Он понял, что произошло: резким ударом острого бутылочного совка он проткнул шланг газопровода, предназначенного, видимо, для того, чтобы подавать газ в фонари иллюминации, украшавшие фонтан. «Да, моя песенка спета! — думал журналист, опустив руки и прислушиваясь к зловещему свисту. — Мне нипочём не заткнуть дыру… Я здесь задохнусь, это как дважды два — четыре…»

Фандор оглядел помещение своей тюрьмы, мысленно прикидывая, сколько потребуется времени для того, чтобы насыщенный газом воздух стал непригодным для дыхания.

— Нет, — сказал он себе, — ещё не всё потеряно! Газ легче воздуха, он будет подниматься вверх. И пока он будет скапливаться наверху и частично выходить сквозь щели, я ещё смогу какое-то время работать здесь, внизу… Кто знает, может быть, мне и удастся выйти на поверхность… Я не стану, опустив руки, ждать, когда придёт смерть от удушья!

И он с удвоенной энергией возобновил работу.

Так продолжалось его состязание со смертью. Что произойдёт раньше: он пробьётся к свежему воздуху или потеряет сознание от удушья?

Своим носовым платком он попытался перетянуть разрез шланга. Свист несколько уменьшился, но утечка газа продолжалась. Теперь, поднимаясь наверх, чтобы оттащить выкопанную землю, он испытывал головокружение. Дышать становилось всё труднее. Но он не прерывал работу ни на минуту. И только одна мысль сверлила его мозг: «Успею или нет?»

За час он продвинулся ещё сантиметров на 90 в глубину. По его расчётам, можно было начинать рыть горизонтальную часть подкопа, длиной не менее четырёх метров, после чего предстояло загибать ход вверх и выводить его на поверхность. Фандор старался не думать о том, что на это потребуется никак не меньше десяти часов, а такого времени у него не было…

Регулярно доносившийся снизу грохот поездов прекратился. «Наверное, сейчас около трёх часов ночи, — подумал Фандор. — Метро прекратило работу…» Он находился теперь где-то совсем близко от поверхности туннеля и продолжал лихорадочно копать.

Вдруг его слух уловил шум приближающегося поезда. «Неужели уже утро? — подумал он. — Или они теперь работают всю ночь без перерыва?.. Однако, как явственно доносится звук! Можно подумать, что я стою на своде туннеля…»

Притопнув ногой, Фандор убедился, что так оно и было: он стоял на цементной поверхности… Шум поезда приближался, и журналист почувствовал, как задрожало под ним цементное перекрытие. «Туннель под площадью Согласия проходит очень близко к поверхности земли, — подумал он. — И всё же…»

Фандор не успел закончить мысль. Голубоватая вспышка, похожая на электрический разряд, вдруг осветила его подземелье. Потом яркое пламя охватило его со всех сторон, грянул взрыв… И больше он уже ничего не чувствовал.

Заполненная газом камера, в которой находился журналист, взорвалась. Почва обрушилась у него под ногами…

Судьба оказалась сильнее человеческих расчётов и усилий!

— Оказывается, господин Жюв, знаменитый сыщик Видок, прежде чем стать полицейским, был преступником и убийцей?

Этот вопрос задал Вульфенмименгляшк, удобно устроившийся в широком кресле с книгой в руке.

Сам Жюв в это время был погружён в какое-то чрезвычайно для него важное занятие. Не оборачиваясь, он отвечал своему гостю нечленораздельными междометиями.

Сцена происходила на квартире у инспектора, в его личном кабинете.

— А не приходилось ли вам, господин Жюв, — не унимался разговорчивый Вульф, — сталкиваться с противоположным случаем: когда полицейский превращается в преступника и убийцу?

Комиссар пожал плечами:

— Ей-богу, никогда не сталкивался.

Вульфенмименгляшк больше не настаивал…

День для Жюва выдался тяжёлый, инспектор очень устал. Он даже задавался вопросом, надолго ли у него хватит здоровья, чтобы вести подобную жизнь…

С тех пор как он очнулся в кладбищенском склепе в Глоцбурге, у него не было ни минуты отдыха. Драматические события следовали друг за другом с головокружительной быстротой. В поезде он провёл бессонную ночь. Сразу по прибытии в Париж он поспешил в министерство, где имел с господином Аннионом длинный и трудный разговор. Потом — посещение «Рояль-Паласа» и другие расследования…

И вот, наконец, наступил вечер. Около десяти часов вечера Жюв находился у себя на квартире в обществе неподражаемого Вульфенмименгляшка. Но пока гессе-веймарский полицейский кейфовал, почитывая мемуары Видока, его французский коллега был занят напряжённой работой. Разложив на письменном столе что-то вроде жилета от мужского костюма, он изучал его самым тщательным образом. Этот жилет по своему покрою отличался от тех, кои предписывает носить французская или английская мода. Жюв вертел его и так, и сяк, потом позвал Вульфа:

— Скажите, господин Вульф, этот жилет действительно пошит в ателье Якоба, в Глоцбурге, как это написано на ярлыке?

— В этом не может быть сомнения, — важно ответил толстяк. — Уж я-то в таких вещах собаку съел! Обратите внимание на буквы «Я» и «Г», стоящие на ярлыке. Сейчас я вам объясню, что они означают…

— Я и сам знаю: «Якоб» и «Глоцбург»…

— Правильная мысль. Но это я вам её подсказал!

Не обращая внимания на хвастливую реплику своего коллеги, Жюв продолжал изучать жилет, как будто это была важная вещественная улика. Теперь он занялся подкладкой, удовлетворённо ворча себе под нос:

— Однако… Чёрт возьми!.. Я так и предполагал!.. Ну и ну!..

Поведение Жюва заинтриговало бы кого угодно, кроме Вульфенмименгляшка, который преспокойно вернулся к прерванному чтению.

Что же привлекло столь пристальное внимание знаменитого сыщика?

Жюв заметил, что материя жилета натянута и потёрта как раз в том месте, где находится жилетный карманчик. Теперь комиссар рассматривал этот карманчик с изнанки. Он предположил, что материя растянулась и потёрлась оттого, что в карманчик засунули слишком большой предмет.

Полицейский раскрыл на столе какую-то книгу и, заглядывая в неё, стал лепить из пластилина шарик величиной примерно с грецкий орех, придавая ему совершенно определённую форму. Потом с помощью плоской палочки он стал наносить на его поверхность множество мелких граней. При этом он рассуждал вслух:

— Во всех справочниках по ювелирному делу сказано, что красный алмаз из Гессе-Веймара превосходит знаменитый бриллиант Ко-хи-нор, принадлежащий английской короне, по крайней мере на десять каратов. Конечно, я не могу на моей пластилиновой модели воспроизвести все грани, но во всяком случае, я должен соблюсти объём, форму и вес драгоценного камня, принадлежавшего Фридриху-Христиану… Положив этот пластилиновый шар в карманчик жилета, я проверю свою гипотезу…

Именно так он и поступил: с тысячью предосторожностей Жюв вложил шарик в жилетный карман, где он занял именно такое место, которое соответствовало растяжению материи.

— Не может быть никаких сомнений! — торжествующе воскликнул знаменитый детектив. — Именно в этом жилете был вывезен Фантомасом красный алмаз из Гессе-Веймара!

— Что вы думаете по этому поводу? — спросил он, обращаясь к Вульфенмименгляшку.

— Честное слово, — ответил тот, — вы проявили большую проницательность… может быть, даже слишком большую… Но я не вижу, чем это может нам помочь…

— Неужели не видите?

— Конечно! — самодовольно продолжал толстяк. — Что из того, что алмаз лежал в этом жилете? Надо же знать, кому этот жилет принадлежит… Это — главнейший пункт!

Но снова погрузившийся в свои мысли Жюв ничего не ответил Вульфу и даже не заметил, что тот, скрестив руки на груди, смотрит на него взглядом инквизитора с многозначительной и иронической улыбкой на губах. Комиссар перебирал в памяти события истекшего дня.

Убедившись, что в «Рояль-Паласе» находится настоящий король Фридрих-Христиан, Жюв первым делом задумался о судьбе Фандора. Ибо, если он узнал много важного в Глоцбурге, то совершенно не представлял себе, что же творилось в Париже во время его отсутствия. «Надо быть таким несерьёзным человеком, как Фандор, — думал он, — чтобы так долго не подавать о себе никаких вестей! Неужели он не понимает, как мне необходимо с ним увидеться? Куда он мог запропаститься?»