Первые весенние дни в Приреченске выдались довольно холодными, хотя в воздухе уже чувствовалась весна. Снег все еще лежал сугробами вдоль дорог и местами ослепительно блестел на солнце, но снежные покровы все больше захватывала влажная корка, все более хрупкими становились затянутые по утрам тонким льдом лужи, оттаивающие к полудню под воздействием солнечных лучей. Воздух еще по-прежнему холодил лицо и руки, временами случались снежные метели. Но какими бы сильными они ни были, непогода быстро уходила, и вновь прорезали небо яркие, теплые лучики солнышка. Ведущий артист приреченского театра Роман Бучумов, тридцатилетний белокурый голубоглазый красавец, «пришвартовал» свой сверкающий чистотой джип «Чероки» возле здания и, взглянув на часы, вылез из салона и закрыл переднюю дверцу. До спектакля оставалось еще довольно времени, чтобы привести себя в порядок. Он вдохнул полной грудью, ловя восхищенные взгляды проходивших мимо женщин, и уже сделал было шаг к ступенькам театра, как вдруг неизвестно откуда вынырнувший парень, с грязными слипшимися волосами, неряшливо и бедно одетый, в «дутой» куртке с заплаткой на спине схватил его за руку. Роман гневно посмотрел на него:

– Слушай, что тебе нужно? – недружелюбно поинтересовался артист, пытаясь освободить руку. – Не путайся под ногами, у меня скоро спектакль.

Незнакомец осклабился:

– А мне по фигу твой спектакль. Я брат Зины.

Бучумов наморщил лоб, всем своим видом показывая, что не припоминает никакой Зины. Это разъярило парня.

– Ты спал с моей сестрой и обещал жениться, – констатировал он. – И не строй из себя невинную овцу. Тебе даже не идет.

– А я никого и не строю, – Роман начал озираться по сторонам. На его счастье, возле театра никого не было, еще не хватало, чтобы их разговор услышали. Парень замахнулся. Кулаки у него были дай боже.

– Значит, не помнишь мою сестричку?

Бучумов понял: он не сможет долго отрицать то, что было на самом деле. В любом случае следовало признаться.

– Да. Я ее вспомнил.

Перед его глазами действительно появилась легкая фигурка рыжеволосой веснушчатой девушки, довольно хорошенькой, даже если учесть тот факт, что веснушчатых он не любил.

– Допустим, я ее вспомнил. Что дальше? У нас все было по согласию. Спроси ее, если мне не веришь.

Незнакомец оскалил зубы. Они были длинные и неровные. От него пахло перегаром.

– Правильно, по согласию. Только вспомни еще одну штуку. Ты обещал ей жениться, иначе она не позволила бы тебе к себе прикоснуться. Зина ведь говорила тебе, что она девушка?

Яркие лучи солнца слепили глаза. Роман закусил губу. Брат рыженькой Зины действительно не обманывал. Вернее, его не обманывала Зина. Она предупреждала его, что девственница, а он, разгоряченный вином, наверное, пообещал ей жениться. Парень внимательно наблюдал за изменениями выражения его лица и удовлетворенно кивнул:

– Вот так-то, Том Круз ты наш… я даю тебе неделю, чтобы решить вопрос с моей сестрой. Если на данный момент у тебя другие планы, меня они не интересуют. Ты женишься, или, клянусь, я плесну когда-нибудь из-за угла тебе в морду кислотой. Тогда со своей актерской карьерой можешь распрощаться. Да и с ролью городского героя-любовника тоже. Все бабы станут шарахаться от тебя. Ну, ты понял?

Роман побелел. Этот парень явно уголовного типа не шутил.

– Я не слышу – да или нет?

Бучумов мог сказать «да», только чтобы оттянуть время, однако он счел благоразумным этого не делать. Такой тип потом достанет его из-под земли. Молчание артиста не понравилось брату Зины.

– Значит, ты так…

Огромный кулак снова был занесен над его головой, и Роман трусливо зажмурился, думая, как неприглядно он сейчас смотрится. Ведь его поклонницы привыкли видеть кумира эдаким мачо. Внезапно железная хватка незнакомца ослабла.

– Что тут происходит? – услышал Роман знакомый голос и открыл глаза. Сильную руку брата Зины перехватила еще более сильная, его коллеги Валерия Руденко.

– Что тут происходит? – повторил Руденко. Брат Зины смерил его недобрым взглядом.

– Кто этот урод? Твой друг? Только он тебя не спасет.

– Вызвать охрану? – поинтересовался Валерий.

Парень сплюнул:

– Пошли вы оба к черту. А тебя, красавчик, я предупредил. Если за неделю не сделаешь по-моему, готовься стать таким же уродом, как твой приятель, даже еще страшнее. Ни один театр не возьмет тебя даже на роль Бабы-яги, – он дернул плечом, круто развернулся и зашагал по улице.

– Неприятности? – спросил Руденко.

Роман потер болевшее место на плече.

– Один ненормальный. Понимаешь, у меня была интрижка с его сестрой. Просто интрижка – и ничего более. Все произошло по взаимному согласию. Я не обещал повести ее под венец. А теперь он требует именно этого. – Бучумов нажал кнопку брелока, поставил машину на сигнализацию. – Но не думай об этом. Я сам решу свои проблемы. Он, негодяй, и тебя оскорбил. Тебе неприятно?

Валерий усмехнулся:

– Представь себе, нет. Я привык. Правда, моя внешность сломала мне жизнь. Ведь, согласись, я талантливее многих наших актеров.

Роман кивнул, причем вполне искренне. Он действительно считал Валерия прекрасным актером, которому не давали роли из-за его внешности.

– А что у тебя с лицом? – поинтересовался Роман.

Руденко махнул рукой:

– Глупо, но все произошло из-за любви моей мамы ко мне. В двенадцать лет одолели огромные прыщи, и мать повела меня к косметологу. Раньше было не то что сейчас. Хорошие специалисты попадались редко. Лучше бы эти прыщи не трогали. А косметолог за плату, разумеется, попыталась меня от них избавить. Вот и получил я благодаря ей лицо, изъеденное оспой.

Они медленно поднимались по ступенькам в здание театра, считавшегося одним из самых красивых зданий города, возведенных по проекту французского архитектора. Это здание было исполнено в стиле барокко. Над фасадом водрузили скульптурную группу, изображавшую музу Мельпомену, сидевшую в колеснице, запряженной четырьмя пантерами. По фронту театра установили бюсты классиков литературы и музыки. А уж внутреннее убранство радовало глаз самого придирчивого зрителя. Зрительный зал украсили лепным орнаментом с тонкой позолотой. Купола, колонны, арки, скульптуры и подсвечники прекрасно гармонировали друг с другом. Сиденья и ложи обили бордовым бархатом. Зеркала оправили в позолоту. Подняв голову, зритель застывал от восторга при виде расписного потолка. И, как главная достопримечательность, зал освещала огромная хрустальная люстра, украшенная множеством ажурных деталей.

– Все-таки наш театр – один из самых красивых, – Роман постепенно приходил в себя после неприятной сцены. Его щеки начинали розоветь. Валерий кивнул:

– Да, очень красиво. Я всегда гордился тем, что здесь работаю, несмотря на роли, которые мне давали.

– Привет, ребята, – к ним подскочила костюмер Лариса, юркая маленькая блондинка лет сорока со вздернутым носом. Поздоровавшись с обоими актерами, она едва посмотрела на Руденко и обратилась к Бучумову:

– Ну, что, Роман, вы довольны костюмом? У вас нет жалоб или пожеланий?

Красавчик расплылся в улыбке:

– Разумеется, доволен, – ответил он.

Она зарделась:

– Очень приятно слышать. Знаете, похвала…

– Да, знаю, – отмахнулся Бучумов. – Нам нужно в гримерку.

– Да, конечно, – кивнула женщина. – А потом мы начнем с вами работу.

– Несомненно.

Глядя на них, Валерий усмехнулся.

– Ты знаешь, что ты первый, перед кем она так распинается. Обычно к ней на кривой козе не подъедешь.

Роман пожал плечами:

– Ну и черт с ней. Кстати, это ее работа, и не моя вина, что до меня вы не ставили ее на место.

Они зашли в небольшую гримерную, и гример, женщина неопределенного возраста, сама очень искусно загримированная, принялась колдовать над ними. Когда она закончила, принеслась костюмерша Лариса и придирчиво осмотрела актеров, разумеется, больше сосредоточившись на Романе: