— Скульптурой любуешься, а с живой женщиной живешь, — Ивлев улыбался, слушая гимн городу, который пытался озвучить Торшин, — может она не такая распрекрасная и в отличие от статуи старится, зато родная, теплая, живая. Кстати о птичках и женщинах, — переменил тему разговора Ивлев, — завтра мы возвращаемся домой, а по сему сходи-ка, ты братец, в вендиспансер, проверься, если заразу домой привезешь, а жена тебя убьет, то КГБ понесет невосполнимую утрату.
— Да я…, — покраснел Торшин.
— Знаю, знаю, парень ты молодой, жены под бочком нет, вот и ты и ощущал настоятельную необходимость, проводить оперативные мероприятия, и на море и здесь, — подначивал Ивлев, коллегу, — жертвовал собой, для дела, это понятно, дело то молодое, — продолжал смеяться он над Торшиным, а потом спокойно и веско предупредил, — Все кончай, и что бы дома ни-ни, в нашей конторе такие вещи не приветствуются. Полно ребят из-за баб карьеры поломали. Выбирай, что для тебя важнее.
По приезду в столицу, Ивлев доложил Всеволодову о прибытии, и получил приглашение прибыть на квартиру к дедушке. На конспиративной квартире собрались, Всеволодов, Григошин, Ивлев, Торшин, и неожиданно для Торшина, на встрече присутствовал давешний старичок из Бердянска. На столе электрический самовар, заварочный чайник укрытый вышитой матерчатой «бабой», чайный фарфоровый сервиз, конфеты, розетки с вареньем, свежий тортик, для полноты картины, встреча детей и внуков с любимым дедушкой, только бутылки не хватало.
— Итак, что мы имеем? — начал Всеволодов, и сам себе ответил, — почти ничего.
— А как же собранные нами материалы? — Торшин, оставил фарфоровую чайную чашечку.
— И что? О чем говорят эти документы? — спокойно спросил Всеволодов, — вот вы мне скажите, как юрист, их можно использовать в качестве доказательства в уголовном деле. Ни одного прямого факта, о том, что Ефимов не тот человек, за которого себя выдает, нет. Криминалистическая экспертиза, ранних детских фотографий с более поздними изображениями, не может достоверно идентифицировать личность. Эксперты, прямо оговаривают, в своем заключении, что представленного материала для сравнительного анализа недостаточно. Показания, бывшего студента, о том, что Ефимов отлично учился, не посещая лекций, знал латынь, английский язык, и не знал греческий, владел приемами бокса на уровне хорошо подготовленного спортсмена, это не аргумент, нас за такие доказательства, начальство по стенке размажет. Показания бывшего сотрудника музея, что Ефимов не бедствовал, на жалованье препаратора? Над нами смеяться будут. Все документы, начиная с 1923года, являются подлинными, и выданы Ефимову, движение любого документа имеют прямое и косвенное подтверждение в архивах, вся его биография, с 1923 года по настоящее время, полностью уставлена и соответствует личности подозреваемого. Нет документов, с периода 1915–1923год? Так давайте не будем забывать, что в этот период Ефимов был ребенком, фактически сиротой, а детям в гражданскую войну, документов удостоверяющих личность не выдавали. Так теперь по другим направлениям разработки объекта, визуальное и техническое наблюдение ничего не дали. Ефимов ведет обычную жизнь, писателя и ученого с широким кругом знакомств, то, что среди его знакомых, много лиц допущенных к различным засекреченным аспектам жизни СССР, преступлением не является. А на прямую, он их о закрытой деятельности не спрашивал и не спрашивает, это мы установили оперативным путем. Данные анализа литературных произведений, это все, что у нас есть, реально. Первое, в произведениях Ефимова научных и литературных в зашифрованной форме указаны секретные данные, второе, эксперты провели комплексное литературоведческое исследование и с оговорками, дали заключение что автор получил базовые образовательные навыки в англоязычной среде. Но и это прямым доказательством, без прямого подтвержденного фактами свидетельства о передачи секретной информации заинтересованным лицам, являться не может. Возможно, просто роковое стечение обстоятельств. Вот так дело обстоит с формально-правовой точки зрения.
— А не с формальной? — спросил Ивлев.
— Он почуял наблюдение, мне подполковник Саржин, начальник группы по наружному наблюдению, сказал: «голову на отсечение даю, Ефимов наружное наблюдение засек», а Кожин один из лучших специалистов по этому делу, его выводам можно доверять.
— И как это проявилось? — попросил уточнить бердянский старичок.
— Внешне никак, — поморщился Всеволодов, — Кожин сказал, что импульс от него к Ефимову пошел, и обратно. Импульс, и больше ничего, в рапорте наружного наблюдения естественно про импульсы ничего не сказано. Пытались негласно обыскать его квартиру, в отсутствие хозяина и его семьи. Так оперативники только у двери помялись и, сообщили мне, что там, на двери и замках секреток полно, да таких, про которые и не скажешь, что они хозяина предупредят о нежелательном визите. Я решил не рисковать и осмотр отменил.
— Опытный волчище, только на всякого мудреца довольно простаты, само наличие факта обнаружение слежки, наличие секреток, свидетельствует, что мы имеем дело отнюдь не с партикулярным ученым и писателем, — подключился к обсуждению Ивлев.
— Наши эмпирические, профессиональные заключения, не являются и, не могут являться доказательством, — охладил Григошин, пыл молодого коллеги, — Не забывайте, с кем мы имеем дело, выдающийся писатель, ученый, человек известный и у нас в стране и за рубежом. Достаточно, малейшего прокола, и такой крик поднимется о чекистских провокациях, что мало не покажется. А в числе его знакомых и друзей есть люди, которые имеют выход на высшее руководство страны. Что мы им скажем, когда нас спросят, почему и на каком основании? Он писатель, — значительно подчеркнул Григошин, — писатель, — еще раз повторил он, — а со времен Пушкина, поэт в России, больше чем поэт. Даже при Сталине, во время мясорубки репрессий, известных поэтов и писателей, без его личной санкции не трогали. Поэтому кстати и Пастернак и Булгаков, хотя и не процветали, но в отличие от многих своих собратьев по классу, остались живы. А когда в 1937 году, попытались, вопреки личному запрету Сталина, арестовать Шолохова, так тот так вмешался, что у чересчур, ретивых работников только головы полетели, причем буквально. Ну, с Шолоховым понятно, он не только талантище, но и, убежденный коммунист, а Булгаков и Пастернак, симпатией к социализму не отличались, публично в любви к «отцу народов», не объяснялись, а трогать их не смели. В России писатель обладает нравственной неприкосновенностью. И потом все-таки давайте до конца не исключать версию о стечении обстоятельств.
— Что вы порекомендуете, товарищ генерал? — спросил Всеволодов.
— Самое трудное, — Григошин, сделал паузу, — ждать. Ждать, у кого первого сдадут нервы, если он обнаружил слежку, значит, понял, что попал в поле зрения нашей службы, но причины не знает, а может это обычное профилактическое мероприятие КГБ. Если он передает информацию через свои произведения, то под благовидным предлогом, все публикации приостановить. Усилить наружное наблюдение, давить на психику, он не молодой человек, нервная система расшатана, может сорваться. И еще надо дать толчок для паники, предъявить ему человека знавшего в детстве Ефимова. Для этого я и пригласил приехать, и помочь нам своего коллегу из Бердянска. — Давешний бердянский старичок приосанился. — И когда он поймет, что окружен флажками, то пойдет на прорыв, вот тут его и надо брать, с поличным.
— Разрешите мне, — Торшин чувствовал себя начинающим практикантом, присутствующим на ученом совете, поэтому он по ученически поднял руку, смутился, опустил, но все заметили его жест, и улыбнулись.
— Говорите Леша, — предложил Григошин, своему коллеге пенсионеру — ветерану пояснил, — это тот юноша, что заварил всю кашу.
Бердянский старичок, благосклонно улыбнулся Торшину.
— Я все его книги внимательно прочитал, и у меня сложилось впечатление, что он был и в Индии, и Южной Африке, и в Англии, и не просто был, жил там, уж больно много бытовых деталей он описывает. Пишет как очевидец. А в начале века Индия это колония Британской империи, а Южная Африка ее доминион. Вот, что я подумал, если он не тот за кого себя выдает, то он где-то родился, учился, может там, в архивах поискать, и установить его личность?
