Назавтра Бековича пригласили к хану для личных переговоров. Шергози заявил, что принимает все условия русского царя. Очевидно, его «покорность» обманула Бековича, почувствовавшего себя победителем.

Шергози пообещал разместить русских солдат в своих владениях со всеми возможными удобствами, но посетовал, что в Хиве не найдется в достатке ни жилья, ни провианта, ни фуража. Поэтому он предложил разделить силы русских на пять частей, разместив каждую в соседних с Хивой городах.

По одним сведениям, Бекович простодушно угодил в эту коварную ловушку и недрогнувшей рукой отдал соответствующий приказ своим войскам.

Только этого раздробления русских и ждали хивинцы. Едва разделенные отряды разошлись в разные стороны, как на них напали из засады. Большую часть изрубили, остальных взяли в плен. Самого Бековича, а также Самонова и других командиров зарубили на глазах хана в его парадной палатке.

По другой версии, Бековича пленили и под пытками заставили написать приказ о разделении единого отряда. Старший в лагере офицер — майор Франкенберг, немец по происхождению, — не верил хивинцам ни на грош. Опытный командир, он понимал, что пороха, картечи и съестных припасов в лагере хватит на несколько месяцев, пресной воды — целое озеро за спиной, да и пушки могут сказать свое решающее слово. Экспедиционный корпус вполне мог контролировать положение, несмотря на десятикратный перевес сил в пользу противника. Окажись на месте майора волевой поручик Кожин, он, несомненно, поступил бы вопреки приказу и, глядишь, спас бы служивых. Но у майора в крови была немецкая дисциплинированность. Вопреки логике и собственному видению ситуации он, зная руку Бековича, подчинился нелепому письменному приказу.

В результате был изрублен весь корпус. С Бековича, еще живого, содрали кожу и набили ее соломой. Та же участь постигла Самонова. Затем головы русских князей носили на палках по улицам Хивы, после чего послали их бухарскому хану. Шергози похвалялся своей победой. Но бухарцы не приняли сомнительного подарка, опасаясь мести со стороны могущественного русского царя.

1716 год, ноября 18. Из доношения А. Бековича-Черкасского Петру I.

…Порутчику Кожину дано из Сенату на товары 5000 рублев; ему и товарыщем, которые будут с ним в том пути, на проезд 1000 рублев, как в. в-во изволит, которые знают путь тот, сказывают на проезд одной 1000 будет мало и товаров кажется малое число, от лица вашего посылаются в дальнее государство и главное, чтоб не было и ему какого подазрения, и чем бы мог возвратиться назад.

(У подлинного письма приписано ниже) …нижайший раб капитан гвардии Александр Черкаски.

От Новой крепости. Месяца ноября 18, 1716 году.

В Хиве уже назначили публичную казнь русских, но местная знать выступила против, опасаясь последствий. Казнь отменили.

Лишь спустя годы многие из пленников сумели вернуться домой.

В крепостях на восточном берегу Каспия о гибели экспедиции узнали от кочевников. Причем кочевники, еще недавно терпимые к русским солдатам, теперь проявляли возросшую агрессивность. В условиях фактической осады, не получая ни подкреплений, ни помощи, удерживать крепости в пустынной местности было бессмысленно. В октябре 1717 года гарнизон крепости у Красных Ворот отплыл на имевшихся судах в Астрахань. В пути флотилию захватила сильная буря. Часть судов погибла. Уцелевшие отнесло к устью Куры. Здесь перезимовали и лишь весной 1718 года смогли вернуться в Астрахань.

Гарнизон крепости у залива Тюб-Караган перезимовал на месте, отражая набеги туркмен, но весной 1718 года тоже вернулся в Астрахань.

Что касается Кожина, то в Петербурге он был арестован и отдан под суд. Очевидно, симпатии Петра I были все же на стороне Бековича. Но после известия о страшной и нелепой гибели экспедиции Кожин был прощен.

Молва о неудаче хивинского похода прокатилась по всей России. Выражение «пропал как Бекович» одно время сделалось нарицательным и попало затем в словарь Даля.

Ходжа Нефес остался в живых, был пленен хивинцами и позднее отпущен на свободу. О его истинной роли в этих исторических событиях историки гадают до сих пор.

Пётр глубоко сожалел об исходе хивинского похода. Он не отказался от своих планов, но уже не имел средств для организации новой экспедиции.

Тем не менее, в оставшиеся годы жизни император предпринимал еще множество других, менее затратных попыток найти дорогу из России в Индию. К осуществлению своих глобальных планов он пытался даже привлечь «пиратскую республику» с острова Мадагаскар. Но эта история произошла уже в самом конце жизни императора…

Воистину необъятна подчас география странствий наших героев: один из них теряется в Гималаях, второй оказывается в джунглях один на один с дикими слонами, третий проходит казахские степи, снежные вершины гор Центральной Азии, плывет из Калькутты мимо Южной Африки в Лондон и Санкт-Петербург. Мемуары о подлинных происшествиях напоминают авантюрные романы.

Авторы этих сочинений различны по социальному положению, образованию и характеру. Вот и Ф. С. Ефремов — унтер-офицер и провинциальный таможенный чиновник. Сержанта Ф. Ефремова канцлер А. А. Безбородко представляет самой императрице Екатерине II. Ведь описания путешествий по странам Востока как раз ко двору — они пользуются успехом в различных читательских кругах, и успехом немалым, если судить по количеству изданий и переработок.

Екатерининский век вообще отмечен активным интересом к Востоку. России сопутствует удача в войнах с Османской Портой, усиливается ее влияние в Закавказье и среди кочевников казахских степей, появляются планы дальнейшей экспансии в Среднюю Азию, проникновения в Восточную Индию. Как и в странах Западной Европы, дипломатическое и военное продвижение в Азию, несомненно, способствовало самому пристальному вниманию к этому региону со стороны русского правительства и общества. Но было бы ошибкой рассматривать восточную тему в европейской культуре конца XVIII века лишь в контексте колониальной политики. Развитие науки того времени требовало энциклопедизма. Эпоха Просвещения расширяла духовный кругозор, освобождала человека от религиозных предубеждений, предрассудков национальной ограниченности. Недаром в сочинениях той поры появляются слова «человечество» и «гражданин Вселенной» (космополит).

Отношение к странам Востока складывалось противоречивое. С одной стороны, просвещенный человек с насмешкой и негодованием должен был относиться к азиатскому деспотизму и суевериям, с другой — он с особенным любопытством присматривался к нравам и обычаям иных народов, приходя к выводу, что человек — везде человек, имеющий душу, открытую истине и добру. Для понимания чужой культуры необходимо лишь освободиться от «предрассудка исповедания вер» и не спешить с легкомысленным суждением о народе, исходя лишь из того, что внешние обычаи его — одежды, бороды и выражения вежливости — кажутся странными европейцам.

Для России Екатерининского века были характерны те же черты духовного развития, что и для Западной Европы, в том числе и в отношении к Востоку. Трудно переоценить вклад в науку, который был внесен знаменитыми академическими экспедициями в восточные провинции империи. Обстоятельные труды о народностях Азии, созданные П. Палласом, И. Лепехиным, П. Рычковым, составляют гордость отечественной науки. Значительно меньше было сделано для изучения стран Востока. Однако благодаря публикации переводов, составлению компиляций и обзоров буквально все новинки европейской науки становились известны русскому читателю. Восточные темы не сходили со страниц литературно-научных журналов и альманахов. Немало сообщений такого рода появлялось и в газетах, в частности в «Санкт-Петербургских ведомостях». География и этнография народов Азии находила отражение в таких изданиях, как «Географический лексикон Российского государства» Ф. А. Полунина (1773), «Полный географический лексикон, содержащий в себе… подробное описание всех частей света…» К. Г. Лангера (1791). Наконец, именно в России публиковались знаменитые «Сравнительные словари всех языков и наречий», где учитывались данные по 149 языкам Азии (в издании 1787 года).