– Я не слышал сначала, – уклонился от ответа полковник.

– А все же? – настаивала девушка.

– Не люблю гекзаметры. Особенно русские. Они слишком отзываются натугой.

– Почему же? – вызывающе спросил худощавый молодой человек.

– Очень просто, – пояснил Шаллер. – В русском произношении двух долгих слогов подряд не бывает. И вообще разница между долгим слогом и ударением утрачена. А оттого такое стихосложение слишком манерно, и как-то не по-русски все это звучит, право.

Молодой человек недовольно пожал плечами, сел в кресло и оглядел присутствующих.

– А вы сами что-нибудь сочиняете? – спросил Шаллера другой молодой человек, более плотного сложения.

– Нет, – ответил Генрих. – Не сочиняю. Не чувствую за собой талантов.

– Понятно. Обычно критиками становятся те, кто не имеет талантов, но очень завидует тем, кто ими обладает.

– Признаться, я критиковал не таланты нашего досточтимого поэта, а лишь способ стихосложения. Если я чем-ибудь обидел вашего товарища, то прошу простить меня, произошло это невольно.

– Господа, господа!.. – весело обратилась к присутствующим Лизочка. – Может быть, кто-то еще хочет что-нибудь прочитать?.. Ну же!..

Но никто из присутствующих читать что-либо при Генрихе Ивановиче не пожелал. В комнате зависла неприятная пауза, и Лизочка, разряжая атмосферу, пригласила всех пить чай с марципанами. Все отправились в чайную комнату, а Лизочка и Шаллер задержались. Девушка подошла к полковнику и положила голову ему на грудь.

– Зачем ты так? – спросила она с такой нежностью в голосе, что Генриха передернуло. – Они такие молодые и обидчивые. А ты такой сильный… – Лиза погладила плечо Шаллера, глаза ее заблестели, тон голоса сменился на игривый.

– Ты умный, ты самый умный из умных, а они все глупые… – Ее пальчики проворно расстегнули нижнюю пуговицу мундира и ухватились за пряжку ремня. – Такие глупые они все… Они мне так надоели, ходят каждый день… – Она потянула пряжку на себя, и та расстегнулась. – А ты не приходил целую неделю… Разве так можно поступать!.. – Прохладные пальчики скользнули под нательную рубашку.

– Подожди! – попросил Шаллер.

– Не могу, – честно ответила Лиза и сделала своими пальчиками чудесную штучку, сопротивляться которой Шаллер уже не мог. Он лишь успел закрыть дверь на запор и, увлекаемый Лизочкой в водоворот страсти, помчался по течению к самой высшей ее точке.

Вероятно, не случись этого интимного момента, Шаллер бы так и не решился на окончательный разговор с Лизочкой, но страсть еще более опустошила его душу, вн почти не мог смотреть девушке в глаза от неприятного ощущения, а резкие слова так и просились наружу.

Лиза сидела абсолютно обнаженная, кокетливо выпячивая грудь.

– Оденься, – попросил полковник.

– Я тебя смущаю, дорогой? – Лизочка вздернула подбородок. – Мое тело тебя слепит? Шаллера опять передернуло.

– Оденься! – повторил он жестко. Девушка почувствовала перемену в его голосе и прикрылась платьем.

– Что-то случилось? – спросила она.

– Да… Мы должны с тобой расстаться.

– Что?

– Нам необходимо расстаться! – повторил Ген-рих. – Мы больше не можем так общаться.

– Как? – шепотом спросила девушка.

– Так… Давай останемся друзьями…

Лизочка стала судорожно натягивать платье. У нее это получалось неловко, она никак не могла попасть рукой в рукав и оттого еще больше занервничала. Шаллер смотрел на ее бедра и почему-то вспомнил первое прикосновение к животу Лизочки, трепыхание ее тела под его большими руками; ему вдруг стало жаль девушку, и он решил говорить с ней мягче.

– Пойми, ты молода, ты очень красива, у тебя все впереди…

– Что впереди? – нервно переспросила Лиза, наконец справившись с платьем.

– Мне сорок шесть лет!

– Ну и что!

– Я женат, и я не могу просто пользоваться тобой, не думая о будущем… Твоем будущем.

– Почему ты должен думать о моем будущем?! Я сама в состоянии подумать о себе!

На глазах девушки появились крупные слезы. Она подняла лицо, чтобы не пролить их, и Шаллер чувствовал, что с Лизой вот-вот может случиться истерика.

– Только не плачь, ради Бога! Ничего страшного не происходит! Просто я не могу общаться с тобой безо всякой перспективы! Я женат на другой женщине и никогда не смогу стать твоим мужем. Не плачь, пожалуйста!

– Мне этого не надо, – ответила Лиза, роняя слезы на ковер. – Будь женат на другой женщине. Я согласна.

– Господи Боже мой! Я не согласен так!

– Как?

Лизочка уже полностью потеряла контроль над своими чувствами, и слезы катились по ее лицу свободно, как струи дождя по оконному стеклу. Она задавала вопросы, не думая об их смысле, просто цепляясь за концы фраз Шаллера.

– Я уже тебе объяснял!.. Мы не можем с тобой спать!

– Почему не можем спать?

– Пойми меня!

– Что понять?

– Пойми наконец, что все кончилось!

– Что кончилось?! – Лизу трясло. Она смотрела на Шаллера, заливаясь слезами.

– Черт побери! – не выдержал полковник. – Возьмите себя в руки, Елизавета Мстиславовна! – закричал он. – И не тряситесь вы так в конце концов, как сумасшедшая, а то я уйду!

– Хорошо-хорошо… Я не буду трястись, только не уходите!

Неожиданно Лизочка вскочила с кровати и бросилась на пол, обхватив руками ноги Шаллера.

– Генрих Иванович!.. Не бросайте меня!.. Умоляю вас!..

– Перестань, Лиза!..

Полковник попытался поднять девушку с колен, но та так сильно вцепилась в его ноги, что он испугался сделать ей больно.

– Не бросайте меня, а то я не знаю, что с собой сделаю! Я убью себя! – закричала она так громко, что Шаллер занервничал.

– Успокойтесь, Елизавета Мстиславовна! Нас могут услышать, случится конфуз!

– Пусть слышат!..

Неожиданно девушка отпустила колени Шаллера. Глаза ее мгновенно высохли от слез и наполнились решимостью.

– Пусть слышат! – твердо сказала Лизочка, вставая на ноги. – Только конфуз произойдет с вами! И еще какой конфуз!.. Если вы меня бросите, Генрих Иванович, так запросто, то я объявлю во всеуслышание, что вы взяли меня силой!

Пораженный, полковник смотрел на Лизочку, которая совершенно успокоилась и поправляла волосы, глядясь в зеркало.

– Боюсь, Елизавета Мстиславовна, вам не поверят.

– Поверят, еще как поверят!

– Неужели вы думаете, что после ваших угроз я с вами буду продолжать какие-либо отношения?

– Это ваше право выбирать, – ответила Лиза, и Генрих увидел, как зло сверкнули ее глаза в отражении зеркала. – В доказательство своих слов я объявлюсь беременной.

– Вы же не беременны, Елизавета Мстиславовна. Это легко удостоверить.

– А откуда вы знаете, что я не беременна? – повернула к Шаллеру лицо Лизочка.

– Я был осторожен.

– А вы что, единственный в мире мужчина, от которого можно забеременеть?

– Конечно, нет… Вы хотите сказать, что у вас есть еще любовник?

– А почему нет?.. – Лизочка взяла пудру и дунула на пуховку, пуская пылевое облачко. – Вы его сегодня видели… Тот, который гекзаметр читал.

– Ну что ж, Елизавета Мстиславовна, он молод, – ответил полковник. – И у него есть некоторые литературные способности. Вам и карты в руки. Тем более что вы ожидаете ребенка.

– Значит, вы одобряете мой выбор? – спросила Лизочка, поправляя прядки волос над ушами.

– Во всяком случае, не порицаю, – ответил Шаллер. – Да и имею ли я право на это…

Лизочка села на краешек подзеркальника. Пуховка выпала из ее рук. Плечи девушки опустились, и она с тоской посмотрела на Генриха.

– Вы меня не любите, – мрачно проговорила она. – Теперь я это понимаю наверное… Конечно же, у меня нет никого, кроме вас. Я не беременна… Это все от отчаяния… Слова эти… Надеюсь, вы понимаете меня?..

Полковник кивнул.

– Я знаю, что после всего, что я вам наговорила здесь, вы меня будете ненавидеть…

Шаллер попытался что-то сказать, но девушка замотала головой:

– Не перебивайте меня, пожалуйста!.. Да а, вы будете меня ненавидеть!.. Или, на другой случай, просто презирать, что отнюдь не лучше… Но знайте, что я вас любила. Вернее сказать, я вас и сейчас люблю, со всем безумием, на которое способна женщина!..