногами. – Давайте же! Я вам покажу.

Он протянул руку. Не в силах поверить в то, что делаю, я шагнула к нему. За нами могли наблюдать из окон дворца возмущенные придворные, любой проходящий через галерею мог нас увидеть. Я взяла руку Фернандо, ощутила тепло его пальцев, не сомневаясь, что Беатрис сейчас наблюдает за нами, раскрыв рот.

По лбу его струился пот, он широко улыбался.

– Вы можете споткнуться о свои юбки, – сказал он, кивая на мое платье.

Я застыла.

Наклонившись ко мне, он прошептал:

– Смелее, Изабелла.

У меня пересохло в горле. Быстро наклонившись, я подобрала юбки и завязала их в узел сбоку бедра, а затем посмотрела на Фернандо.

– Вам уже приходилось делать это раньше, – сказал он, дерзко скользя взглядом по моим лодыжкам в белоснежных чулках.

Мне не нравились мои тощие ноги, из-за которых ступни казались чересчур большими.

– Вопреки тому, что вы могли бы подумать об избалованных инфантах, – резко ответила я, заставив его вновь перевести взгляд на мое лицо, – я выросла в действующем замке, вместе со скотиной. Грязь и навоз были для меня обычным делом. А у меня не так уж много лишних платьев.

Поклонившись, он шагнул ко мне, обнял рукой за талию.

– Все намного легче, чем кажется, – прошептал он столь близко, что я ощутила запах его пота. – Просто следуйте моему примеру.

Сперва я едва не упала – столь быстрым и внезапным оказался его прыжок, за которым последовало все то же сложное движение ногами. Я неуклюже попыталась повторить под его одобрительные аплодисменты, после чего он вновь напел мелодию без слов, напомнившую мне дудочку козопасов на продуваемом ветром утесе, взял меня за руку, повернулся ко мне лицом и сказал:

– На счет «три» – подпрыгиваем, выбрасываем ногу, поворачиваемся кругом, а потом еще раз и еще.

– Не получится, – ответила я, собираясь и закрывая глаза, чтобы лучше уловить все нюансы мелодии.