Шарлотта уже собиралась надавить еще, но тут дверь открылась и в комнату вошел Тормод. Взгляд его метнулся к стоящей у окна Элоизе, затем перескочил на Шарлотту и Кэролайн. В лице его читалось беспокойство и напряжение.

— Добрый день, — вежливо поздоровался он. — Как любезно, что вы зашли. — Он снова взглянул на Элоизу — озабоченно и даже встревоженно. — Боюсь, моя сестра слишком тяжело восприняла эту трагедию. Так расстроилась, что даже заболела. — В его темных глазах читалось предостережение: будьте осторожнее, выбирайте слова, иначе можно только усугубить дело.

Кэролайн пробормотала что-то вежливо-сочувственное.

— Ужасное дело, — сказала Шарлотта. — Тонкая натура всегда глубоко за всех переживает. Вы ведь были последними, кто видел бедняжку живой.

Тормод послал ей признательный взгляд.

— Конечно… и что еще больше угнетает Элоизу, так это мысль о том, что мы чего-то не заметили и ничего не предприняли. Разумеется, прислуга…

— О, прислуга, — отмахнулась Шарлотта. — Прислуга — это совсем не то же самое, что друзья, которым она могла бы довериться.

— Вот именно! — согласился Тормод. — К несчастью, нам она не доверилась. Я все же думаю, что имел место какой-то несчастный случай, быть может, неправильная дозировка лекарства.

— Может быть, — с сомнением произнесла Шарлотта. — Разумеется, я не очень хорошо ее знала. Она была такой рассеянной?

— Нет. — Элоиза отвернулась от окна. — Мина всегда точно знала, что делает. Если она и допустила роковую ошибку, то, должно быть, витала мыслями где-то далеко, иначе сразу же заметила бы, что налила не из того пузырька или взяла не из той коробочки, и выбросила бы, вместо того чтобы пить.

Тормод подошел к сестре и нежно ее обнял.

— Тебе нужно перестать думать об этом, дорогая. Мы больше ничего не можем для нее сделать, и ты только мучаешь себя. Вот заболеешь и уже никому ничем не поможешь, а только огорчишь меня. Завтра мы уезжаем в деревню, возвращаемся в «Пять вязов», где будем думать о другом. Погода с каждым днем улучшается. В лесу уже появляются первые нарциссы, и мы возьмем пролетку и поедем полюбоваться на них; может, даже с корзинкой для пикника. Как тебе это?

Элоиза улыбнулась ему, и ее лицо смягчилось, как если бы это она утешала брата, а не наоборот.

— Замечательно. — Она накрыла его ладонь своей. — Спасибо тебе.

Тормод повернулся к Кэролайн:

— Как это любезно с вашей стороны, что вы зашли, миссис Эллисон, и вы, миссис Питт. Мы очень вам признательны. Такие дружеские жесты помогают легче переносить подобные удары. Вы ведь, должно быть, потрясены не меньше. В конце концов, Мина была и вашей подругой.

— Признаться, я в полной растерянности, — несколько неопределенно отозвалась Кэролайн.

Шарлотта все еще гадала, что имела в виду мать, когда дверь открылась и служанка доложила, что пришла миссис Денбай. Следом, не дожидаясь приглашения, в комнату ворвалась и сама гостья.

Элоиза взглянула на гостью совершенно равнодушно, словно сквозь пустоту. Тормод, все еще обнимая сестру, вежливо улыбнулся.

Лицо Амариллис напряглось, круглые глазки недобро блеснули.

— Вам нездоровится, Элоиза? — удивленно спросила она сочувственно-нетерпеливым тоном. — Если чувствуете слабость, позвольте мне помочь вам подняться наверх и прилечь. У меня есть нюхательная соль, если хотите…

— Нет, спасибо, я не чувствую слабости, но признательна за ваше любезное предложение.

— Уверены? — Амариллис окинула ее придирчивым, оценивающим взглядом. — У вас нездоровый, я бы даже сказала, изможденный вид. Чего бы мне совсем не хотелось, так это чтобы вы перенапрягались из-за моего визита.

— Я не больна! — сказала Элоиза чуть резче.

Тормод еще крепче, словно поддерживая ее, обнял сестру, которая, на взгляд Шарлотты, держалась на ногах вполне твердо.

— Разумеется, нет, дорогая, — успокаивающе проговорил он. — Но ты пережила глубокое потрясение…

— И вы не так сильны, — добавила Амариллис. — Быть может, пошлете за ячменным отваром? Не позвать ли служанку?

— Спасибо, — поспешно согласился Тормод. — Отличная мысль. Уверен, миссис Эллисон и миссис Питт тоже выпьют ячменного отвара. Время для всех нас тяжелое. Вы ведь не откажетесь подкрепиться?

— Спасибо, — быстро ответила Шарлотта. Она еще не знала, на что рассчитывает, соглашаясь остаться, но, поскольку пока не узнала ничего, отказываться было бы глупо. — Я почти не знала бедную миссис Спенсер-Браун, но все равно ужасно опечалена ее смертью.

— Какая вы добросердечная, — скептически изрекла Амариллис.

Шарлотта изобразила святую невинность.

— А вы разве не чувствуете то же самое, миссис Денбай? Я так хорошо понимаю мисс Лагард. Знать, что ты была последней, кто видел подругу и говорил с ней перед тем, как ее охватило настолько неодолимое отчаяние, что она сочла жизнь невыносимой, — уверена, мне тоже было бы не по себе.

Брови Амариллис взлетели.

— Хотите сказать, миссис Питт, что верите, будто миссис Спенсер-Браун лишила себя жизни?

— Боже! — Шарлотта изобразила весь испуг, какой только смогла представить. — А вы считаете, что кто-то другой… Боже мой, какой ужас!

Амариллис так смешалась, что даже не нашла слов. Было совершенно очевидно, что ни о чем подобном она и не думала.

— Нет, нет! Я имею в виду… — Она запнулась и замолчала. Лицо ее горело, глаза же заметно похолодели от сознания того, что ее перехитрили.

— Не думаю, что такое возможно, — сказал Тормод, приходя на выручку — ей или, может быть, Шарлотте? — Мина ни в коей мере не могла пробудить в ком-то такого рода злобу. Я уверен, что она даже не знала человека, который замыслил бы такое злодейство.

— Разумеется! — с благодарностью подхватила Амариллис. — Я выразилась не вполне ясно. Такое просто немыслимо. Если бы вы лучше знали, — она многозначительно взглянула на Шарлотту, — тех людей, которые были ее друзьями, вы бы не поняли меня столь превратно.

Шарлотта выдавила натужную улыбку.

— Ничуть не сомневаюсь. Но я в невыгодном положении, и вам придется меня простить. Вы имели в виду, что это произошло случайно?

Высказанное напрямик предположение, что можно прийти домой и по чистой случайности принять смертельную дозу, выглядело настолько нелепым, что Амариллис не сразу нашлась что сказать. Ее круглые глаза взирали на Шарлотту с холодной неприязнью.

— Я просто не знаю, что произошло, миссис Питт. И, право, думаю, нам следует воздержаться от обсуждения этой темы в присутствии бедняжки Элоизы. — Ее голос сочился снисходительностью. — Вы, должно быть, заметили, что она хрупка, болезненна и страдает нервами и чрезмерной чувствительностью. Мы расстраиваем ее, продолжая так бестактно говорить об этом. Элоиза, дорогая. — Амариллис повернулась к хозяйке с сияющей улыбкой, от которой у Шарлотты мурашки побежали по спине, и возникшее чувство антипатии едва не выплеснулось в слова. — Элоиза, вы уверены, что не хотите подняться наверх и немного отдохнуть? Вы выглядите необычайно бледной.

— Благодарю вас, — холодно отозвалась та. — Я не хочу никуда уходить. Предпочитаю остаться здесь. Мы должны разделить это горе и быть друг для друга утешением.

Тормода ответ сестры явно не удовлетворил.

— Идем.

Отодвинув Амариллис, он подвел Элоизу к дивану, уложил и помог поднять ноги. Шарлотта уловила на лице Амариллис вспышку такого горячего гнева, что тот обжег бы Элоизу, знай она о нем. Шарлотте это доставило острое удовлетворение, гордиться которым она не имела права, но и избавиться от которого не поспешила; скорее она даже смаковала его с неуместной приятностью. Между тем Тормод, не замечая злобного взгляда Амариллис, бережно поправил юбку Элоизы.

Дверь снова открылась. Служанка внесла поднос с чашками и горячим ячменным отваром. Амариллис поставила поднос на стол, сразу же налила Элоизе и подала ей вместе с подушкой, чтобы той удобнее было лежать.

Шарлотта отпустила безобидное замечание по поводу одного светского события, о котором прочла в лондонской «Иллюстрейтед ньюз». Тормод с благодарностью ухватился за тему, и, после того как все выпили отвара, Шарлотта и Кэролайн откланялись. Амариллис последовала за ними.