Нас как обычно с вертолетов выбросили в горы, дело привычное. Мы быстро заняли выход из ущелья, оборудовали позиции, то есть, вырыли окопы, для стрельбы из положения лежа. Замаскировали и усилили брустверы окопов камнями. Командиры боевых групп распределили между бойцами сектора ведения огня, прикинули возможные действия противника, если он пойдет на прорыв. Все десант к бою готов. Ничего особенного, так, военная рутина. После обустройства временных огневых точек, мы, вчетвером, пошли в разведку.

Только не думайте, что мы, пылая усердием, искали душманов. Мы пошли разведывать, где чего можно найти пожрать. Снабжали нас отвратительно. В части на батальонной кухне, прелагали такое ежедневное меню: жиденький супчик с сушеным картофелем и кусками вареного свиного сала; каша из сечки на растительном масле; и компот из червивых сухофруктов, который мы называли мясным бульоном, так как в нем плавали разваренные черви. На операции в качестве сухого пайка выдавали: рыбные консервы «Минтай в масле» с истекшим сроком хранения; пакет черных сухарей, и все. Консервы давали из расчета одна двухсотграммовая банка на день. Когда мы очень скромно намекали заместителю командира бригады по тылу, что есть, хотим, он разводил руками и отвечал поговоркой: «Десантника, как и волка, ноги кормят». Поэтому вы не удивитесь, если узнаете, что на боевые операции, мы шли как стая голодных волков. Строевые офицеры, которые питались чуть лучше нас, на мародерство продуктов закрывали глаза, и получали свою долю. Осуждать нас конечно можно, а вот винить, нет. Мы просто хотели есть!

Идем мы четыре разведчика — мародера по горам и долам, ищем. И конечно находим, большое поле, полностью усеянное дынями. Великолепными, сочными, сладкими, сытными дынями. Но воины мы были опытные и сначала обследовали район предстоящий боевых действий, чтобы не нарваться на настоящего противника. И не получить вместо дынь, хорошую порцию свинца. Бывали, знаете ли, прецеденты, научены. Коварных душманов, мы не обнаружили, но поле охранял старенький бабай. За противника мы его не посчитали. Помахали дедушке ручкой и стали сначала есть, а потом собирать в плащ-накидку дыни. Дедушка голосом выразил свое негодование нашими действиями, мы отмахнулись. И больше не обращали на него внимания. В самый кульминационный момент, дыни завернуты в плащ — накидки, мы собираемся отбыть восвояси, прогремел выстрел. Грохота автоматных очередей мы не услышали, но дробь просвистела, в опасной близости. Разом в цепь, оружие к бою, готовы к отражению атаки. Видим, дедушка пытается перезарядить древнее гладкоствольное, одноствольное, курковое ружье. Рывком как учили, мы бросились на бабайку. Ружье отобрали, а что дальше делать, не знаем. Чтобы про нас не говорили, и кто бы, не говорил, но женщин, детей и стариков мы не трогали. Стоим смотрим на деда и смех и грех, не стрелять же в него, бить старика стыдно, слов наших он не поймет, а с другой стороны и с такого ружья убить можно. Взяли ружье с собой, деду, погрозили кулаком. Не больно он и испугался, в ответ два кулака показал.

Всю неделю пока мы блокировали ущелье, кормилась наша рота, на дынном поле, а по ночам спускались орлы — десантники, в кишлак и воровали курей.

Духов в ущелье не обнаружили, а к нам в роту, с жалобой на наши действия, пришли жители села, в составе делегации был и давешний старичок, он уверенно провел опознание, и указал на меня грязным пальцем. Вот он преступник. Ротный пообещал меня примерно наказать, хотя сам лопал дыни и жареную на костре курятину. Перед населением извинились, а такое тоже бывало, древнее антикварное ружье дедушке вернули, и в качестве компенсации за причиненный материальный и моральный вред, афганцам был отдан наш сухпаек. Они его с благодарностью приняли.

Я забыл бы об этом, в общем, заурядном случае, но, на следующий день после нашего возвращения, к нам в палатку прибежал мой приятель из роты связи.

— Эй ты! Рашен коммандос! Оккупант! Давай к нам в восемь вечера в палатку приходи, — сквозь хохот пригласил, он.

— Зачем?

— Новости послушаешь, их в восемь часов повторять будут. Приходи не пожалеешь.

Рота связи бригады, имела мощные радиопередающие станции, которые наши связисты использовали, как могли, для развлечений. А так как до и после новостей по станции «Голос Америки» специально для «растления» советской молодежи передавали приличную музыку, то ребята иногда слушали ее передачи.

В восемь вечера я был в фургоне роты связи. Приемник был включен, после музыки, начались новости. Диктор на русском языке с небольшими англоязычными вкраплениями, живописал о прелестях «свободного мира», о нарушении прав человека в СССР, и, наконец, добрался до Афганистана. Далее привожу сообщение, как запомнил с небольшими купюрами, и комментариями по ходу текста.

— Отряды самообороны, населенного пункта **** в провинции **** Афганистана, **** — Точно мы и место и время совпадают. — Оказали ожесточенное сопротивление рашен коммандос. — Вещал диктор, о выстреле из древнего ружья, которое по нам произвел старенький дедушка. — Несмотря на подавляющее преимущество в численности и вооружении, советским оккупантам, не удалось одержать победу над отрядами мужественных патриотов. Тогда, — Диктор добавил в пафосное выступление, трагические ноты. — Рашен коммандос применили бактериологическое оружие против мирного населения. — Консервы «Минтай в масле», с истекшим сроком хранения, вполне могут сойти за бактериологическое оружие. — Жители кишлака *** получили страшные заболевания. — Ничего страшного, нас тоже после этих рыбных консервов диарея мучила, через три дня все пройдет. — Добровольцы из Красного креста, — За все время службы ни одного добровольца не видел, — оказывают пострадавшему населению медицинскую помощь. Это еще раз говорит о…

Раскаты громового хохота не дали дослушать выступления диктора, я так и не узнал, о чем это там говорит…

— Ну, дают! — сказал мой приятель, отсмеявшись, — Вот врать то, а ведь кто-то думает, что правда.

— Жалко, что наше командование не слышало, — попечалился я, — что, то чем нас кормят, нормальные люди бактериологическим оружием считают.

Слышало наше командование эту передачу, или это просто совпадение, но на следующую операцию нам выдали консервированную гречневую кашу с мясом, вполне приличная еда, этим сухпайком, мы с афганцами уже не делились.

Спасибо тебе «Голос Америки»! За то что «советским оккупантам» улучшали питание.

Спасибо тебе «Голос Америки»! За то что, только услышав твои позывные, я до сих пор, хохочу, вспоминая дынное поле, старенького дедушку, «роковой выстрел», и консервы «Минтай в масле».

Спасибо тебе «Голос Америки»! За то что, тогда в юном возрасте я понял, что в твоем «свободном мире» лгут, так же нагло и беспардонно, как и в Советском Союзе.

О, чем больше всего вспоминают солдаты? Конечно о доме. Вспоминая о родных местах, каждый старается доказать, как хорош его дом, город, край, как добры и заботливы родители, надежны друзья, прекрасны девушки. Конечно, каждый из нас преувеличивал. Преувеличивал, это еще мягко сказано. Беспардонно врал, это точнее. Но забыты школьные двойки, проваленные вступительные экзамены в институте, родительские нотации, любовные неудачи, все забыто, в памяти оставались только розовые воспоминания. Ах! Как дома было хорошо! И как мало мы это ценили то призыва в «несокрушимую и легендарную» армию.

Конечно, я не отставал от других. Фантазировал напропалую. Всем известна, законная гордость моей малой родины, рыбалка, красная рыба и черная икра. Рыбалку я, в силу определенных особенностей характера не любил, а черной икрой и красной рыбой, меня перекормили и в детстве. Тогда в промежуток 1961–1964 гг. в Астрахани, было просто, нечего есть, кроме рыбы, и я до сих пор испытываю стойкое отвращение к этой продукции. Но я вдохновенно и безосновательно лгал, своим сослуживцам, как довил осетров руками, и из бочки ложкой ел черную икру. До поры до времени мне все сходило с рук. Мои товарищи свято верили, что Астрахань, рай земной для рыбака, осетра можно поймать руками, а черную икру астраханцы едят вместо каши.