И вообще прав был Вадим когда понял, что: «Где дело касается е…ли, там расовые предохранители не работают».

Суровые сторонники чистоты крови, могут упрекнуть Вадима, в том что не на то поле он бросал своё нордическое семя, но я пользуясь авторским правом и скверной юридической привычкой во всем находить доказательства невиновности своих знакомых сообщаю: с его слов он пользовался средствами контрацепции и его семя пребывало не в темном вспаханном поле, а в латексе. Если вы и дальше осуждаете парня, то это просто зависть.

Утром проводив подругу так и не сомкнувший глаз Вадим почувствовал, что он очень сильно, просто до тошноты и головной боли русский человек. А виной тому была выпитая накануне смесь конька и шампанского да бессонная ночь. Другими словами у обессиленного парня было обычное похмелье и он, за неимением в Deutschland(е) огуречного рассола, хотел выпить холодного светлого баварского пива чтобы поправиться «по русски».

Если человеку везет или не везет, то уж во всём. На улице недалеко от пивной в которую он направлялся, Вадим впервые встретил двух местных арийцев. Рослые, коротко стриженые, одеты в короткие кожаные куртки с нашитой на них стилизованной символикой, представители нордической расы уверенно попирая тротуар высокими шнурованными ботинками шли ему навстречу. Древним салютом похмельный Вадим поприветствовал genossen. Арийцы становились. Вадим коротко представился: «Русский. Прусс. Студент» Арийцы с кислым видом переглянулись между собой. Вадим предложил вместе выпить пива и зная, что германские представители нордической расы, экономны и скуповаты с широким славянским жестом сказал: «Угощаю». Хмурые лики арийцев стали чуть по приветливее. Втроем зашли в пустую чистенькую пивную где кроме них других посетителей в такую рань еще не было. Сели за столик. Подошедшему смугловатому кельнеру Вадим заказал бокал светлого пива. Арийцы потребовали темного пива и шнапса. «С утра пиво и водка? — поразился Вадим, а потом счел это несомненным родством арийских душ и решил, — Ну всё прямо как у нас». Кельнер быстро принес заказ. Арийцы молча залпом выпили по рюмке шнапса, солидно хлебнули пивка. Сидевший напротив Вадима рыжеватый ариец скупым уверенно точным жестом показал кельнеру: «Повторить», второй светловолосый kamerad одобрительно кивнул подтверждая заказ. Вадим заплатил второй раз. Тут выпивший глоток холодного пива Вадим поперхнулся и закашлялся. Рыжеватый немец с презреньем глядя на него громко сказал Вадиму хорошо знакомые каждому в России слова:

— Russisch Schwein!

А второй наставив на него указательный палец правой руки издевательски произнес:

— Пух! Пух! — и пьяно засмеялся.

— Пух! Пух! — раздельно и тихо повторил медленно вставший Вадим, чувствуя как мигом прошла похмельная одурь и расслабленная усталость после бессонной ночи, а все мышцы тела налились злой упругой силой.

— Значит русишь швайн? — тихо переспросил он рыжеватого немца глядя на его уже покрасневшее от выпитого шнапса лицо и дико заорал:

— Ну так я вам блядям устрою тут Сталинград! — и выплеснул пиво из своей кружки в лицо рыжеватому.

Реакция у выпивших пива и шнапса немцев была заторможенная, драться в ограниченном пространстве они явно не умели. Пока рыжеватый ругаясь протирал залитые пивом глаза, Вадим пустой пивной кружкой (тяжелая фарфоровая с логотипом пивной) одним ударом разбил голову даже не успевшему встать светловолосому. Тот всхлипнув забитым бычарой бессловесно свалился на пол. В два прыжка обогнув стол Вадим подскочил к уже вставшему рыжеватому, сразу не давая ему опомниться прямым справа раздробил ему нос, ногой ударил в пах. Немец воя упал.

Кельнер крича выбежал на улицу, а бармен за стойкой машинально перетирая бокалы с ужасом смотрел на этого рослого парня что — то кричавшего на своем диком наречии, бармен не понимал его слов, кроме одного хорошо известного каждому немцу названия: «Stalingrad».

— Вот такой я нацист, — улыбаясь продолжал рассказывать Вадим, — Потом бежал из Германии, знакомые перегонщики помогли. На б/ушных иномарках ехал с ними через Польшу в Калининград, потом через Литву в Питер. Наслушался, — Вадим перестал улыбаться, помрачнел, — наслушался как нас в каждой стране русскими свиньями называют. А за что? — холодно спросил он, — За что? Что мы уж такого плохого тем же полякам и прибалтам сделали? Немцы во время второй мировой чего хотели с ними то и творили. Так им теперь жопы лижут. А мы? Сколько наших ребят погибло ту же Польшу от немцев освобождая. Эх… под такую мать… наша кровь на их весах дешевле немецкого пива стала.

— Считаются только с сильными и богатыми, — пожал плечами я, — а мы нищие, больные и слабые, вот нас и пинают под жопу все кому не лень. Одно слово «русиш швайн». Заслужили мы это. Так чего удивляться?

— А если, ты против того чтобы быть русской свиньей, если хочешь быть человеком, — заметил Юра, — то сразу на тебя ярлык вешают: русский нацист. Так кем лучше быть? Свиньей или человеком?

— Ну не все так однозначно, — сильно поморщился я, — знаешь Юра, ты меня не агитируй. У меня своя голова на плечах да и опыта жизненного побольше и вот я думаю…

— И вот, что со своей головой и опытом вы нам оставили, — вызывающе прервал меня Вадим, — сам всё видишь или тебе примеры привести?

Тяжелая, неприятная наступила тишина. Вижу ребята и побольше вашего знаю. Сам соучастником был, каменных дворцов не нажил, банковских счетов за границей не имею, но все эти годы жил сытно. Я себя не оправдываю и ваши оправдания или прощение мне не нужно. Ты говорил, что тоже хочешь понять нас своих родителей. Вот и попробуй. Ты пойми мы жили и живем в подлое время и прогнулись под него. В юности мы пели песни «Машины времени»:

Не вышло. У нас не вышло, чтобы мир прогнулся под нас. Наша машина времени застряла в песке мелких проблем и очень большого эгоизма или вернее откровенного похеризма. Что будет у вас? Не знаю. Я не верю, что у вас получится и мир прогнется под вас. Боюсь, что пока ты не сможешь нас понять. И не потому, что тебе не хватит интеллекта или знаний, просто есть вещи которые осознаешь только когда сам станешь отцом, когда тебе надо кормить и защищать своих детей. Когда точно знаешь, что кроме тебя они не кому не нужны. Вот и всё. Видишь как всё просто. И как бы не было, это благодаря нам вы живы, здоровы и имеете возможность с гневом и презрением бросить обвинение: «Вот что вы нам оставили». Поверь нам было не легко, но мы сохранили и вырастили семя рода, грядущее будущее страны. А уж каким оно будет? Это зависит и от нас и уже от вас. И я тебе честно скажу, я не хочу видеть Россию нацистским государством. Не хочу видеть как она погибнет в огне пожаров. Романтики бунта, войны и революций говорят: пламя очищает. А я лично видел, как горели в пламени афганской войны мои сверстники из Смоленска, Ташкента, Уфы. Мне приходилось вытаскивать из боевых машин их обугленные тела и я точно знаю, что пламя войны превращает живых людей в куски горелого мяса.

— Еще кофе? — прерывая затянувшееся недоброе молчание вежливо предложил подошедший официант.

— И пожалуйста еще пирожных… — попросил я.

— Любите сладкое? — неожиданно перешел на «вы» Вадим.

— Глюкоза мозгу нужна, — заулыбался я, — а у меня работа умственная.

— Сахару побольше бы ели или натурального шоколада, — тоже улыбнулся Вадим, — мне наш ротный всегда говорил…

— А ты разве служил в армии? — с искренним и обидным для Вадима недоумением спросил я.

Вернувшись домой Вадим при первой же встрече рассказал ребятам из своей группы про Германию и то что для многих, для очень многих в объединенной Европе мы всего лишь Russisch Schwein. Русские камрады подавленно молчали.