– В психушку тебя надо, немедленно! Все, Хуттунен, отныне в мой магазин тебе вход заказан!

Хуттунен пошел к церкви, размышляя, как же так вышло. Ему было не по себе, но когда он вспомнил про весы в колодце, настроение улучшилось.

У кладбища он остановился и повесил на воротах объявление, которое все это время нес в зубах.

Объявление гласило:

“Мельница в Суукоски снова работает. Хуттунен”. Оттуда Хуттунен отправился в деревенский ресторан, где, выпив бутылку пива, объявил завсегдатаям из разных концов губернии:

– Передайте всем, у кого есть зерно, пусть приносят его в Суукоски. – Допил пиво и ушел. В дверях он обернулся и добавил:

– Обработанное зерно и кормовое не беру. Мельница от них портится.

У дома Сипонена мельник замедлил шаг, заглянул в окна второго этажа – там ли председатель огородного кружка? Поискал глазами ее синий велосипед. Не видать. Наверное, разъезжает, учит детишек, как вести огород, раздает хозяйкам семена и рецепты овощных блюд. Вспомнив свой пустой огород, мельник почувствовал легкую ревность при мысли, что в этот самый момент председательша учит каких-то нерадивых сорванцов, как прореживать морковь, толстых матрон – как правильно срезать салат, а к нему даже не зашла. Заглянула бы на секунду, посмотрела, как усердно он рыхлит и удобряет почву, как аккуратно сажает семена! Все по инструкции.

Или это злая шутка? Взрослый мужик, точно ребенок, возится в огороде. Мало, что ли, над ним тут насмехаются, дураком считают… Неужели и она туда же? От одной этой мысли ему стало тошно.

Гуннар Хуттунен повернулся и, кипя от гнева, побежал в Суукоски.

Навстречу ему из магазина ехала жена учителя. Увидев мельника, она остановилась и прижалась к обочине.

Добежав до мельницы, Хуттунен осмотрел огород. Он был по-прежнему пуст и безжизнен.

Поливая забытые богом и председательшей грядки, Хуттунен чувствовал себя тоже брошенным и забытым. Ему стало грустно, он закрылся в своей каморке, скинул резиновые сапоги и, не поев, завалился на кровать. Несколько часов он ворочался с боку на бок, пока наконец не заснул. Спал он беспокойно, его мучили смутные тяжелые сны.

Хуттунен проснулся затемно, взглянул на карманные часы, они показывали четыре.

Отличные часы. Хуттунен купил их во время перемирия у одного разорившегося немецкого солдата в Риихимяки, тот уверял, что им не страшны ни вода, ни время. Немец не обманул. Однажды Хуттунен на спор засунул часы в рот, вошел в сауну, пропарился два часа, дважды нырнув в озеро. Опустившись на дно, он полежал, слушая, как громко тикают часы под водой. Давление там было больше, чем в сауне, и то они тикали. Когда Хуттунен вытащил часы изо рта, вытер их насухо, оказалось, что они прекрасно работали, будто все время пролежали в сухом кармане. Часы ходили без сбоя.

Заводя часы, Хуттунен вспомнил о председательше. Она говорила, что если возникнут проблемы с огородом, он должен прийти к ней за советом.

А что, если правда пойти к ней за советом по поводу огородных дел? У него была веская причина для визита – он усердно поливал землю в течение шести дней, а все еще никаких признаков жизни. Вот он и спросит ее, вдруг это испорченные семена? Попросит другие. Вполне разумные основания для официального визита. Кто ему запретит пойти к ней сейчас в гости?

Хуттунен выпил полкувшина холодной воды, вскочил на велосипед и поехал к дому Сипонена.

Деревня словно вымерла: на пастбищах ни коровы, в полях ни души, только птицы щебетали, разбуженные летней зарей, да сонные собаки лениво лаяли на велосипед. Из труб не поднимался дым, все спали.

Собака Сипонена гавкнула, услышав, что Хуттунен въехал во двор. Дверь была не заперта, и мельник вошел в сени. Занавески были задернуты.

– Здрасте.

Первым проснулся работник Лаунола, сонно ответил на приветствие. Из комнаты вышел хозяин, низенький пожилой мужичок, чем-то похожий на слона. Близорукий Сипонен, зевая, подошел к мельнику, посмотрел снизу вверх, узнал гостя, предложил ему сесть.

За хозяином вбежала жена, приземистая и такая толстая, что даже ноги не влезли в резиновые сапоги – приходилось разрезать голенища до середины икры.

Она поздоровалась, посмотрела на стенные часы и спросила:

– Опять с мельницей что случилось? Чего ты среди ночи прибежал?

Хуттунен сел за стол, закурил, предложил папиросу Сипонену, который только натягивал штаны.

– Да ничего. Спасибо за вопрос. Вот решил заглянуть, давно не виделись.

Хозяин сел напротив, закурил папиросу, вставленную в мундштук. Он внимательно посмотрел гостю в глаза, но ничего не заметил.

Лаунола вышел по нужде, вернулся и, так как с ним не говорили, отвернулся к стене и захрапел.

– А что, председательша дома? – спросил Хуттунен.

– Спит, наверное, у себя, – ответил Сипонен, указав на лестницу, которая вела на второй этаж, под самую крышу.

Хуттунен затушил папиросу и двинулся к лестнице.

Хозяева недоуменно переглянулись. Послышались тяжелые шаги мельника по ступеням, гул, видно, ударился головой о потолок. Стук в дверь и женский голос, дверь закрылась.

Жена Сипонена полезла на лестницу послушать, что там наверху происходит, но ничего не было слышно.

Сипонен прошептал:

– Поднимись повыше, только не скрипи. Иди же, иди, потом мне расскажешь. Не скрипи! Черт возьми эту толстую бабу, вся изба колышется.

Удивленная ранним визитом председательша принимала Хуттунена в ночной сорочке.

Он стоял в маленькой тесной комнатке, в одной руке держа кепку, другую протянул для приветствия.

– Доброе утро, госпожа председатель… Простите, что я к вам в такое время, думал, тут уж точно вас дома застану. Я слышал, вы с утра до вечера разъезжаете по округе, помогаете.

– Но в это время я обычно дома. Который час? Наверное, и пяти нет…

– Неужели я вас разбудил? – испугался мельник.

– Ничего… Хуттунен, садитесь, пожалуйста, зачем стоять… Тут потолки низкие. Большие комнаты с высокими потолками нынче дороги.

– А тут у вас красиво… У меня-то там даже занавесок нет, на мельнице-то. В комнате… На самой-то мельнице они не нужны.

Хуттунен присел у печки на табуретку. Собирался было закурить, но передумал. В женской комнате было как-то неприлично.

Председательша сидела на кровати, откинув спутавшиеся ото сна кудри, она была прелестна. Большие груди колыхались под сорочкой, вырез которой открывал нежную ложбинку. Глаз не оторвать.

– Я каждый день ждал, что вы приедете к нам, на мельницу. Я весь огород-то засеял, как договаривались. Пришли бы, посмотрели.

Роза Яблонен нервно засмеялась.

– Да я как раз собиралась на следующей неделе.

– Что-то долго все это. И семена никак не всходят. Председательша его успокоила, сказав, что пока рано, их только недавно посеяли. Надо потерпеть. Он может спокойно возвращаться домой, корнеплоды точно уже дали всходы.

– Значит, мне уйти? – уныло спросил он.

Мельнику не хотелось уходить.

– Я приеду посмотреть на ваш огород на следующей неделе, – пообещала председательша. – А сейчас не самое удобное время для визита, я же здесь квартирантка. Хозяйка строгая, хоть и толстая.

Хуттунен решил потянуть время:

– Можно я еще полчасика посижу?

– Поймите же, господин Хуттунен…

– Я пришел, потому что вы сказали, что можно в любое время, если будут вопросы.

Роза Яблонен была смущена. Она бы с удовольствием позволила этому красивому и странному мужчине сидеть возле печки, но это было как-то неприлично. Странно, что она его совсем не боялась, хоть и говорят, что он сумасшедший. Но все-таки надо было его как-то выдворить, нельзя ему тут засиживаться. Что хозяева внизу подумают?

– Увидимся в рабочее время… Например, в магазине или в кафе, на улице или в лесу… только не здесь.

– Значит, надо мне идти…

Тяжело вздохнув, Хуттунен надел кепку и бросил прощальный взгляд. У Розы Яблонен не оставалось сомнений: мельник влюблен, иначе почему он был такой грустный?