мы на сотне страниц поменяли тему раз пять.

Вот, наверно, в гробу вертелся бедный Твардовский.

Не грусти о прежней жизни.

Она цела

невредима.

Разве чуть-чуть прошла

да из моды вышла.

Такого не носят всё чаще.

Не умеют. К тому же манеры совсем не те

у отцов-детей…

И летит Чапай в пустоте,

надвигаясь на нас от сырой простыни говорящей.

Горецкий монастырь

Мне любо-дорого смотреть,

как иностранные старухи

спешат себя запечатлеть

на фоне церкви развалюхи.

Их этим можно удивить.

А я на колокольне старой

читаю: “В колокол звонить

нельзя. Лишь в случае пожара”.

И вход, наверное недаром,

крест-накрест досками забит.

Да и чему бы здесь гореть?

Такое бушевало пламя,

что разве только стены храма

ещё сумели уцелеть,

лишь этот отсыревший свод,

да этот камень почерневший,

где до сих пор зияют бреши.

Такой таран пустили в ход,

когда крушили всё подряд…

А мы – другое поколенье.

Внутри скрывая запустенье,

мы реставрируем фасад.

Твердим: “Никто не виноват

ни в чём…”

* * *

За то судьбе скажи спасибо,

что в карте жизни всех названий

уже не различаешь, ибо

бумага вытерлась до ткани,

до полотна, до основанья,

до непрочтенья, до зиянья,

читай – до дыр на самых сгибах.

За то благодари фортуну,

что отрочества не случилось,

что вслед за детством – сразу юность.

А зрелость где?

Скажи на милость.

Ах, молодость – ты затянулась

и недоперевоплотилась.

* * *

Целое море огней под крылом самолёта.

Утром посмотришь – лишь груда нелепых строений.

Так и любовь наша – только в ночи ещё светит.

А на поверку – руины, пейзаж после битвы.

Битвы, в которой искать победителей глупо.

* * *