– Нет, – невнятно буркнул тот, догрызая мясо на кости.

– Куда хочешь пойти дальше? На север? На юг?

Старик со вздохом отложил кость и опустил на стол перемотанные какими-то тряпками ладони, позволив девушке вытереть испачканные жиром пальцы. Потом отбросил с лица бесконечно мешающиеся лохмы и с укором спросил:

– Когда ты меня пострижешь наконец?

– Бабушка год не велела, – неожиданно строго посмотрела девушка. – Ты же не хочешь обидеть ее память?

– Нет.

– Тогда терпи. Еще половина срока осталась.

Дед тяжко вздохнул. Но вдруг встрепенулся, как-то странно наклонил голову и, пристально взглянув на внучку, скрипучим голосом попросил:

– Спой мне, Гайка. Спой что-нибудь… для настроения. А потом и поедем. Куда-нибудь на юг. Где тепло. И где мои старые кости наконец хоть немного согреются.

Девушка тут же кивнула.

– Хорошо, дедушка. Что ты хочешь, чтобы я спела?

– Все равно. Я хочу послушать твой голос.

Господин Ридолас краем глаза отметил, как разулыбался до ушей трактирщик и как мгновенно примолк весь остальной народ, а потом с удивлением понял, что все с нетерпением ждут песни. Причем ждут так, словно она действительно того стоила.

Девушка отодвинула от себя тарелку, знаком велела слугам убрать со стола. Достала из дорожного мешка простенькую лютню и, легонько перебрав отозвавшиеся нежным перезвоном струны, вопросительно взглянула на сидящих рядом мужчин.

– А без слов можно?

– Конечно, – пожал широкими плечами бронзоволосый.

– Мне без разницы, – кивнул второй. Третий знаком показал, что тоже не возражает, и она успокоенно отвернулась. А потом снова тронула необычный инструмент и, улыбнувшись деду, тихонько замурлыкала какую-то необычную мелодию, которую, благодаря воцарившейся в зале тишине, могли слышать все желающие.

Господин Ридолас в третий раз за сегодняшнее утро несказанно удивился – голос у девушки действительно оказался потрясающим: высоким, звонким и до того чистым, что в это просто не верилось. Если бы она захотела, то могла бы прослыть знатной певуньей. Такой голос не отказались бы послушать и взыскательные горожане. Он бы украсил собой любой храм. Любой хор. Даже так, без всяких слов и раскрытия своей истинной силы. А если она когда-нибудь решится спеть по-настоящему…

Циркач пораженно покачал головой.

Да-а-а… надо думать, что весь трактир восторженно замер. Кажется, Ир был прав: голос у девушки изумительный. Недаром затаили дыхание все присутствующие, включая даже женщин. Недаром мужчины отставили пиво в сторону и притихли, а слуги прекратили шнырять по переполненному залу. Потому что по-другому было просто нельзя. И нельзя было не восхищаться поразительным звучанием этого дивного голоса, который совершенно неожиданно объявился на пыльных дорогах Благословенной долины.

Когда девушка замолкла, трактир дружно вздохнул. Но она словно не заметила. Ласково потрепав незаметно пролезшего под ее ладонь пса, уверенно встала, помогла закряхтевшему деду подняться и, заботливо придерживая, проводила его до дверей.

– Не нужно, – отрицательно качнул головой трактирщик, когда один из ее спутников (тот самый силач, что ломал недавно подковы всем на зависть) положил на стол две серебрушки. – За такой голос не жалко и большего. Айд с вами.

– Дарэ, – коротко поклонился бронзоволосый, но деньги не забрал, а затем отвернулся и вместе с двумя другими быстро вышел.

Господин Ридолас проследил за ними до самой двери, ощущая странную ущербность от царящей вокруг тишины. Остро пожалел, что девушка так быстро замолчала. С неожиданной грустью подумал о том, что его время действительно подошло к концу, а потом уронил взгляд в тарелку и прикрыл глаза, чтобы никто не увидел появившуюся там тоску и обреченное понимание своего ближайшего будущего.

Завидев издалека створки городских ворот, неутомимые кони непроизвольно ускорили шаг и вопросительно оглянулись на молчаливых хозяев. Дескать, ну что? Нам туда или еще немного погуляем? Однако те не обратили никакого внимания – их пристальные взгляды были устремлены на вырастающую из Пустыни громаду древнего города, который для всех них был когда-то родным, но к которому с некоторых пор они совершенно не знали, как относиться.

Скарон-Ол встретил гостей неласково: неистовым южным солнцем, под лучами которого немилосердно накалялись доспехи; порывами колючего ветра, так и норовящего швырнуть горсть песка в узкую щель забрала; и абсолютно пустой дорогой, на которой в это раннее утро не виднелось ни одного прохожего. Только голая равнина за спиной, плавно переходящая в самую настоящую Степь; жаркая Пустыня впереди, начало которой угадывалось за последним изгибом своенравной Кайры; палящее солнце в ослепительно чистых небесах и мерный цокот копыт четырех могучих вороных, на которых восседали закованные в такие же черные доспехи всадники.

– Что-то там пусто, – недобро прищурился Гор, изучая далекие ворота. – Ни телег, ни толпы на входе. Ас, ты уверен, что твои не подведут?

– Обещали встретить, – хмуро отозвался Алый, тоже внимательно разглядывая город. – А для торговцев пока рано: они только через оборот подтянутся. Или думаешь, мы зря еще по ночи выехали? Проверь-ка на всякий случай свою дейри.

– Я твою лучше проверю, – фыркнул из-под шлема Адамант. – А ты пока за Бером присмотри.

– Нет, ну что такое-то?! Ну чего опять «Бер»?! – недовольно вскинулся Изумруд, резко натянув поводья и заставив Буцефала остановиться. – Почему всегда только я?! Можно подумать, в последнее время со мной было больше всех проблем!

– С тобой может возникнуть больше всех проблем, потому что, как выяснилось, от твоей дурацкой силы трудно защититься даже нам. Или забыл, что мы не хотели привлекать к себе внимание? И для чего именно надели амулеты, скрывающие ауру?

Бер насупился.

– Я себя контролирую.

– Пока, – согласился с братом Ван, тоже придержав коня. – Но если от тебя последует хоть один взбрык, то все наши усилия пойдут прахом. Ас, и правда: взгляни на него еще разок – ничего лишнего в ауре не торчит? И меня заодно проверь. Что-то неспокойно вдруг стало.

– Бер, держи себя в руках, – вместо ответа посоветовал Алый, едва повернув голову.

– Блин! Да держу я! Держу!

– Я сказал «держи», а не «заводись». Ты у нас один тут непредсказуемый.

– Да?! А кто нам полдома спалил, когда ему палец прищемили?!

Ас, обернувшись, внимательно посмотрел на возмущенного брата. Долго так посмотрел. И до того выразительно, что Бер, уже набравший воздуха в грудь для непечатной тирады, послушно сник. А потом как-то разом сдулся и, перехватив такие же выразительные взгляды от Вана и Гора, неохотно признал:

– Этот город действует мне на нервы.

– Мы почувствовали, – хмыкнул Ван. – Где-то с пол-оборота назад. Да и глазищи твои красноречивее всяких слов. Из-за них даже мне становится нехорошо.

Бер, тихо ругнувшись снова, поспешно пригасил радужки, чтобы не горели ненормальными изумрудами, и виновато вздохнул.

– Ничего не могу с собой поделать. Чем ближе подъезжаем, тем мне тревожнее.

– Причину пояснить можешь? – лаконично осведомился Гор.

– В том-то и дело, что нет. Но мне все время кажется, что впереди нас ждет… нечто. Не могу описать. Просто чувствую, что что-то не так, и все.

Скароны многозначительно переглянулись.

– А ты вторым зрением пробовал смотреть?

– Да, – совсем помрачнел Изумруд. – Именно после этого мне стало тревожно.

Ас заметно нахмурился и снова повернулся к городу, следом за братьями заставив коня замереть на месте. «Если уж вечно насмешливый и несерьезный Изумруд говорит, что ему не по себе, следует обратить на это внимание. Возможно, мы чего-то не замечаем?»

Он чуть сузил глаза, пристально изучая свою бывшую родину, но в лучах утреннего солнца Скарон-Ол выглядел на редкость величественно и красиво. Высокая наружная стена, в которой чувствовалась несокрушимая мощь; мощные ворота, под которыми приютилась почти незаметная с такого расстояния караулка; далекие крыши, поблескивающие крохотными металлическими искорками; и – множество разноцветных аур между ними, наглядно свидетельствующих о том, что местное население в большинстве своем обладает недюжинными магическими способностями.