Прекрасное начало, Хейлман! Что твой новый командир, твои будущие боевые товарищи и все те, кто являются свидетелями этого, подумают о твоем появлении в образе воскресшего Дон Кихота?

«Фокке-Вульф» занял место в своем капонире, и механик уже набросил поверх «ящика» зеленые маскировочные сети. Пара вопросительных глаз посмотрела на меня.

– Герр обер-лейтенант, куда я должен доставить ваши вещи?

– О, пока оставьте все это здесь. Я не знаю, где еще остановлюсь.

Обер-фельдфебель остановил проезжавший мотоцикл с коляской.

– Садитесь, между высоких деревьев поверните немного направо. Там штаб.

«Это довольно большой аэродром, – подумал я. – Если ходить пешком, много не сделаешь». Мотоциклист остановился. «Благодарю, вы мне больше не нужны». Привести в порядок летный комбинезон, поправить фуражку, застегнуть ремень – рутинные действия, проделанные сотни раз.

Я вошел в двустворчатую дверь все еще держа в руках летный шлем с наушниками; кто-то пробормотал: «Извините меня, герр обер-лейтенант». Слева сидел ефрейтор, штабной писарь, он следил за беспорядочной болтовней и бурными криками, несшимися из его радио. Наклонившись вперед и прижав ухо к громкоговорителю, стоял офицер. В штабе находилось много офицеров, они были в одних рубашках, лица не бриты, и я сразу почувствовал эту фронтовую атмосферу. Через открытую дверь в комнату отдыха я мельком заметил стол со стоявшими на нем чашками с кофе и двух человек, играющих в настольный теннис. Такую же картину я уже наблюдал в России, когда адъютант Генерального штаба вермахта посетил в Сиверской оберста Траутлофта[28] и его эскадрилью.

– Говорит Rabe Anton.[29] Талли-хо!

Тот человек у громкоговорителя внезапно ожил.

– Курт, он сделал своего четвертого, – обратился он к одному из игроков в теннис и захлопал в ладоши от восхищения. Повернувшись, он увидел меня. – Я Нойман, – и, вспомнив, что на нем надета спортивная рубашка с короткими рукавами, добавил: – Гауптман Нойман, адъютант.[30]

– Хейлман, из истребительной группы «Запад», с 12 июня назначен в III./JG54.

Рукопожатие у него было вялое и влажное, что мне очень не понравилось.

– Теперь мы можем их слышать. Они около Кана, немного восточнее. Пока сбиты четыре вражеских самолета.

– Rabe Anton – всем самолетам. Gartenzaun.[31]

– Полетное задание выполнено. Будем надеяться, что все прошло хорошо, – произнес адъютант, направляясь в канцелярию. – Пожалуйста, пойдемте со мной. Как, вы сказали, ваше имя?

– Хейлман, герр гауптман.

Придерживая левой ногой дверь и балансируя с дюжиной тарелок с едой, маленький, коренастый ефрейтор в белой куртке осматривался вокруг, ища место, куда их поставить. Сдвинув локтем несколько деревянных моделей самолетов на столе, он опустил свою ношу на освободившееся место.

– Главный волнуется больше, чем пастух о своем стаде. – И, выключив радио, он продолжал ворчать: – Старик немного нервный. Хорошо, что у нас сегодня есть хотя бы приличная кормежка.

– Отлично, Калувейт, что вы сегодня принесли?

– Ах, это вы, герр обер-фенрих.[32] Есть прекрасное жаркое с соленой капустой.

– Хм-м! – послышалось довольное мычание из угла.

Маленький стол и четыре обитых материей стула,

книжная полка, несколько зачитанных газет и журналов, колоды карт, шахматы и шашки, и все это в беспорядке, как если бы только что использовалось. Долговязый рыжий парень в рубашке с короткими рукавами и шортах, с трубкой, зажатой в углу рта, читал французский журнал.

А затем за дверями послышался сильный шум, началась толчея и беготня, случающиеся когда первые пилоты возвращаются из боевого вылета на свой аэродром.

Обер-фенрих торопливо схватил трость, которая выглядела скорее как грубо сделанный посох, и неуклюже двинулся из своего угла. Я заметил, что его правая нога находится в гипсе.

Калувейт пинком распахнул дверь.

– Так, парни, как все прошло? – Его краснощекое лицо уроженца Восточной Пруссии сияло навстречу вновь прибывшим. – Два, три, пять, семь – о, мы все здесь, – сказал он радостно.

– Нет, Фритци, командир не вернулся. Я видел, как он пошел вниз, оставляя шлейф черного дыма. Будем надеяться, что он смог уйти.

– Он – сумасшедший ублюдок, – произнес очень бледный молодой унтер-офицер. – Ситуация для нас не была бы такой сложной, если бы он был немного хладнокровнее.

– Не говорите так.

– Тоймер[33] – прекрасный малый, не знающий, что такое страх.

– Я знаю, но попадает-то нам. Он всегда первым бросается в драку, а нас позади него щиплют.

Тем временем Калувейт накрыл на стол. Пилоты закурили, и спокойствие постепенно восстановилось. Высокий офицер отвел в сторону фельдфебеля:

– Курт, расскажи, как все прошло.

– Так же, как и обычно. Мы не смогли добраться до устья Орна, как хотели. Они теперь начинают атаковать нас над Эврё, самое позднее – над Лизьё. Нам повезло бы гораздо больше, если бы не Тоймер. Вы можете поздравить меня – я сбил «Лайтнинг».[34]

– Прекрасно, Курт! Удачи!

– Да, фельдфебель, я видел это. Составляйте рапорт, и я подпишусь под ним как свидетель, – сказал бледный унтер-офицер с другой стороны стола.

– Спасибо, Хунгер.[35] Спасибо!

– Так что наш Веньякоб[36] имеет уже дюжину, – произнес долговязый Остро,[37] его черты и произношение говорили о том, что он родом из Восточной Померании.[38] Парни называли его Патт. – Если Тоймер не вернется, то он возглавит эскадрилью. Сейчас у нас нехватка офицеров, вплоть до штабных должностей.

– Это было бы здорово, – заметил Хунгер. Он не так давно находился в эскадрилье, и раздражающие «собачьи схватки»[39] над плацдармом, очевидно, действовали ему на нервы. Так же, казалось, он не особенно любил лейтенанта Тоймера, командира эскадрильи. Было очень непросто держаться рядом с таким отчаянным сорвиголовой, как Тоймер.

– Мальчики, давайте ешьте, – ворчал Фритц Калувейт.

Они действительно были его мальчиками, поскольку за его широкой спиной были сорок пять прожитых лет и где-то в окрестностях Гольдаппа[40] его ждало семейство – мать и маленькая Ева.

– Приятного аппетита, ребята!

Командир группы[41] прервал ужин:

– Хейлман, пожалуйста, пойдемте со мной, а также вы, Гросс[42] и Дортенман.[43] Эмиль, вы хотите пойти или?..

– Роберт, вы сами сказали это, – весело рассмеялся человек по имени Эмиль.

– Хорошо, передайте мои наилучшие пожелания вашей подруге. – И затем, повернувшись ко мне, пояснил: – У нашего Булли[44] есть миленькая изящная мадмуазель из кафе в Версале.

Вместе с этой веселой группой офицеров я отправился в следующую комнату, где под резным деревянным геральдическим щитом с зеленым сердцем мы обнаружили несколько удобных кожаных кресел.

Ординарец быстро принес любимый пилотами послеобеденный напиток – ароматный кофе, кексы и турецкие сигареты. Среди своих новых товарищей я начинал чувствовать себя как дома.

Итак, Роберт Вайсс – «прекрасный товарищ», как вчера назвал его доктор Манц, командир 3-й группы в известной эскадре «Зеленое сердце», – слушал отчет о сбитых над фронтом вторжения[45] вражеских самолетах. Мои глаза блуждали от его Рыцарского креста[46] до его глаз. Я считал, что хорошо разбираюсь в людях, и глаза этого парня водянисто-синего цвета казались искренними и открытыми. Он был самым старшим по возрасту в этом кругу, за исключением штабных офицеров из нелетного персонала. С другой стороны стола сидел лейтенант Альфред Гросс, произведенный в офицеры за храбрость. За ним сидел лейтенант Дортенман – холодный и скрытный.