Почему на первом этапе крестьянской войны (сентябрь 1773 — март 1774 г.) Пугачев сосредоточил свою Главную армию под Оренбургом? Какое место занимал Оренбург в его планах?
Пугачев — донской казак, но он был «надежей» яицких казаков в такой же мере, в какой они были его опорой. Именно они в первую очередь должны были «подправить крылья сизому орлу». В представлении же яицкого казачества Оренбург был источником всех зол и бед, обрушившихся на Яик. Отсюда надвигалось «регулярство», исходили указы и судебные постановления, направлялись карательные войска и офицеры, долженствующие заменить выборных старшин. И прежде чем идти на Москву, а о ней Пугачев заговаривал еще на хуторе Кожевниковых и по дороге на хутор Толкачевых, надо было взять ненавистный Оренбург. Так думало яицкое казачество, так должен был поступить Пугачев, «привязавшийся» на несколько месяцев к Оренбургу. Поэтому шесть месяцев продолжалась осада и Яицкого городка, где в крепости засел гарнизон под командованием полковника Симонова — казаки хотели выдернуть занозу из самого сердца Яицкого войска. Кроме того, оставить в тылу грозный Оренбург с его многочисленным гарнизоном означало отдать область Яицкого казачьего войска на произвол озлобленных властей. Трудно было рассчитывав на то, что яицкие казаки уверенно пойдут на Москву и Петербург добывать престол своему же брату — казаку (соратники Пугачева из числа первых примкнувших к нему казаков знали, кто он на самом деле) тогда, когда в их домах, в, их городках будут хозяйничать команды регулярных войск, а их семьи будут подвергаться насилиям и издевательству со стороны властей. Остававшийся в тылу у повстанческого войска Оренбург грозил восставшим ударом в спину.
Пугачев понимал значение яицкого казачества в восстании. Он отчетливо сознавал, что «улица его тесна», и сделало ее такой его ближайшее окружение — яицкие казаки.
Пугачев попытался овладеть Оренбургом с ходу, штурмом. Это был смелый шаг, аналогичный попытке взять штурмом Яицкий городок. Нужно учесть, что у Пугачева было около 2500 человек при 20 орудиях, а у Рейнсдорпа в Оренбурге около 3000 человек при 70 орудиях. Интенсивный обстрел города пугачевской артиллерией и штурм, казалось бы, поставили Оренбург на грань падения, однако город устоял. Овладеть Оренбургом штурмом Пугачеву не удалось. Вместе с тем сорвались и попытки гарнизона Оренбурга путем вылазок нанести поражение пугачевцам. После неудачной вылазки, предпринятой 12 октября, Рейисдорп окончательно перешел к обороне, ожидая помощи извне. Инициативу взяли в свои руки пугачевцы, однако им все же не удалось полностью изолировать Оренбург, и осажденные высылали отряды за продуктами и кормом для лошадей. Осада Оренбурга все более и более сводилась к артиллерийской дуэли.
В тот год суровая зима с сильными морозами началась рано, в середине октября. 18 октября Пугачев приказал разбить лагерь между Бердой и Маячной горой, в пяти верстах от города, разместиться по домам и сараям и вырыть землянки. Он понимал, что осада Оренбурга может затянуться надолго!
22 октября восставшие подвергли город ожесточенному артиллерийскому обстрелу, но вызвать пожар, который должен был послужить сигналом к штурму, не удалось. 2 ноября пугачевцы ринулись на стены Оренбурга, ворвались на вал, но были отброшены метким огнем егерей и штыковой атакой.
5 ноября Пугачев отвел свое войско в Берду, оставив на старом месте калмыцкую и башкирскую конницы. Сам Пугачев поселился в Берде в доме Ситникова. Здесь постоянно находилась его личная охрана — «гвардионцы» из яицких казаков и дежурил Яким Давилин.
То, что происходило под Оренбургом, переставало выглядеть обычной «казацкой историей». «Разгласители» сеяли тревожные слухи о «Петре Федоровиче». Иноземные государи требовали информации от своих послов в Петербурге. Правительство всячески стремилось приостановить распространение слухов, прекратить панику, внушить общественному мнению в стране и за рубежом мысль о том, что «замешательства» являются очередным казацким «бунтом», который легко подавить. Покончить с «оренбургскими замешательствами» Екатерина II поручила генерал-майору В. А. Кару. Идя на Оренбург, Кар, по его словам, боялся только одного — как бы пугачевцы при слухе о продвижении его войск «не обратились бы в бег». Но чем ближе подходил Кар к Оренбургу, тем больше убеждался в том, что «весь здешний край в смятении», Это и обусловило полное отсутствие у Кара информации о пугачевцах, в то время как Пугачев прекрасно знал о продвижении Кара от разных «приезжих мужиков». Высланные по приказу Пугачева отряды А. Овчинникова и И. Зарубина-Чики в боях 8–9 ноября разбили войска Кара, а 13 ноября у самого Оренбурга был окружен и перешел на сторону Пугачева отряд полковника Чернышева. Боем под Оренбургом руководил сам Пугачев. Кар не только не «изловил» Пугачева, но сам бежал от него. Вместо него командующим войсками, действовавшими против Пугачева, Екатерина II назначила энергичного боевого генерала А. И. Бибикова.
Готовилось большое наступление. Правительство не останавливалось ни перед чем, чтобы подавить восстание, обезглавить его. Из Петербурга под Оренбург власти направили двух «воронов» — яицких казаков Петра Герасимова и Афанасия Перфильева, поручив им подговорить казаков схватить или убить Пугачева. Но, как и Хлопуша, Перфильев перешел на сторону Пугачева.
В ярости Екатерина II приказала схватить и отправить в тюрьму в Казань жену и детей Пугачева, бродивших «меж двор» «по бедности». Дом Пугачева, купленный одним казаком, разобранный и перевезенный, был доставлен на старое место и сожжен вместе с плетнем и садом. Место, где стоял дом Пугачева, окопали рвом «для оставления на вечные времена без поселения».
Однако дело было не в самом Пугачеве, так как, по признанию Бибикова, «не Пугачев важен», важно «всеобщее негодование». А оно все росло, и волна крестьянской войны заливала все новые и новые области. Она охватила Яик и Западную Сибирь, Прикамье и Поволжье, Урал и Заяицкие степи.
Как брошенный в воду камень вызывает круги расходящихся волн, так и действия Главной армии Пугачева, осаждавшей Оренбург, обусловливали распространение восстания на север и на юг, на запад и восток. В первые же дни осады Оренбурга к Пугачеву пришли многочисленные башкирские отряды, в том числе отряд Кинзи Арсланова, ставшего верным соратником Пугачева и возглавившего башкир, входящих в состав пугачевского войска, осаждавшего Оренбург. В начале ноября у деревни Юзеевки на сторону восставших перешел большой отряд под начальством Салавата Юлаева, направленного Пугачевым для набора башкир Сибирской дороги. Вскоре поднялась вся Башкирия. Часть старшин осталась в лагере правительства, часть колебалась, часть под влиянием народных масс Башкирии примкнула к восстанию. Колебания одних и враждебность других старшин наложили отпечаток на ход восстания в Башкирии. Русские, башкирские и мещерякские отряды действовали разрозненно. Все это побудило Пугачева направить в Башкирию яицкого казака Ивана Никифоровича Зарубина-Чику. Зарубин сделал своей ставкой деревню Чесноковку под Уфой. Здесь он развернул энергичную деятельность. Всюду «устраивалась» новая власть, избирались атаманы и есаулы. Они должны были выполнять приказы Пугачева и Зарубина, пополнять ряды войска, ведать казной, творить суд и т. д. Во всем чувствовалась твердая рука «графа Чернышева», как именовал себя Зарубин-Чика. Отряды Салавата Юлаева, мишарского старшины Канзафара Усаева, Батыркая Иткинова стали действовать по его распоряжениям. Назначив табынского казака Ивана Степановича Кузнецова «главным российского и азиатского войска предводителем», Зарубин направил его в район Красноуфимска, подчинив ему все русские и башкирские отряды. Иван Никифорович Грязнов, «главной армии полковник», получил приказ идти в Исетскую провинцию. Башкирия стала одним из наиболее значительных очагов крестьянской войны.
В первые же дни крестьянской войны поднялись работные люди Южного Урала. Пугачев только подошел к Оренбургу, как начались волнения на Воскресенском заводе, затем к восстанию примкнули Богоявленский, Златоустовский и другие заводы. Посланный Пугачевым на Урал Хлопуша поднял Авзяно-Петровский завод. Заводские крестьяне и работные люди чаще всего восставали по своей инициативе, едва услышав о появлении «Петра Федоровича», обещающего им волю и все «крестьянские выгоды». Заводы поднимались порой задолго до того, как на них появлялись манифесты «Третьего императора».
