– Винтаж, Леночка Петровна, это вещи тридцатилетней давности и старее. А то, что висит в шкафу у Яны Котовой, – это вышедшие из моды шмотки.

Веня присел, достал пару туфель и сунул их в нос Елене Петровне.

– Видите?

– Вижу туфли, – сказала она.

– Туфли, которые ни одна современная девица, следующая за трендами, не наденет. А Яна Котова была модницей, судя по шмоткам, которые были на ней, когда мы ее из реки выловили. И сумка у нее была красная от «Хермес».

– Не ругайся! Лучше объясни, что ты хочешь сказать, простым человеческим языком. Думаешь, это не вещи потерпевшей?

– Это вещи потерпевшей, но те, которые вышли из моды лет пять назад, как минимум. Вот что я хочу сказать.

– Ну и что? У меня в шкафу лежали вещи, которые вышли из моды лет десять-пятнадцать назад. Если бы не пожар в моей квартире, который все это добро уничтожил, так бы и висели. Веня, ты не учитываешь, что Котова родилась и выросла в малообеспеченной семье. Ничего удивительного, что она весь гардероб, которым разжилась в столице, перевезла со съемной квартиры в новую. Ты это хотел до меня донести? Что тебя смущает?

– Так вот и я про то же: в этом гардеробе нет шмоток, которые Котова носила. Тут только то, что она не носила, а просто хранила, потому что выкинуть жалко было. А соседка Котовой сказала, что она уезжала с небольшой сумкой. Значит, как минимум чемодан шмоток она перевезла куда-то раньше.

– Веня, какой ты умный. Только мне кажется, что тут никакой загадки нет. Яна перевезла все свои хорошие вещи к Долгову в квартиру. Возможно, он ей даже в этом помог. До того, как слиняла. Она ведь у него собиралась жить после свадьбы. Меня другое смущает: почему она вещи перевезла, а к Долгову не переехала?

– А меня смущает, почему он купил квартиру бывшей любовнице, а любимой женщине не помог погасить ипотечный кредит? – разозлился Трофимов.

– Хороший вопрос, – задумалась Зотова. – Возможно, не хотел, чтобы любимая женщина получила в свое распоряжение недвижимость и стала независимой. Так поступают слабые, не уверенные в себе мужики. Они подавляют женщин, ставят их от себя в зависимость, третируют, чтобы за счет них чувствовать себя сильнее. Среди маньяков, к слову, это самый распространенный тип.

– А я вам про что талдычу! Долгов – монстр. Это он шлепнул свою невесту. А для красивости воспроизвел сюжет стихотворения Апухтина. Или чтобы следствию голову запудрить.

– Веня, я с тобой не спорю! Маньяка не существует – есть человек, который хотел, чтобы убийство выглядело как бред сумасшедшего. Долгов вполне может оказаться этим человеком. Ищи улики на него. Хотя бы одно вещественное доказательство или весомое свидетельское показание. Соседей его опроси, проверь контакты. Надо хоть что-то на него нарыть. Мне иначе ордер на обыск не дадут. Пока у нас нет ничего, кроме невнятных подозрений твоей Марты Клименко.

– Почему – моей? – встрепенулся Трофимов.

– И по поводу сумм, которые Котова платила по кредиту, – проигнорировала вопрос Зотова. – Ищи документы ипотечные или в банк запрос сделай. И кредиторов ищи частных. Вдруг Котова вела список тех, кому денег должна. Это бы существенно облегчило нам работу. Нельзя сбрасывать со счетов версию, что Котову убили за долги. Кто-то из кредиторов устал ждать и разозлился.

– Ищу, – вздохнул Веня, обыскивая ящики стола и секретер. – Только мне кажется, что кредиторы, если своих должников мочат, не напяливают им на головы венки из желтых васильков, не пускают вплавь по реке и не пишут маркерами на теле слово «Любовь». Должников злые кредиторы закатывают в асфальт или в цемент. Бывает, что отстреливают. Ее убил Долгов, и вовсе не из-за денег, а из чувства мести…

– Володь, отпечатки сними с ручки в ванной комнате. И давай ванную как следует проверим. Мало ли… Может, она уехала и вернулась, а тут ее и поджидал убийца.

Через полчаса Рыжов со всей убежденностью заявил, что Котову убили не здесь.

– Нет, сто пудов, ее убили в другом месте. Здесь все чисто. А цветы, похоже, были.

– Ты про что? – заинтересовалась Зотова. Рыжов показал ей ватную палочку, измазанную чем-то темным.

– Земля, – пояснил Владимир, направился в комнату, подошел к подоконнику, отодвинул занавеску и поманил Елену Петровну к себе. – Смотрите, чуть заметные следы круглой и прямоугольной формы, это следы от цветочных горшков. Она активно выращивала цветочки на подоконнике. На кухне такая же фигня.

– Надеюсь, это была не конопля, – заржал Трофимов.

Зотова нагнулась, заметив что-то темное на полу. Подняла и положила на ладонь.

– Вов, ты по семечке можешь сказать, что из нее вырастет?

– Вы что, издеваетесь, Леночка Петровна? Я вам что, Мичурин? Я огурец от помидора не отличу. Одно могу сказать, что это точно не конопля. С этим надо к ботаникам или садоводам. А еще проще, посадите и узнаете. Весна, все быстро прорастает.

– Очень оригинально, – съязвила Елена Петровна.

Трофимов подошел и взглянул на семечку.

– Может, это укроп? – предположил Веня.

– Почему укроп? – ошалел Владимир. – Сам ты укроп! Она ландшафтный дизайнер! Значит, это цветы какие-то.

– Например, желтые васильки, – сказала Елена Петровна, аккуратно положила зернышко в пакет и сунула в карман. – Это лишь предположение, – уточнила она, поймав на себе два ошарашенных взгляда. – Веня, начинай с отправной точки, выясни, где Долгов «насобирал» для своей невесты букет.

Веня отмер и кивнул. Елена Петровна посмотрела на часы.

– Пора заканчивать здесь, ребятки. Тут либо Котова тщательно прибралась, прежде чем деру от жениха дала, боялась, что Долгов сможет вычислить ее местонахождение. Либо убийца все почистил.

– Долгов, – упрямо заключил Трофимов.

Допрос жены Долгова Зотова назначила на завтра и решила сделать Варламову сюрприз – явиться домой пораньше, развлечь несчастного мужа. Первые месяцы их семейной жизни прошли идеально. Как и полагается молодой жене, Елена Петровна была счастлива. Варламов ее баловал, носил завтрак в постель, развлекал интересными премьерами, водил в рестораны и надарил ей столько шмоток, что Елена Петровна взвыла и ввела запрет на покупку туалетов. С ресторанами тоже пришлось завязать, потому что процесс стремительного похудения, после того, как Зотова нашла под дверью своей квартиры «крылья Демона»[2], прекратился и начался такой же стремительный возврат килограммов. Зотова испугалась, что не влезет в новые вещи, и прекратила жрать. Ей не хотелось быть молодой толстой женой и разорять Ивана Аркадьевича на еще один гардероб.

Варламов не растерялся, начал дарить ей духи и украшения и заказывать в ресторанах на дом диетическую еду, которую Елена Петровна с удовольствием лопала, вернувшись со службы.

Но потом Иван вдруг захандрил и стал невыносимым старпером. Елена Петровна знала причину уныния режиссера. Перед вступлением в брак Варламов дал ей слово, что со своими шоу завязывает. Слово он сдержал, но желание ворочать судьбами других никуда не делось и разрушало его изнутри. Как назло, никаких новых идей для большого кино, где он добился славы культового режиссера, в голову ему не приходило.

По вечерам Иван Аркадьевич включал телевизор, щелкал пультом по программам и ругался на тупых сценаристов, режиссеров и продюсеров. Потом включал телевизор, DVD-проигрыватель, запускал просмотр какой-нибудь культовой картины и медитировал. Елена Петровна, привыкшая видеть режиссера в постоянном творческом поиске и драйве, тоже загрустила, но молчала, потому что во внутренней ломке Варламова была виновата она сама. Елена Петровна очень надеялась, что муж переборет в себе эту порочную тягу и вернется к ней прежним.

По дороге из управления Елена Петровна купила любимые итальянские пирожные Ивана Аркадьевича, решив убить его одновременно двумя сюрпризами – ранним приходом домой и сладким подарком.