Она замерла, затихла на долгие недели. Заживляла раны.

   К счастью для Клементины, с самого отъезда графа де Мориньер никто чужой не покушался на ее одиночество. Лишь однажды, еще до того, как погода окончательно испортилась, в замок нанес визит молодой баронет, сын барона де Журниака. Он явился в один из ясных, но уже довольно холодных дней.

   Клементина поначалу хотела отказаться:

   - Скажите, что я не принимаю, - сказала она, зябко поводя плечами.

   Но Перье настаивал:

   - Это нехорошо, графиня. Вам было бы весьма полезно познакомиться с вашими соседями. К тому же, баронет всего пару недель как из Парижа. Приехал сюда повидать отца. Бедный мальчик не видел старого барона много лет. Почти всю свою жизнь он провел при маркизе Вобане. Отец отправил дитя учиться военному и инженерному делу, когда тому едва исполнилось семь лет. Вместе со своим наставником и господином мальчик изъездил, кажется, все дороги Франции. Но дома бывать ему не пришлось. И теперь, испросив разрешение маркиза Вобана и, к радости своей, получив его, баронет явился повидать отца. Возможно, у него есть какие-то новости о вашем супруге и нашем господине. И, уж совершенно точно, он мог бы рассказать вам массу интересного о том, что происходит теперь в Париже и вокруг него. Разве вам не любопытно?

   Ей не было любопытно. Совсем. И она не вполне понимала, что заставило ее переменить решение. Но она согласилась.

   - Вы в курсе всего, Перье, как настоящий придворный, - заметила.

   Он ответил серьезно:

   - Чтобы управлять хозяйством, нужно знать не только то, что происходит в его пределах, но и то, что делается вокруг.

   Клементина коротко взглянула на управляющего. Это было очень похоже на упрек.

   Позвала Терезу, переоделась, завила волосы, пустила несколько локонов по высокой шее. Приводила себя в порядок без малейшей доли кокетства - по привычке, механически. Перед тем, как выйти из комнаты, все-таки взглянула в зеркало. Женщина, смотревшая на нее из глубины полированной поверхности, была бледна и неинтересна.

   Уже подойдя к дверям, остановилась, вернулась, всмотрелась в отражение пристальнее. Ущипнула себя за щеки - раз, другой. Покусала губы. Перье удовлетворенно опустил глаза - скоро графиня начнет приходить в себя. Уже начала.

   Юный Шарль, сын барона де Журниака, оказался юношей весьма бойким и исключительно велеречивым. Он принес извинения за неожиданный визит, и трижды умолял простить ему причину, заставившую его быть назойливым.

   Охотясь на кабана, он, плохо знающий границы отцовских владений, увлекся и нарушил их. Обнаружив свою ошибку, счел, что не может оставить ее без внимания. И теперь, когда графиня де Грасьен позволила ему предстать пред ее очи, он может надеяться, мечтать может только об одном - чтобы графиня согласилась принять от него в дар кабана, убитого на землях графа де Грасьен.

   Клементина согласилась. Тем более что слуги уже сняли кабана с телеги. И теперь огромная его туша лежала посреди двора, веселя детей и радуя взрослых.

   Поблагодарила. Произнесла все приличествующие случаю слова. Пятнадцатилетний баронет сиял. Он склонился к руке графини, коснулся ее губами, продержал чуть дольше, чем того требовали приличия. Клементина заметила это, аккуратно высвободила руку, пригласила юношу отобедать с ней. Отметила она и то, что сердце ее, измученное и истерзанное, при этом прикосновении все же забилось чуть быстрее.

   - Я не умерла, - подумала она с удивлением.- Подумать только. Я не умерла.

   Баронет умело развлекал ее за столом. Рассказывал анекдоты, последние сплетни, будоражащие двор. Сетовал на то, что этим "новостям" уже почти месяц. Теперь, наверное, кое-что изменилось. А он желал бы донести до нее самые лучшие, самые свежие из новостей.

   Она снисходительно промолчала.

   Когда спросила о муже, баронет легкомысленно воскликнул:

   - О! С вашим супругом, графиня, все в порядке. Граф необычайно близок к его величеству и окружен сонмом красавиц.

   Сказав, поперхнулся.

   Клементина улыбнулась слабо:

   - Быть одновременно привлекательным и галантным - необычайно трудно, не правда ли, сударь? Вечно рискуешь прослыть либо неразборчивым в удовольствиях, либо невежей. А ведь лучшего меж этих двух обвинений не существует.

   Он с восхищением посмотрел на молодую женщину.

   Потом, вернувшись к отцу, с горячностью рассказывал тому о своем знакомстве.

   - Я не понимаю, как может такая женщина жить так далеко от двора. Она была бы жемчужиной его, лучшим из украшений. Если бы не печаль в ее глазах...

   Клементина же вынесла из этого разговора только одно: ее супруг вполне мог не так уж сильно спешить, раз спустя столько времени после отъезда из замка Грасьен он по-прежнему находился при дворе. Впрочем, она не могла не признать, что в глубине души и без этого была уверена, что Филиппу просто очень хотелось поскорее уехать. И наивные словоизлияния юного баронета ей ничего нового не открыли.

   *

   Острая боль со временем притупилась, оставив в душе выжженное, пустое пространство. То, что раньше казалось важным, чуть ли не самым главным, теперь едва вспоминалось.

   Ей было очень комфортно в своем одиночестве. Но упрек Перье занозой сидел в ее сердце.

   Она чувствовала: вот-вот произойдет нечто, что переменит ее жизнь, заставит ее снова взять на себя управление домом.

   Когда в один из седых, пасмурных дней в комнату вбежала Тереза и что-то испуганно затараторила, Клементина подумала: "Ну, вот, началось!"

   Что именно началось - она еще не знала. Но понимала, что вот с этой самой минуты ей больше не удастся прятаться в комнате.

   - Что случилось? Говори внятно, - сурово прервала она служанку.

   - Госпожа! Мария, - из той деревушки, что у самой реки, - пришла, плачет, говорит, что не уйдет, не повидавшись с вами.

   - Хорошо. Я сейчас спущусь.

   Тяжело встала, медленно, словно к ногам ее были привязаны гири, сделала несколько первых шагов. Вышла, остановилась на несколько мгновений на лестнице, рассматривая сверху гостью.

   Немолодая женщина робко переминалась с ноги на ногу у самого порога. Клементина никогда ее прежде не видела. Но это не имело значения. Она не всех еще знала, но хозяйкой все равно была для всех них.

   Мать говорила ей:

   - Быть госпожой нелегко. Из раза в раз тебе придется откладывать в сторону свои заботы, чтобы взвалить на свои плечи заботы своих вилланов. Это необходимо, если ты хочешь, чтобы тебя уважали. И если однажды ты рассчитываешь получить их поддержку.

   Могла ли мама представить себе, что именно придется отложить ее дочери в сторону, чтобы оказаться в состоянии выслушать чужую ей женщину?

   Она спустилась вниз, подошла к гостье, остановилась молча рядом.

   - Госпожа, - всхлипнула Мари и упала перед Клементиной на колени. - Госпожа! Беда! Уже два дня за рекой клубится дым. Вчера там сгорела церковь. Муж мой вернулся оттуда, говорит, плохо дело. Войска идут, королевские солдаты. Они жгут дома, выгоняют людей в леса. Что нам делать, госпожа?

   Женщина снова заплакала.

   А Клементина стояла безмолвно, глядя перед собой. Пыталась собраться, понять, что теперь говорить и что делать.

   - Почему вы спрашиваете меня об этом? - наконец, заговорила. - Разве король - враг нам? Отчего вы боитесь солдат? Они идут, чтобы уничтожить преступника. Разве среди нас есть тот, кого они ищут?

   Клементина с ужасом увидела направленный на нее взгляд.

   Воскликнула:

   - Не говорите мне ничего! Я не желаю знать!

   Отвернулась, до хруста стиснула пальцы. Она не может... Не хочет...

   Краска стыда залила ее лицо. Когда она была трусихой? Раньше - никогда!