Но здесь произошло странное. Неожиданно для себя крыса Мятникова продемонстрировала необычайную ловкость. Увернулась от удара, подпрыгнула, вцепилась хищнику в горло и в одно мгновение отгрызла птице голову. Из обезглавленного туловища брызнуло кровью, вкус которой так понравился Лиле, что она с наслаждением стала лакать, быстро двигая язычком, а потом сама не заметила, как съела птицу целиком.

Орали голодные птенцы, которых Мятникова в течение получаса сожрала всех пятерых, думая, что без матери они все равно не жильцы. Чистя морду от перьев, она не испытывала угрызений совести по поводу того, что уничтожила целое птичье семейство. Подумала о естественном отборе и о том, что хищница-мать первая напала на нее.

Потом Лиля несколько часов пролежала, греясь в лучах солнышка, и, сама того не замечая, грызла ветку за веткой, из которых было свито гнездо…

Упасть ей все-таки пришлось, так как восемьдесят процентов птичьего дома она превратила в труху. Падение было внезапным и болезненным. Мятникова собралась какое-то время отлежаться в травке, но здесь кто-то многоголосо заулюлюкал, совсем рядом пролетел булыжник, стукнувшись о ствол тополя, затем другой чиркнул по боку, крыса сорвалась с лежки и, петляя, побежала куда глаза глядят. За ней гнались и кричали:

— Смотри, какая огромная! Крыса! Крыса!

— Черная!

— Я ей в бочину камнем попал! Видел?!

— Промазал!

— Попал! — настаивал мальчишка, и этот спор, переросший в драку, спас Лилю от травли, которая могла закончиться для нее плохо.

Мятникова учуяла запах метро, отыскала решетку и, протиснувшись между прутьями, скользнула в подземку.

И здесь пришлось пролететь метра три, опять больно ударившись, но в темноте крысе было куда спокойнее, чем снаружи, она легла, прижавшись к влажной стенке, и закрыла глаза, отдыхая.

Она не спала, просто лежала и думала о том, что ей почему-то совершенно не хочется теперь умирать. Наверное, Господь создал животных так, чтобы они не были способны на самоубийство, в отличие от человека с его гордыней и даром обгаживать хорошие дела, придуманные Богом.

Потом она перестала думать и принялась грызть стену, возле которой лежала. Испытала удивительно приятное ощущение в деснах, какой-то нечеловеческий кайф. Ее резцы без труда крошили кирпич за кирпичом, и казалось, что она делается все сильнее и сильнее, будто каждый уничтоженный кирпич становится частью ее тела.

Слишком мягкая стенка, подумала крыса Мятникова, поднялась на лапы и с удовлетворением ощутила, что боли от падений более не существует в ее мышцах, что, оказывается, крысиная регенерация работает куда как лучше человечьей.

Лиля подняла голову и пошевелила носом, уловив много знакомых, но еще больше неизвестных запахов. Часть из них была отвратительной, часть совершенно не волновала, а еще одна манила к себе, влекла неудержимо.

Мятникова побежала на своих коротких ножках навстречу неизведанному, и чем оно сильнее пахло, тем быстрее был ее бег.

Умеют ли крысы бегать галопом? Умеют. Это была именно та особь, в которой было столько породы, сколько и в арабском скакуне.

Вдруг на крысу Мятникову обрушился нестерпимый свет! Она остановилась и зажмурила глаза. Затем потихонечку приоткрыла их до щелочек и обнаружила себя между рельсов, по которым на нее, грохоча сотней колес, надвигался поезд.

«Вот это конец!» — поняла Мятникова и от ужаса вжалась в щебенку.

Она не погибла, но чуть было не оглохла.

«Я же не человек! — обрадовалась. — Во мне роста куда как меньше. Я — крыса, и пусть надо мною летят поезда, какое мне дело до них! Главное, по рельсу не ходить!» — заключила она и прочитала на стенке: «Преображенская».

«Эка, куда я забралась! — отметила Лиля. — Ворона была скоростная!»

Мятникова поглядела на людей, ожидающих следующего поезда. Они не вызвали в ней и толики интереса. Ради забавы попробовала на зуб стальной рельс, а потом затрусила хозяйкой обратно в тоннель и скоро нашла в стене какой-то лаз, куда идеально проходило ее новое тело.

Лаз привел к небольшому помещению, в котором обнаружилось до тридцати крысиных особей, исправно трудившихся над старой электропроводкой.

Неожиданно для себя Мятникова встала на задние лапы и издала протяжный писк. Крысы одновременно прервали свою работу и повернули головы в сторону незнакомки.

«А что я еще должна им сказать? — подумала Лиля. — Поздороваться?»

Она еще раз пропищала, услышала в ответ нестройный писк и мелкими шажочками подошла к свободному месту у стены, где еще имелись нетронутые куски проводки. Ее зубы нуждались в работе, а потому она набросилась на алюминий, перетирая его запросто, проглатывая обмотку дециметрами.

Мне станет плохо, думала она. Я никогда не питалась пластмассой, смешанной с металлом.

Мятникова проглотила пережеванную смесь и подумала, что, наверное, ее желудок переварит все, так как она теперь крыса, а не человек.

А потом она заметила вокруг себя маленькие черные зернышки и поняла, что это ее испражнения.

Я не контролирую органы выделения!

Тем не менее, это ее не только не расстроило, но даже позабавило.

Мне нужен памперс! Мятникова хотела было посмеяться в голос, но получилось лишь «пи-пи-пи». Окружающие грызуны вздрогнули от этого разухабистого писка и поглядели на новенькую с желанием порвать ее на куски тут же. Вероятно, они не знают, что такое смех, и я просто их напугала, решила Лиля.

Ишь, такие малявки, а столько злобы! Хорошо, что я все-таки большая крыса и мною так просто не пообедаешь!

Впрочем, Мятниковой здесь надоело. Уняв зуд в челюстях, она решила позабавиться, словно девчонка какая. Вернулась в тоннель рядом с «Преображенской», вскарабкалась по высоковольтному проводу почти к самому своду и прыгнула на крышу отъезжающего поезда.

Давай, мой конь, давай, буланый!

В ее ушах стоял невообразимый грохот, она чудом держалась когтями за какой-то выступ, срываемая встречным ветром, но была счастлива, как еще никогда, ну, может быть, в детстве на карусели в Парке культуры.

Она мчалась, оседлав головной вагон, освещавший черное пространство мощными фарами, в свете которых то и дело взблескивали светлячками крысиные глазки.

Ей хотелось кричать во все горло, когда они миновали «Сокольники», хотелось призывать революционно, мол, собратья, мы вступили в новую эру челове… крысиного бытия. Теперь нам подвластны самые сложные механизмы и технологии! Мы сможем управлять поездами и самолетами, а наши дети полетят в космос!

— Я хочу умереть в космосе! — пищала Мятникова. — Я доберусь до Байконура, заберусь в ракету, а когда выйдем на орбиту, сожру все коммуникации, так, чтобы возврата не было, чтобы всю жизнь в космосе!

Она каталась на поезде, не считая часов, а когда состав прибыл в депо, ей, еще объятой остатками эйфории, в физиономию неожиданно направили струю воды из шланга.

Какая-то мордатая тетка в резиновом фартуке и перчатках поливала вагон. Увидела на крыше Мятникову и струей в нее.

Лиля летела в пространство, сбитая с крыши ледяной водой, и слышала:

— Смотри-ка, крыса-путешественница!

Потом еще долго крыса крутилась в струе воды, направляемой теткой. Лиля дала себе слово: если выживет, тетке горло перегрызет. Как она это будет делать, решит потом…

Она сумела выскочить из-под струи и сигануть в щель, оказавшуюся длинным проходом, приведшим к теплой трубе, возле которой Мятникова и залегла, мелко трясясь всем телом, чувствуя себя куском льда…

Через два часа она чихала, как человек.

— Пчхи, пчхи! — вылетал серый язычок. Сердце бешено колотилось, а в легких клокотало.

Я заболела, думала в горячке Лиля. Я простудилась, у меня нет лекарств, и я умру. Через несколько часов после смерти мое тело станет разлагаться и пахнуть приторно-сладко… Тетка — убийца!

Она вспомнила, как еще совсем недавно изводила крыс тысячами, будучи на хорошем счету в конторе по борьбе с вредными грызунами. Значит, воздается мне за концлагерные дымы!..