Ферма превратилась в руины. Все пастбища покрылись буйной растительностью - чертополохом и прочими колючими сорняками. Строения пришли в безнадежное состояние и не подлежали ремонту, а старый дом, фамильный особняк Уилбрахамов, являл собой картину ужасающего запустения. Крышу латали в течение десятков лет, и теперь она напоминала своих собратьев только древностью происхождения. Ни в одном из окон особняка нельзя было найти целого стекла; да здесь они были и не нужны. Соседи поговаривали, что как-нибудь во время одной из жестоких бурь, которые на памяти старожилов часто проносились над этими местами, трубы дома, прежняя гордость графства, зашатаются и рухнут, превратив дом в груду развалин. Одним словом, ферма Уилбрахамов, бывшая когда-то образцовой, стала притчей во языцех и предметом насмешек; говорили, что она годится лишь на то, чтобы служить живописной моделью для какого-нибудь экстравагантного художника.

Однажды ночью, когда за окнами неистовствовала гроза, владелец старого дома, Ричард Уилбрахам, сидел в компании жены, которая пыталась найти на последней паре носков своего мужа хотя бы одно целое место, чтобы заштопать их. Уилбрахам безмолвно смотрел на тлеющие угли в камине, и тишина в комнате нарушалась лишь шипением поленьев на решетке да время от времени вздохом одного из супругов.

В конце концов женщина заговорила.

- Когда наступает срок платежа по закладной, Ричард? - спросила она, беспокойно пошевелившись в кресле.

- Завтра, - выдавил муж; казалось, это слово застряло в глотке и душило его.

- А ты… ты уверен, что полковник Дигби не продлит ее? - выпытывала она.

- Он отказался даже обсуждать со мной этот вопрос,- сказал Уилбрахам. - Каждый раз, когда я прихожу к нему в офис, он довольствуется тем, что размахивает бумагой у меня перед носом, а сам подзывает посыльного, чтобы тот выпроводил меня. Я не верю в знамения, Этелинда, есть лишь один верный знак - если к завтрашнему дню мы не раздобудем денег, то уже через сутки останемся без крыши над головой.

Женщина содрогнулась.

- Но, Ричард, - запротестовала она,- ты… ты же давно начал откладывать средства, чтобы выкупить дом. Где они?

- Все истрачено, Этелинда, истрачено на эту безумную аферу с яйцами, которую я пытался провернуть два года назад, - вздохнул Уилбрахам, закрыв лицо руками, чтобы не показывать своего горя и унижения. - Я продавал то, чего еще не получил, - добавил он. - Ты помнишь то время, когда первая группа инкубаторных кур начала нестись так обильно; мне казалось, что удача повернулась ко мне лицом - нет, раскрыла свои объятия и приглашает меня разделить с ней огромные богатства. В тот год на рынке образовался большой дефицит яиц, и я поехал в Нью-Йорк, продавал их дюжинами, сотнями дюжин, тысячами дюжин…

Поднявшись, он принялся в возбуждении мерить комнату шагами.

- Я продавал яйца миллионами, Этелинда, - продолжал он, огромным усилием воли совладав с собой. - Продавал яйца, которые должны были снести куры, чьи прапрапрабабки еще не вылупились из яиц, покамест не снесенных несуществующими цыплятами.

Уилбрахам понизил голос и заговорил хриплым, гортанным шепотом.

- И я обанкротился на поставках, - пробормотал он. - В течение последних восемнадцати месяцев цены на яйца постоянно росли, а вчера я не только отдал за сто тысяч свежих яиц, которые я должен был поставить, чтобы выполнить контракты, все свои деньги до последнего пенни, но и выдал долговое обязательство сроком на шестьдесят дней, которое я и не надеюсь оплатить. Иначе говоря, Этелинда, мы разорены.

Женщина отважно попыталась проявить стойкость, но удар оказался слишком сильным для ее истерзанных нервов; она разразилась горькими рыданиями.

- Но у нас еще осталось четыре несушки, - голосом, лишенным выражения, продолжал Уилбрахам. - Если они начнут нестись изо всех сил, то через тридцать дней у нас окажется самое большее десять дюжин яиц, не считая наших запасов, а к этому дню я обязан поставить Международной Холодильной Компании двенадцать тысяч штук по двадцать два с половиной цента за дюжину. Даже не будь этой закладной, мы все равно окажемся в лапах банкротства.

Последовала долгая тишина. Часы в холле громко тикали, и каждый звук отдавался в ушах хозяина подобно удару кузнечного молота, звено за звеном ковавшего цепь разорения, которая навеки закует его в кандалы нищеты. Они молчали почти час, и тишину лишь время от времени прерывало хлопанье ставень на ветру. И вдруг сводящее с ума монотонное тик-так-тик-так настенных часов заглушил новый звук - громкий стук в дверь.

- Уже очень поздно, - произнесла женщина. - Кто бы это мог быть в такой час, как ты думаешь? Будь осторожен - а вдруг это разбойники?

- Я буду благодарен разбойникам, если они смогут найти в этом доме хоть что-нибудь ценное, - ответил Уилбрахам, поднимаясь и направляясь к двери. - Кто бы это ни был, на улице гроза, и, несмотря на нашу бедность, мы не можем выгнать странника, заблудившегося среди болот.

Поспешив к двери, фермер широко распахнул ее.

- Кто здесь? - окликнул он, вглядываясь во тьму.

Сильный порыв ледяного ветра задул свечу, и на пол у его ног шлепнулось несколько пригоршней мокрого снега, а по лицу хлестнули льдинки.

- Я странник, - донесся снаружи слабый голос, - я замерз и умираю от голода. Во имя человеколюбия, прошу вас впустить меня, иначе я потеряю сознание и погибну.

- Входите, входите! - воскликнул Уилбрахам. - Кто бы вы ни были, мы с радостью предоставим вам все, что у нас осталось; хотя, по правде говоря, это совсем немного.

В холл, спотыкаясь, вошел старик, согбенный и изможденный. Уилбрахам, подскочив к ослабевшему путнику, сильными руками подхватил его, осторожно провел к своему креслу у камина, и они вместе со своей верной женой растирали руки старика, пока тепло не вернулось к ним.

- Чашку чаю, дорогая моя, - попросил Уилбрахам. - Это восстановит его силы.

- И что-нибудь поесть, ради бога, - взмолился странник слабым, дрожащим голосом. - Самую малость, добрый господин, хотя бы яйцо!

При этих словах женщина нахмурилась.

- Яйцо? Сейчас, когда яйца… - начала она.

- Ну-ну, Этелинда! - мягко прервал ее Уилбрахам. - У нас осталось еще два в морозильнике - наш с тобой завтрак. Лучше я отдам этому доброму старику свой завтрак, чем буду смотреть, как он страдает. На самом деле с некоторых пор яйца мне не по вкусу, и…

- Как скажешь, Ричард, - покорно ответила женщина и с безнадежным вздохом направилась в кухню.

Через несколько минут она вернулась с дымящимся блюдом собственного приготовления - ярким, аппетитным золотистым яйцом, сваренным без скорлупы, на хрустящем тосте. Это была заманчивая картина, и у Уилбрахама, голодным взглядом уставившегося на него, потекли слюнки.

И тут произошло нечто неожиданное: старик, вместо того чтобы жадно наброситься на угощение, добродушно взглянул на хозяина, воздел руки, словно собираясь благословить его, и произнес нараспев следующие строчки:

Прогремел ужасный раскат грома, вспыхнул ослепительный свет, похожий на молнию, и, когда вспышка погасла, странник исчез.

Уилбрахам взглянул на жену, не в силах произнести ни слова от изумления. Та, неверной походкой добравшись до своего кресла, уставилась на него расширенными от страха глазами.

- Это что… это был сон? - задыхаясь, промолвил он, вновь обретя дар речи. - Или у нас и в самом деле был посетитель?

- Я как раз хотела спросить тебя о том же, Ричард, - ответила она. - Это и впрямь было так необычно, и я едва могу поверить…