Разумеется, все это было ненормально, и, разумеется, сетти были далеки от того, чтобы просто пригласить стороннего наблюдателя посмотреть, как ловко играет капитан корабля. Дюпейниль повнимательнее пригляделся к костям. Еще два броска — и он совершенно утвердился в своих подозрениях. Кости явно были налиты свинцом — точно так же, как игральные кости в каком-нибудь припортовом баре, предназначенные для того, чтобы чистить карманы доверчивых простаков. Раз за разом на верхних гранях выпадали зеленые закорючки. Зачем же тогда вообще их бросать?..

Дюпейниль погрузился в размышления. Возможно, это вовсе и не капитанский мостик. Возможно, офицеры-сетти просто решили позабавиться, а заодно в очередной раз унизить своего пленника-человека.

В этот момент к трем костям присоединилась четвертая, и на их верхних гранях оказались три зеленые закорючки и одна пурпурная клякса.

Трое сетти повернулись в сторону человека, слегка приоткрыв зубастые пасти. Дюпейниль содрогнулся. Что, если их постигла неудача, и они думают, будто он ее накликал?..

— Аххх! Человекхх! — В голосе капитана прозвучал обычный для сетти акцент. — Мне было объяссснено, что ты попал сссюда благодаря сссовершенно осссобенной удаче. Твоя удача еще не исссчерпала сссебя. Тебе сссообщат, когда она отвернетссся от тебя, хотя для нассс это и не безопасссно.

Скафандр не позволял Дюпейнилю поклониться.

— Прославленный носитель удачи, — начал он; насколько ему было известно, эта формула являлась частью титула, капитана. — Если по воле случая вы пожелаете поделиться своим драгоценным знанием, тогда моя удача воистину велика.

— Воиссстину! — Капитан качнулся на массивных задних ногах и щелкнул зубами.

Дюпейниль припомнил, что у сетти это является аналогом человеческого смеха. Одна из черт, свойственная исключительно их виду.

— Что ж, о сссчассстливец, посссмотрим, что ты ссскажешь о сссвоей удаче, когда узнаешь всссе. Мы прибудем даже раньшшше, чем ты ожидаешшшь. И мы прибудем в сссиле.

«Не может быть, чтобы сетти подразумевал под этим то же, что и люди, — подумал Дюпейниль. — Конечно же нет…»

— Отличишшшь ли ты летучее кольцо иссстины от разбросссанных безделушшшек? — вопросил сетти.

Дюпейниль попытался припомнить, что это может значить, но капитан-сетти не дал ему времени:

— Ты увидишшшь падение сссвоего несссчассстливого адмирала, того, кто поссставил твою жизнь на кон против мудросссти нашего Сека в лице Уполномоченного по Коммерции; и ты узришшшь падение вашшшего Флота… и самой Федерации, и всех нечистых рас, этого сброда, который предпочитает уверенность Священной Удаче. Сссмотри же на это ссс нашего флагманссского корабля, как сссказали бы вы, неуязвимого, есссли не переменятся шансссы. А потом, о человек, мы насссладимся твоим мясссом, приправленным дымком вашшшего поражения.

Массивная морда капитана почти уткнулась в экран шлема Дюпейниля.

Сперва немилость Сассинак, потом заговорщики на «Когте», а теперь еще и этот план сетти — вот уж воистину из огня да в полымя! Если это и есть удача, то с этого момента он становится абсолютным детерминистом. Хуже просто и быть не может. Он надеялся, что у сетти нет возможности увидеть или почувствовать, как по его спине стекают струйки пота. Он ощущал запах своего собственного страха, но постарался, чтобы голос его прозвучал беззаботно:

— Как вы можете быть уверены в результате своего путешествия, всего лишь бросая кости?

Конечно, его занимало сейчас не это: просто эта фраза первой пришла к голову. Что-то вроде праздного любопытства.

— Аххх… — Капитан слегка шлепнул хвостом по полу, и украшения на хвосте звякнули. — Не ссспоры, не просссьбы, но здравый сссмысссл. На волю ссслучая. Я отвечу.

Объяснения процесса, которые дал капитан, были логичны, но логика эта шла какими-то окольными путями — чего, собственно, Дюпейниль и ждал от инопланетян. Случай священен. Только те, что полагаются на милость судьбы, заслуживают уважения, но риск, накапливающийся с каждой попыткой, определяет степень дополнительного риска, который сетти вынуждены увеличивать, бросая кости или пользуясь системой случайных чисел. «Великолепный Хаос», как сетти называют неопределенность, в которой корабли путешествуют быстрее света, и без того достаточно неопределен. И потому сетти бросают кости, налитые свинцом, — в знак почтения к богам Случая, давая им возможность вмешаться, если боги того пожелают.

— Война, — продолжал капитан, — также несссет в себе неопределенносссть, так что на поле битвы достойный командир может руководствоваться сссвоей собственной великой мудростью и интуицией. Но временами любой командир прибегает к игральным костям или гадательным палочкам, и это — жест отваги, который уважают всссе, правда, чем серьезнее сражение, тем реже такое ссслучается. Но ты… — Острозубая улыбка капитана вовсе не добавила Дюпейнилю спокойствия. — Ты — совсем другое дело; тебя сссочли достаточно несссчастливым, чтобы бросссить на тебя кости. Пока тебе сссопутствует удача, и теперь я даю тебе возможность помешать нам, есссли будет на то воля хаоса и случая. Я рассскрыл тебе наши планы, и ты можешь ссспросить, о чем хочешь. Но ты больше не вернешься в сссвою каюту.

Дюпейниль попытался отогнать навязчивое видение, в котором он сам представал в качестве закуски для сетти. Если уж ему дана возможность задавать вопросы, он задаст множество вопросов.

— Это ваше предприятие — только воля случая или оно продиктовано каким-либо изменением федеральной политики?

Капитан издал нечленораздельный рев, потом начал длинную несвязную тираду касательно членов Федерации. Люди-«тяжеловесы», жертвы навязанных им генетических экспериментов, вызывали у сетти некоторое сочувствие. Кроме того, некоторые «тяжеловесы» проявили определенное достоинство, полагаясь на случай: входили в «Зал Спора» через «Двери Почета», например. Некоторые люди прославились своим авантюризмом — те, например, кто рисковал целыми состояниями, делая заявку на шахту или колониальное предприятие. К таким сетти могли относиться с уважением. Парадены, например, достойны того, чтобы откладывать яйца (Дюпейниль мог себе представить, что подумали бы об этом элегантные леди из семьи Параденов). Но в большинстве своем люди жаждут безопасности. Рожденные рабами, они вполне заслуживают того, что из этого следует.

Что же до союзников, принадлежащих к другим расам… Капитан сплюнул, и Дюпейниль порадовался, что на данный момент оказался лишен чувства обоняния. Трусливые вефты, изменяющиеся, но не смеющие исчерпать пределы той или иной телесной оболочки…. Бронтины, упорно считающие, что у хаоса и случая могут быть какие-то математические рамки, с их любовью к статистическому анализу… Рикси, недостойные того, чтобы называться яйцекладущими, поскольку они не только изменяют пол своих невылупившихся птенцов, но и совершают хирургические операции, проникая сквозь скорлупу яйца… Сетти, по крайней мере, возмущенно фыркнул капитан, обладают достаточной терпимостью, чтобы позволить зародышу развиваться как ему угодно, и с достоинством принимают любые последствия этого. Что уж говорить о ссли, которые настаивают на изменении своей подвижной личиночной формы, чтобы превратиться в сидячую форму, всю жизнь привязанную к одному месту: полный отказ от каких-либо изменений…

Дюпейниль открыл было рот, чтобы напомнить, что взрослые ссли, прикрепленные к военным кораблям в космосе, вряд ли могут быть названы «привязанными к одному месту», но вовремя вспомнил, что не все знают о том, что на кораблях Флота есть ссли, и вместо этого спросил:

— А теки?

На этот раз капитан хлестнул хвостом по полу так, что с него чуть не осыпались знаки капитанского достоинства.

— Теки! — прорычал он. — Отвратительные геометрически правильные куски плоти. Неизменные. Не имеющие выбора, непотребные твари… — Он продолжил свою гневную речь на диалекте сетти, который Дюпейниль не мог понять. В конце концов поток ругани иссяк, и капитан недовольно посмотрел на Дюпейниля: — Удача улыбнулась мне в том, что ты станешь жарким на моем столе, ибо ты неимоверно раздражаешь меня. Убирайся немедленно.