– Так и знала, – небрежно отмахнулась мать. – Давно подозреваю, что ты где-то подрабатываешь. Думаешь, я дурочка? Как бы не так. Виталий ей подарки дарит. Да у твоего Виталия прошлогоднего снега не допросишься.

– Мама, как ты можешь так уверенно судить о человеке, которого видела два раза в жизни?

– Мне и одного раза было достаточно. С радостью больше вообще никогда с ним не увижусь.

Слушать это мне удовольствия не доставляло, однако дискуссию о Виталии я предпочла отложить на потом. Важно было не поругаться прежде, чем я сообщу ей главное.

– Мама, сейчас разговор о моей работе.

– Ты уже взрослая, и такие вопросы способна решать сама. Хотя не понимаю, почему еще не посовмещать, раз прежде это выходило.

– Именно потому, что, боюсь, дальше не получится. У меня, м-м-м, на новой работе статус повышается, и она теперь начнет отнимать гораздо больше времени.

– Ну да. Из младшего менеджера в старшие переводят в очередной шарашкиной конторе.

– Мама, я не менеджер.

– Понятно. Другое красивое иностранное название. Только суть-то ведь та же. Весьма незавидная.

– Как раз напротив. Очень завидная. Я теперь писатель.

– Кто-о?

Никогда раньше не слышала, чтобы моя родительница так громко и искренне смеялась. У нее даже слезы заструились по щекам.

– Ну и что же ты пишешь? Этикетки на маринованные огурцы?

Я разозлилась. Почему она вечно меня унижает? Хорошего же она обо мне мнения!

– Дорогая мама. Я пишу романы. В жанре криминальной мелодрамы.

– Перестань пороть чушь! – в свою очередь разозлилась она. – Ты в школе с трудом с сочинениями справлялась.

Кинувшись к себе в комнату, я вернулась со стопкой собственных книг, которые раскидала по журнальному столику.

– Вот. Смотри. Между прочим, многие твои подруги зачитываются.

Мать брезгливо повертела в руках одну книжку.

– Тут какая-то Евлалия Котова. С какой стати я должна думать, что это ты. Ни фотографии, ничего…

Я снова побежала к себе, на сей раз вернувшись с кипой издательских договоров.

– Так как ты человек высокообразованный, то видимо, сможешь прочесть, что Евлалия Котова и я, Таисия Никитична Артамонова, одно и то же лицо.

Мама водрузила на нос очки и уткнулась в текст договора.

– Вот подписи. Вот печати, – я не давала ей опомниться.

Она схватилась за сердце, и разразилась трагедия в античном стиле.

– Какой ужас! Какой позор! В нашей семье бульварная писательница! Какое счастье, что дедушка этого никогда не узнает. Теперь наша первоочередная задача – скрыть все от бабушки. Она этого не переживет.

– Уже не скроешь, – победоносно развела я руками. – Даже если ты, мама, меня сейчас убьешь, мои издатели обязательно используют этот факт в рекламных целях. И бабушка все равно узнает. К тому же ты, мама, станешь детоубийцей. А этого не понял бы не только наш дедушка.

– Таисия, как у тебя поворачивается язык шутить на такие темы?

– А что мне остается?

– Поступить согласно своему долгу! – отрезала мать.

– И в чем же он заключается?

– Тебе следует немедленно прекратить писать эту дрянь. – Она с таким видом потыкала пальцем в мой роман, будто на журнальном столике кто-то наложил смердящую кучу. – И прервать всяческие отношения с издательством. Говори что угодно. Заболела, уезжаешь. Главное, сделать все до того, как они оповестят весь мир, что Евлалия Котова – это ты.

– Поздно и бесполезно, – с большим удовольствием выдала я. – Если я такое сотворю, они нас «на счетчик» поставят. И меня, и тебя, и бабушку…

– Какой еще счетчик? – перебила мама.

– Образное выражение, бытующее в криминальной среде. На счетчик ставят должников…

– Но это же издательство!

– Мама, в первую очередь это бизнес, и там крутятся огромные деньги, часть которых потратили на меня. Понимаешь, на меня. Они уже договорились и проплатили интервью в газетах и журналах, мое участие в передачах на телевидении…

– А я полагала, что за это должны платить тебе! – с апломбом изрекла моя родительница. – Твой дедушка за выступление по радио и телевидению получал неплохие гонорары.

– Мама, ты отстала от жизни. Любое появление на экране – это реклама моего товара, то есть книг. В общем, как теперь говорят, продвижение бренда.

– Тьфу! Какие-то сплошные собачьи клички, а не терминология. Ну, и что же этот твой бренд делает?

– Бренд, в данном случае, я. Иными словами, марка. Я, Евлалия Котова. Меня продвигают к покупателю. Приближают к нему. Чтобы он увидел, влюбился и покупал меня до потери пульса.

– Пульс, кажется, сейчас пропадет у меня! – заломила руки мама. – Как мне теперь смотреть в глаза людям!

– Если тебя это так мучает, не смотри, отводи глаза. Хотя я не понимаю, что позорного я совершила? Другая бы на твоем месте гордилась. Дочь нашла свое место в жизни и без посторонней помощи сумела пробиться на определенные высоты. Кстати, не всех авторов выводят на телевидение и, уж тем более, везут во Франкфурт.

– Зачем тебе во Франкфурт? – ужаснулась мама.

– Меня там будут демонстрировать как достижение нашей современной литературы!

– Разве ты достижение? Твои книги воплощают падение.

– Разве ты их читала?

– Одну проглядела. Ленуся дала.

– Видишь! – я не могла скрыть торжества. – Твои приятельницы меня читают. Если Ленуся тебе мою книгу дала, значит, ей понравилось. Я точно знаю.

– А мне не понравилось, – отрезала мама.

– Но раз твоим приятельницам нравится, они станут тебя поздравлять и, самое главное, завидовать.

– Это меня волнует меньше всего, – трагическим голосом произнесла она – А вот что делать с бабушкой, ума не приложу.

– Лучше нам самим довести до ее сведения правду, иначе все равно чужие люди доложат.

На удивление, с бабушкой получилось проще, чем с мамой. Оказывается, она тайно от нас вовсю читала Евлалию Котову, и когда моя дорогая родительница решилась преподнести ей «кошмарную новость», впала в бурный восторг.

– Внучка в кои-то веки меня обрадовала. Такой подарок на старости лет. Буду перед всеми хвастаться. В физике-то мало кто понимает, а Евлалию Котову читает каждый. – Задумчиво на меня поглядев, она добавила: – А мне случайно нельзя на какой-нибудь твоей передаче выступить в качестве бабушки Евлалии Котовой? Жить-то с гулькин нос осталось, а на телевидении так еще и не побывала. Дедушка твой ни разу с собой не взял. На всю ведь страну покажут. Хоть помру знаменитой.

– Бабушка, я постараюсь. Хоть один человек в семье меня, оказывается, понимает и поддерживает!

Маму бабушкино поведение повергло в шок.

– Как можно в твоем возрасте проявлять такое легкомыслие?

– В моем возрасте уже можно абсолютно все, – отрезала бабушка. – Тем более, в данном случае я ничего не теряю, а только приобретаю. А вот тебе, дорогая дочь, не мешало оторваться, – хихикнула она. – Совсем тебя твоя физика засушила.

Родительница моя вспыхнула.

– Мама, я так рассчитывала на твою поддержку, а ты ведешь себя хуже Таисии.

Бабушка лишь весело махнула рукой. С тех пор у меня в семье появился верный союзник и самый первый читатель. Бабушка поглощала мои новые опусы еще в рукописи. И с нетерпением ожидала следующего романа.

Самая сложная реакция оказалась у Виталия. Сперва он вообще ничего не понял и отнесся к моему новому занятию со снисходительным презрением.

– Понятно. Мозги народу мылишь. Ну, деньги какие-то платят, и ладно.

Подобных книг он никогда не читал и даже из-за меня менять свои склонности не собирался. Читала ли Евлалию Котову его жена, я не знала. Виталий мне не докладывал.

Но вот на экранах телевизоров замелькало мое лицо, пошли одно за другим интервью в прессе, и Виталий занервничал. Тем более, что из-за широкой и напряженной рекламной кампании мне уже несколько раз приходилось жертвовать встречами с ним.

Кульминация наступила, когда он, решив преподнести мне сюрприз, предложил провести вместе недельку в Тунисе, а я была вынуждена отказаться. Меня ждали на Франкфуртской книжной ярмарке. Мой любовник впал в бешенство.