Его голос был напряженным, почти резким.
— Ну так вот…
Он снова замолчал, а затем внимательно огляделся.
— Нас могут подслушать.
Мистер Кэрилл улыбнулся и покачал головой.
— Едва ли, ваша милость. Смею вас заверить, бдительности и зоркости моего Ледюка позавидовал бы сам Аргус[29]. Он предупредит, если кто-нибудь захочет незаметно приблизиться к нам. Не сомневайтесь — здесь мы с вами так же гарантированы от посторонних, как если бы беседовали в вашем кабинете.
— Хм, хорошо бы!.. Сэр, вы каждый день получаете письма. Имеют ли они отношение к делу короля Якова?
— В какой-то степени, да. Точнее, они — от человека, имеющего отношение к нему.
Снова наступило молчание. Остермор смотрел себе под ноги. Кэрилла разбирало любопытство.
— Как вы полагаете, — наконец произнес лорд, — когда вы будете в состоянии отправиться в путь?
— Думаю, через неделю, — последовал ответ.
— Хорошо, — кивнул лорд Остермор. — Ваша поездка будет вполне своевременной. Сможете ли вы передать королю мое послание?
Мистер Кэрилл нахмурился и задумчиво потер подбородок.
— Ответ на письмо, которое я привез вам?
— Да. Я принимаю предложение его величества.
— Вот как!
У мистера Кэрилла перехватило дыхание.
— Скажите… — продолжил Остермор, — в тех письмах, которые вы получаете… в них говорится о том, как идут дела его величества?
— Отчасти. И, как мне кажется, его дела идут не лучшим образом. Ваша милость, я бы осмелился дать вам один совет, — с задумчивым видом сказал Кэрилл. — Не торопитесь сжигать мосты. Подождите немного. Собранные мною сведения позволяют предположить, что ситуация еще может измениться.
Граф нетерпеливо махнул рукой.
— В таком случае вы располагаете крайне неполными сведениями.
Кэрилл вопросительно посмотрел на него.
— Видите ли, сэр, пока вы лежали в постели, я успел многое сделать. В частности, выяснил, что ситуация уже изменилась. Я виделся с Эттербери. Он разделяет мои мысли. Недавно приезжал доверенный человек короля, и у меня создалось впечатление, что он приказал епископу отказаться от наших конспиративных встреч — убеждал, что время еще не пришло. Эттербери проигнорировал этот приказ. Полагаю, он решил действовать в интересах короля, даже если его действия будут идти вразрез с распоряжениями его величества.
— Надо думать, это не пойдет ему на пользу, — заметил мистер Кэрилл, которому граф не сообщил никакой новости.
— Сейчас речь не о нем. Повторяю, вы даже не подозреваете, как стремительно развивались события в последний месяц, пока вы были больны. Эттербери считает — и, по-моему, вполне справедливо, — что более удобного случая уже не представится. Вопреки всем усилиям и обещаниям Уолпола финансовая система страны продолжает разрушаться. Все внимание правительства приковано к тому, что происходит с Южноморской компанией. Даже виги[30] не могут оправиться от потрясения. Постепенно вся Англия склоняется к мнению, что за спасением нужно обратиться к королю Якову. Иными словами, сэр, теперь мы можем плыть с попутным ветром! Главное — не упустить такое удачное стечение обстоятельств!
— Ваша милость, меня удивляет, что вы так увлечены происходящим, — проговорил Кэрилл.
Насколько он знал Остермора, граф не относился к числу тех сентиментальных людей, которые бросаются в битву, не рассчитав своих шансов на успех. Однако, судя по словам графа, сейчас он был готов действовать, побуждаемый скорее энтузиазмом, чем практическими соображениями.
— Таковы мои прямые интересы, — ответил лорд Остермор. — Я желаю разделить судьбу своей страны — пусть даже кампания в. Южных морях потерпит неудачу, пусть даже нам придется обратиться за помощью к королю Якову. Пусть даже я обречен на поражение. Все равно. Это моя последняя надежда.
Мысленно усмехнувшись, Кэрилл кивнул. Так вот оно что! Весь этот энтузиазм объясняется надеждой на его собственную фортуну — на свой личный успех! Ну, ну! Выдавать эгоистические устремления за преданность общему делу — как это характерно для отца мистера Кэрилла! Вот и еще раз он почувствовал, что Остермор достоин скорее жалости, чем презрения. Этот человек прожил пустую, никому не нужную жизнь, и на склоне лет ему пришлось изведать несчастья, которых он, может быть, избежал бы, если бы не был так поглощен самим собой.
Единственным лучом света, озарявшим мрачное существование лорда Остермора, была его подопечная Гортензия — только к ней он однажды испытал нечто похожее на истинное человеческое чувство. Лишь она услаждала горечь его старости, лишь она украшала его последние дни. Кроме нее, никто на свете не вызывал его сострадания. Всегда и во всем он был эгоистом. Думал только о себе, заботился только о себе — и теперь остался почти один, без друзей и без товарищей.
Мистер Кэрилл грустно посмотрел на графа. Потом, глубоко вздохнув, наконец нарушил молчание.
— Все это я понимал и раньше, — сказал он. — Однако вы, ваша милость, придерживались иной точки зрения. Кто же переубедил вас? Вероятно, Эттербери и его единомышленники?..
— Нет, нет, — оживился Остермор. — Послушайте, Кэрилл, я буду откровенен с вами. Когда вы впервые появились у меня, дела шли плохо. Настолько плохо, что я был вынужден прибегнуть к крайним мерам и многим пожертвовать. В результате я понес большие потери, оставшегося едва хватит для того, чтобы обеспечить будущее лорда Ротерби. Вот почему теперь мне не хочется рисковать. Кроме того, я пожилой человек, мне нужны тишина и покой. А между тем… участие в планах короля Якова поможет избежать того… — Его голос вдруг задрожал. — Того, о чем я не мог даже подумать…
— О чем вы говорите? — спросил Кэрилл.
— Я говорю о полном разорении и несмываемом позоре, которые грозят мне.
Внезапно мистер Кэрилл потерял все свое самообладание.
— Мой Бог! — воскликнул он. — Неужели это возможно! Как это может произойти?
Граф ответил не сразу. Некоторое время он молчал, как бы раздумывая над ответом или над тем, отвечать ли ему вообще. Наконец он решил поделиться своими переживаниями.
— Я нахожусь в таком же положении, как прежде — государственный секретарь Краггз, — отведя глаза в сторону, нехотя выдавил граф. — А Краггз, как вы помните, покончил с собой.
— Ваша милость, — вытаращив глаза, проговорил мистер Кэрилл, — неужели вы…
Он запнулся, не зная, что сказать дальше.
Лорд Остермор угрюмо кивнул.
— Да, — сказал он. — Если уж говорить начистоту… Видите ли, когда Южноморская компания только создавалась, я принял от нее двадцать тысяч фунтов, в обмен на которые компания смогла воспользоваться моим именем. Если вы помните, в то время я был министром.
Мистер Кэрилл понял — последствия этого дела могли быть настолько серьезны, что лорд Остермор испытывал потребность излить кому-то свои страхи и сомнения. Может быть, позже…
— Теперь вы знаете, — продолжил граф, — почему мне остается надеяться только на короля Якова. Я стою перед лицом величайшей опасности. Да, у меня есть только один шанс, и я готов ухватиться за него. Должно быть, вы понимаете меня.
— Признаться, не совсем. Допустим, вы взяли у них деньги. Но ведь счета компании уже давным-давно проверены. Значит, опасность быть разоблаченным вам не грозит. Или вас мучает совесть?
Остермор изумленно уставился на него.
— Вы считаете меня сумасшедшим? — вполне серьезно спросил он. — Или думаете, что всех нас непременно ждет участь Краггза или Эйслеби? Да будет вам известно, на Стенхоупа набросились со всех сторон — а ведь он был совершенно непричастен к тому делу. Этот пустоголовый герцог Уортон вдруг превратился в завзятого адвоката. Он во что бы то ни стало хотел прославиться, и уж чего-чего, а красноречия у этого дурака хватило бы на десятерых. Смерть Стенхоупа лежит на его совести — если она у него есть, в чем я сомневаюсь. С тех пор прошло шесть месяцев. Убедившись в невинности Стенхоупа, он больше не появлялся в суде. Но ведь других-то он подозревал не меньше, чем Стенхоупа, и если бы не этот трагический исход, герцог Уортон продолжил бы следствие и нашел бы веские доказательства их вины. А так — ему пришлось довольствоваться одной-единственной жертвой своего правосудия. Вот уж и впрямь, самонадеянный болван!
