— Конечно, возможно, если он считает, что именно Плогойовицы — виновники его несчастья. Кто страдает, ищет причину этому во внешнем мире, и чем глубже страдание, тем ужаснее должна быть причина. Здесь страдание человека, совершающего убийство, огромно. И возмездие достойно изумления.
Аранджел сунул рисунок Адамберга в карман и заговорил с Владиславом. Тот объяснил, что хозяин предлагает вынести стулья в сад, посидеть на солнышке, посмотреть на излучину реки и еще немного выпить.
— Только, пожалуйста, не ракию, — прошептал Адамберг.
— Пиво?
— Да, если Аранджел не обидится.
— Не волнуйся, ты ему очень понравился. Мало кто приходит к нему поговорить о его любимых вампирах, а ты еще описал ему новый интересный случай. Это для него большое развлечение.
Трое мужчин уселись в кружок под липой, греясь на солнце и слушая плеск Дуная. У Аранджела слипались глаза. Дымка рассеялась, и Адамберг разглядывал вершины Карпат на том берегу.
— Поторапливайся, а то он заснет, — предупредил Владислав.
— Да, здесь я обычно сплю после обеда, — подтвердил старик.
— Аранджел, у меня еще два вопроса.
— Я буду слушать тебя, пока не допью эту рюмку, — сказал Аранджел, отпивая крохотный глоток и задорно глядя на Адамберга.
Как в интеллектуальной игре, подумал Адамберг: надо побыстрее шевелить мозгами, пока в рюмке еще есть ракия, словно песок в песочных часах. Когда рюмка покажет дно, Аранджел прекратит свои мудрые речи. Адамберг рассчитал, что до этого момента осталось пять глотков.
— Существует ли связь между Плогойовицем и старым кладбищем на севере Лондона, которое называется Хаджгат?
— Хайгет?
— Да.
— Не просто связь, молодой человек, а нечто гораздо более существенное. По преданию, еще до того как на этом холме устроили кладбище, там зарыли гроб с телом некоего турка, который долго оставался в одиночестве. Люди вечно все путают: покойник был не турком, а сербом. Говорят, будто это был сам Плогойовиц, величайший из вампиров. Он покинул родной край, избрав своей резиденцией Лондон. Говорят даже, будто именно его присутствие на вершине холма и стало причиной того, что в этом месте вдруг решили устроить кладбище.
— Плогойовиц — властитель Лондона, — пробормотал озадаченный Адамберг. — Но если так, тогда у выставки обуви совсем другой смысл. Тот, кто это сделал, не приносил ему жертву, а хотел подразнить его. Вызывал на бой, демонстрировал свою силу.
— Ti to veruješ, — сказал Владислав, поглядев на Адамберга и встряхнув своими длинными волосами. — Ты в это веришь. Дедушка часто говорил мне: «Не позволяй Аранджелу морочить тебе голову. Он этим забавляется, он хитрый, как лисенок».
Опять раздался двойной залп хохота, а Адамберг опять взглянул на рюмку, проверяя, сколько там осталось. Аранджел перехватил его взгляд и выпил еще глоток. Теперь водки было совсем чуть-чуть. «Время идет, спрашивай о самом главном» — вот что, по-видимому, означала улыбка Аранджела: он сейчас был похож на сфинкса, который подвергает испытанию очередного прохожего.
— Аранджел, есть ли основания утверждать, что Петер Плогойовиц проявил к кому-то особую жестокость? Возможно ли, чтобы какая-то семья считала себя наиболее пострадавшей от злой силы Петера и его потомков?
— Абсурд, — произнес Влад, цитируя Данглара. — Я уже ответил на этот вопрос. Он укокошил свою собственную семью.
Аранджел поднял руку, призывая его к молчанию.
— Так и быть, — сказал он, подливая себе ракии. — Даю тебе дополнительное время и по этому случаю пропущу еще рюмочку перед сном.
Эта сделка, похоже, очень устраивала старика. Адамберг достал блокнот.
— Нет, — решительно сказал Аранджел. — Если это не запомнится, значит, оно тебе неинтересно. Так что и писать незачем.
— Я слушаю, — сказал Адамберг, убирая блокнот.
— Была по крайней мере одна семья, которую Плогойовиц преследовал методично. Это происходило в деревне Медведжа, недалеко отсюда, в Браничевском округе. Ты можешь прочесть об этом в «Visum et repertum»,[11] которое судебный медик Флюкингер составил для военного совета в Белграде в тысяча семьсот тридцать втором году по завершении следствия.
Ах да, ведь Аранджел — сербский Данглар, вспомнил Адамберг. Сам он никогда не слышал о «Visum et repertum» и не имел представления, где искать этот документ, а старик запретил ему записывать. Адамберг нервно потер руки: он боялся, что забудет название и автора. «Visum et repertum», Флюкингер.
— Это происшествие наделало еще больше шума, чем случай с Плогойовицем, и взбудоражило Западную Европу, расколов ее на два лагеря. Ваш Вольтер изощрялся в насмешках, в спор вмешался даже австрийский император. Людовик Пятнадцатый приказал возобновить расследование, одни врачи рвали на себе волосы, другие молились о спасении души, богословы не знали, что сказать. По этому поводу было написано много статей и памфлетов, состоялось множество диспутов. А началось все здесь, — добавил Аранджел, обводя взглядом ближние холмы.
— Я слушаю, — повторил Адамберг.
— Один солдат, проведя долгие годы на австро-турецкой войне, вернулся в родную деревню Медведжу. Но он стал совсем другим человеком. Он рассказал, что во время войны на него напал вампир, которому он оказал упорное сопротивление и который преследовал его даже в турецких владениях в Персии. В конце концов он одолел чудовище и где-то закопал. Он привез с собой мешочек земли с этой могилы и постоянно ел ее, чтобы защититься от вампира. Это означало, что солдат хоть и думал, будто победил чудовище, но все же не чувствовал себя в полной безопасности. Он жил в Медведже, ел землю и разгуливал по кладбищам, наводя страх на соседей. В тысяча семьсот двадцать седьмом году он упал с воза с сеном и сломал шею. Через месяц после его смерти в Медведже скончались четыре человека — причем так, как умирают жертвы вампиров, и поднялся крик, что солдат сделался вампиром сам. В деревне началось такое волнение, что через сорок дней после его смерти было разрешено провести эксгумацию, но в присутствии представителей власти. Дальнейшее общеизвестно.
— Расскажите все-таки, — попросил Адамберг, боясь, что старик на этом остановится.
— Тело оказалось свежим и розовым, изо рта, ноздрей и ушей выливалась кровь, кожа была новой и упругой, старые ногти валялись на дне могилы — и никаких признаков разложения. В тело солдата вонзили кол, послышался ужасающий вой. Другие рассказывают, будто он не завыл, а издал жуткий, нечеловеческий стон. Ему отрубили голову и сожгли его на костре.
Под внимательным взглядом Адамберга старик выпил маленький глоток ракии. От дополнительной рюмки оставалось всего треть. Если Адамберг верно запомнил даты, солдат умер через два года после смерти Плогойовица.
— Трупы четырех жертв были извлечены из могил и подвергнуты такой же обработке. Однако этим дело не кончилось: люди боялись, что зараза вампиризма может передаться и другим покойникам. В тысяча семьсот тридцать первом году было открыто официальное следствие. Вокруг могилы солдата вскрыли сорок захоронений. Из сорока тел семнадцать оказались розовыми и упитанными: среди них были Милица, Иоахим, Руша и ее ребенок, Ради, жена бариактара[12] и ее сын, Станче, Милло, Станойка и другие. Всех их вынули из могил и сожгли. После этого смертей больше не было.
В рюмке осталось несколько капель, теперь все зависело от того, как скоро Аранджел пожелает их допить.
— Если солдат боролся с Плогойовицем — ведь это был Плогойовиц, верно? — быстро спросил Адамберг.
— Так говорят.
— Тогда члены его семьи стали вампирами против воли, они могли считать себя жертвами Плогойовица, который поймал их и поработил. А если Плогойовиц насильно превратил этих мужчин и женщин в таких же чудовищ, как он сам, значит, по сути он их уничтожил.
— Несомненно. Они — жертвы.