Несмотря на слухи об огромном состоянии Поло, сухие факты его духовной свидетельствуют всего только о достатке. Это можно объяснить предположением, что Поло понес очень большие убытки при инвестициях в Трабзон (Трапезунд). Завещание Марко было составлено нотариусом Джустиниани, и в нем умирающий указывает, что Пьетро, его раб-татарин, должен быть отпущен на свободу и что его имущество должно быть разделено целиком между дочерьми после различных отчислений в пользу церкви и на содержание жены. Дети Марко со временем соединились браками с первыми фамилиями Венеции — Брагадинами, Кверини, Дольфинами и Градениго, но о самом Марко мы больше ничего не слышим. Его похоронили в портике старой церкви Сан-Лоренцо, которую позже разрушили, поэтому в настоящее время не осталось никаких следов от места захоронения. Но главный памятник ему неразрушим — это рассказ о случае, произошедшем, как свидетельствует Джакопо из Акви, в последние дни его жизни. Когда Марко уже лежал на смертном одре и венецианские купцы пришли проститься с ним, они просили его отречься по меньшей мере от части удивительных историй, которые он рассказывал.
— Я не поведал вам и половины произошедшего со мной, — таков был ответ великого путешественника.
Глава 3. Балканы и Стамбул
Когда проект «Путь Марко Поло» выехал из Венеции, мы отставали от графика уже на десять дней. В самом городе не было сделано никаких разысканий, потому что Венеция и городские общественные архивы прекрасно изучены превосходными специалистами по Поло. Нас привлекали именно те обширные участки пути Марко, которые были слишком далеки, чтобы их можно было с легкостью исследовать. По этой причине в Венеции мы удовольствовались съемкой мест, связанных с именем Поло, и потом повернули мотоциклы в сторону границы и отправились в длинный перегон до Турции — через Триест, Югославию и Болгарию. Наше исследование маршрута Поло должно было по-настоящему начаться на анатолийском плато в Турции. Марко, выехав в Китай, сначала направился в Иерусалим, чтобы получить от монахов святого масла из лампады, горевшей при Гробе Господнем. Привезти масла просил великий хан, подобные реликвии были в большой цене у средневекового человека. Это было время, когда византийский император мог серьезно оживить международную торговлю обширной распродажей таких вещей, как терновый венец, пеленки Иисуса, копье и губка, бывшие при распятии, трость Моисея и кости черепа Иоанна Крестителя. Получив флакон со святым маслом, Поло опять взошли на борт и поплыли в порт Лайас на южном побережье Турции. В Лайасе они простились с морем и далее двигались сушей, от города до города, лишь бы была возможность торговать с прибылью и сообразуясь с доступностью караванного пути.
На балканском перегоне мы совершенно не занимались исследованиями, и дорога через Югославию явилась честным и откровенным отпуском. Заботы, предварявшие наше путешествие, были позади, и мы могли сказать, как Питер Флеминг, наш наставник, что успех путешествия зависит от душевного настроя, с каким в него отправляются. Это очень верно. Каким-то образом Майкл опять завладел экспедиционными картами, и в результате, вместо того, чтобы двигаться к Любляне, мы поехали по какой-то второстепенной дороге и оказались в Аджеке. На этот раз мы ничего не сказали Майклу относительно его штурманских способностей, потому что, вместо скучной автострады, ведущей из Любляны в Загреб, мы ехали вдоль прелестных холмов, смотревших на Адриатическое море. Эту ночь команда проекта провела в деревушке близ дороги и выехала следующим утром, рано-рано, на траве еще лежала роса. Во всей Югославии было время сенокоса, и мы с ревом неслись по длинным прямым дорогам к Белграду навстречу сенокосным мушкам и прочим крылатым насекомым, разбивавшимся о наши очки и пятнавшим их. Ослепительно сияло солнце, с обеих сторон дороги простиралась обширная равнина, разделенная на поля, по которым двигались ряды крестьян. Высокие, загорелые, сильные мужчины, обнаженные по пояс, двигались в едином ритме, взмахивая большими косами. За косцами шли, тоже цепями, уборщики с граблями, а рядом с каждой группой стояли повозки незатейливой конструкции, запряженные лошадьми. Вечером высокая нескошенная трава волновалась на широких полях, а там, где она уже была убрана и где торчали короткие жесткие стебли, паслись в облаках мошек волы и лошади.
В Белграде мы стали центром внимания огромных толп, выказывавших к нам неподдельный интерес. Где бы команда проекта «Путь Марко Поло» ни останавливалась, мотоциклы незамедлительно окружали человек двести-триста, одни бомбардировали команду вопросами или предлагали сливовицу, другие внимательно рассматривали машины. Мотоцикл очень популярен в Югославии, и мы поминутно сталкивались с восторженными поклонниками, которые приходили в восторг, имея возможность исследовать одну из прославленных английских машин. В таких случаях Майкл весело болтал на своем псевдококни, бешено жестикулируя, дело оканчивалось полными карманами сигарет, а его глаза сияли все ярче с каждым стаканом сливовицы, и все это доставляло ему огромное удовольствие.
В первый вечер в Белграде мы расточительно поужинали в шикарном ресторане, устроенном на западный манер, с великолепной панорамой города. Пока мы ели, из мотоциклов, стоявших на охраняемой стоянке, украли чемодан, в котором находились почти все отснятые материалы. Это была катастрофа, и, несмотря на то, что вскоре вокруг ресторана кишели зловещие черные полицейские «мерседесы» с дизельными двигателями, вора не нашли. Мы провели ужасную ночь, а утром связались с нашим британским агентом, прося его прислать в Стамбул кинопленку. Увы, снятые кадры не подлежали восстановлению.
Ругая себя за то, что оставили машины без присмотра, мы выехали из Белграда в южном направлении. Но наши несчастья еще не закончились. Майкл, которого учили водить мотоцикл, разбил машину, спускаясь по чрезвычайно извилистой горной дороге. Когда это произошло, мы отъехали от Бел фала всего на двадцать пять километров, и Стэн вернулся обратно в город на оставшемся мотоцикле за помощью. Мы были уверены в успехе его миссии, потому что знали, что Стэн всегда получает то, чего добивается. Такое происходило неоднократно, когда экспедиция нуждалась в запчастях для мотоциклов или чем-либо другом. Любимым развлечением было попросить Стэна добыть хлеба в какой-нибудь жалкой деревушке, где не было видно хлебной лавки, притом мы не знали местного языка и не могли объясниться с жителями. Как огромный медведь, Стэн, бывало, вваливался в темные сени крестьянской хижины, и внутри слышалось сердитое ворчание. Потом всклокоченная голова Стэна появлялась опять, и он шел к нам, прижимая к груди буханку, а часто и другую местную гастрономию. Притом Стэн ухитрялся никогда не оставлять хозяевам деньги. Через несколько часов он возвратился из Белграда на древнем грузовике в сопровождении сильно пьяной команды и прекрасной балерины. Последнюю подхватили в дороге, она просила ее подвезти, и была чрезвычайно декоративна, но бесполезна, а команда грузовика не была даже декоративна. Члены ее поддались на уговоры Стэна, и по пути грузовик останавливался при всякой возможности у известных заведений, чтобы поддержать дух. Сцена, когда мы пыталась погрузить искалеченный мотоцикл и коляску в грузовик в поздних сумерках, была поистине списана из комической оперы. Одурманенные сербы приспособили к кузову две доски, чтобы возможно было втащить по ним мотоцикл. Когда наша драгоценная машина была на половине пути в кузов, доски соскользнули, и коляска с ужасающим грохотом упала на землю. Во время второй попытки мы уверились, что доски хорошо закреплены, но, когда мотоцикл был уже наполовину в кузове, грузовик тихо поехал вперед и стал спускаться с холма. Сквозь грохот нашей машины, пикирующей на дорогу, мы слушали страшные ругательства, которыми два серба, оставшихся в грузовике, осыпали друг друга, выясняя, кто забыл поставить грузовик на ручной тормоз. Они так и ругались до тех пор, пока далеко внизу их драгоценный грузовик не врезался в кирпичный забор.