— Ваня?! — услышал я голос Волка. Дьявол, я что, заснул?
— Иван! — повторил Волк, тряся меня за плечо. — Ты чего?
— А что? — встрепенулся я.
— Ты… ты во сне разговаривал.
Я хотел сначала поинтересоваться: "И что же я говорил?" Но передумал: итак догадался.
— Ни слова о том, что ты слышал, ясно? — тихо пригрозил ему я и уже в полный голос спросил: — А где все?
— Да вон там, у штурвала.
— О, Господи, Пресвятая Богородица! — простонал я и подбежал к ним. То-то качка как на море!
Правила Жанет. Огюст, Поль и Вася сгрудились рядом и наблюдали.
— Дай сюда штурвал, — мягко, ненавязчиво я отобрал у возлюбленной рычаг штурвала и попытался выпра… у возлюбленной?!
Ее руки легли на мои, взгляд серых глаз устремился мне в глаза… Ноги стали ватными, сердце застучало… Жанна… солнышко…
Василиса глядела на нас растерянно. Удивляйся, удивляйся, царевна, а лучше-ка оставь нас с майн либе, мы уж как-нибудь сами… разберемся…
— Jeanne!!! — раздался разъяренный рев Поля. Вот ревнивый боров!
Я обернулся.
— Qu'est-ce que c'est?! — в руке его был серебристый пузырек с надписью "P7". - Qu'est-ce que c'est, je toi demande? Что это, я тебя спрашиваю?!
Девушка побледнела, словно вся сжалась, отступила за мою спину.
— Что — это — такое, Жанна?! Как ты могла? Приворот! Как это подло, mademoiselle Jeanne! Надеюсь, никто вчера не ел этот чертов жюльен!
Я побелел. Василиса, решив, что мне плохо, подскочила, принялась хлопать по щекам, приводя в чувство. Француженка потянула меня за руку.
— Пойдем, мсье Иван! Не слушайте Поля, это все вздор!
Но это было бесполезно. Я итак пребывал в изрядной эйфории. Царевна схватила меня за другую руку.
— Дурак ты, что ли, совсем, — проворчала она со злостью. — До сих пор не разобрался, что это за птица? Вот сладкая парочка: Иван да Жанночка!
Я внимательно посмотрел на нее. Премудрая нахмурилась и крепче стиснула мою руку. К горлу вдруг подкатил комок, и из розового тумана выплыла мысль. Очень важная мысль. Очень.
— Жанночка, люби… — я закашлялся. Что за вздор, это эта-то курносая лиса мне любимая?! — Так, ты! Отдзынь на три лаптя отсюда! Тебе кто разрешал меня за руки лапать? Василис, я тут ничего… э… лишнего ей не наговорил?
— Н-ну… — судя по ее взгляду… очень много.
Встряхнув головой, я скинул остатки приворотного тумана.
— Но, Иван…
— Катись колбаской по Малой Спасской! — рассердился я на "предательницу". — К своему… Полю… или Огюсту… я уже запутался в твоих любовниках! Короче, проваливай, и не смей ко мне приближаться! У меня невеста есть, между прочим. Из-за тебя я мог напрочь испортить с ней отношения. Так что вали.
— Иван… — жалобно начала француженка, но Поль жестко взял ее за руку и притянул к себе.
— Jeanne… как ты могла так поступить, ну как?! Мне чертовски неловко перед людьми, которые согласились бесплатно довезти нас до Парижа! Ты просто опозорила нас всех!
— Поль, я… — она с мольбой оглянулась на Огюста. — Я не то хотела, честное слово…
— Тихо вы, — успокоил обоих Огюст, вняв Жанниному взгляду. — Поль… остынь. Видишь, девушка не в себе. Сейчас не время. Жанна, ты нехорошо поступила.
— Я знаю, — шмыгнула носом та.
— Очень нехорошо.
— Я знаю… но что же мне делать, что делать, Огюст, милый?
— Для начала извиниться перед столь любезно принявшим нас на свой борт мсье Иваном, а также его спутниками.
— И… извините, — выдавила Жанна, повернувшись к нам и опустив глаза. — Я… я виновата, я… просто хотела…
— Знаем мы, чего ты хотела! — завелся было Поль-Густав, но Огюст сделал ему знак: "Прекрати".
— Excuse moi, mon cher amis, — кое-как промолвила бедная девушка, сгорая от стыда. — Я только хотела понравиться мсье Ивану…
Я уже не слушал ее, а пристально вглядывался в проплывающую под ковролайном местность.
— Господа, — наконец-то решился я сообщить им "радостную" новость. — Мы пролетели Париж.
Ну да, в общем, веселья было много, особенно учитывая, что в топливном баке кончалось топливо, и ковродромов поблизости нигде, кроме Парижа, не было, а мы… именно, пролетели, как фанера, над Парижем. Да-да, с запятыми я ничего не напутал. Команда "Р" опять в пролете.
Поль мигом забыл все обиды и помогал мне кое-как править бреющим и тарахтящим ковролайном, Огюст и Жанна, негромко переговариваясь, пытались удержать шатер, который качало из стороны в сторону; похоже, у этих двоих все складывалось вполне удачно. Волк рылся в моей суме, судорожно пытаясь что-то отыскать, а Премудрая в очередной раз оправдывала свое прозвище, давая всем дельные советы и оказывая посильную помощь. Наконец, удалось приземлиться. О-о, это была отдельная история, которой можно было бы посвятить полнометражный комедийный фильм под названием "Умирающий лебедь идет на посадку с принцем, колдуном и его дочуркой на борту". То есть, это даже трудно себе представить без соответствующих спецэффектов. Но приземлились все-таки в полном составе и даже ковролайн не раздолбали (потрясающе!).
Ну что я могу сказать? Мы мало что не рухнули в парижском пригороде, прямо в расцвеченную осенью рощицу. Там, бесспорно, и воздух был свеж и романтичен (особенно, как я заметил, для Жанны и Огюста), и осенние листья — прекрасны, и ночное небо сияло россыпью звезд… но выбираться надо было. Как всегда, без гениального плана не обошлось, правда, на сей раз его предложил Волчик. Суть плана состояла в том, что нам предлагалось поймать обычный ковер-самолет и упросить (да еще и задарма!) водителя тащить на прицепе целый ковролайн и нас впридачу. Ничего умнее, чем воплотить все это в жизнь, мы не придумали. В результате на пятом пойманном нами ковре мы ехали до Парижа изрядно избитые, потрепанные и злобные. И разоренные вдобавок.
Наконец, мы были на месте — у ковродрома. Французы горячо прощались с нами; Огюст пожал мне руку, Поль похлопал по плечу, а Жанна… нет, не угадали. Она сказала: "Прощай. Удачи тебе" — и чмокнула меня в щеку. Вдруг, уже перед самым расставанием, Огюст повернулся к Жанне.
— Janette, ma cheri… я давно хотел тебе сказать, но… не решался. У тебя как-то складывались… ну, отношения с Полем, но теперь… я, наконец, говорю: выходи за меня замуж!
— Огюст, милый! — и девушка повисла у него на шее. — Я все эти пять лет ждала, когда ты это скажешь! И с Полем я стала встречаться, чтобы ты ревновал! Огюст, дорогой, конечно же, я согласна!
— О, Боже, — вырвалось у меня. Как же меня достали эти французы со своими сердечными делами! За-дол-ба-ли. Еще чуть-чуть — и голова лопнет.
— Mon ami, — Поль-Густав подошел к Василисе, взял ее за руки. — Прости меня. Я… не понимал. Но теперь я все вижу. Ты мне нравишься, но я не хочу делать тебе больно. Поэтому прощай, cher ami. Пусть твой путь будет легок, а твое сердце — всегда наполнено теплотой и любовью. Прощай.
Топливный бак, наконец, был заполнен до отказа; ковролайн медленно начал взмывать в воздух. Ветер трепал наши волосы; немного огорченно мы махали французам; я видел, как Жанна внизу утирает слезы.
И все-таки, что Поль имел в виду?..
* * *
Следующую остановку запланировали в Лондоне. Конечно, в этот раз летели уже одни. Никаких англичан, совершавших перелет из Франции до дома, на нашу тарахтелку не подсаживалось; я позволил себе немного отдохнуть. Правда, единственным результатом получасового отдыха послужило Васино: "Лентяй!" Но я только ухмыльнулся в ответ: я, в общем-то, этого и не скрываю. Лентяй, да еще тот.
Впрочем, сутки, составившие перелет до Англии, стали для меня, в основном, "трудовыми буднями": я после небольшой передышки весь день носился по ковру как заведенный: то штопал, то готовил, то правил курс, то ковер латал. Волк глядел на меня, как приближенный королю герцог на обедневшего дворянина — с легким оттенком удивления, разочарования и насмешки, Вася — как психиатр на пациента, подающего надежды. Сам не знаю, какой комар меня укусил. Трудоголичный, наверное. Вот есть малярийные — они малярию разносят. А этот разносит трудоголизм. Новый вид комаров-мутантов. Василек в эту версию, конечно, не поверила. И правильно. На такой высоте комары не попадаются.
