– Да уж. Матери не было, так он был мне за кормилицу, – пояснил Кальдер.
– Вон оно что, – Трясучка медленно кивнул. – То-то я смотрю.
– Нам надо поговорить, – Кальдер сжал Зобатому предплечье. – А то я истосковался по нашим разговорам.
– Да и я, признаться. – Зобатый осмотрительно сделал шаг в сторону: рядом взбрыкнула лошадь, опрокинув телегу, по земле звонко рассыпались копья. – Почти так же, как по приличной постели. Так что день нынче, пожалуй, не самый подходящий.
– Возможно, и так, – пошел на попятную Кальдер. – Я слышал, готовится какое-то сражение?
Он жеманно махнул рукой.
– Из-за него может погибнуть вся моя вторая половина дня!
По дороге он обогнул клетку с двумя замызганными северянами, сидящими нагишом на корточках. Один протягивал руку сквозь решетку в надежде если не получить воды или милосердия, то уж хотя бы чтоб какая-то его часть побывала на воле. Дезертиров повесили бы сразу, так что это, судя по всему, воры или убийцы. Ждут, как с ними соизволит обойтись Черный Доу – так что их, похоже, все равно вздернут, а может, для разнообразия сожгут. Странно как-то, сажать людей за воровство, когда все войско живет мародерством и грабежом. Или вздергивать на виселице за убийство, когда все собраны и посланы заниматься именно им. Что считать преступлением во времена, когда люди отнимают все, что захотят, у кого захотят?
Из-под сводчатого прохода показался Треснутая Нога. Вид у подлеца всегда был угрюмый, но сегодня он превзошел самого себя.
– Тебя желает Доу. Заходи давай.
– Возьмешь мой меч? – Зобатый по привычке его уже снимал.
– Не надо.
– Вот как? С каких это пор Черный Доу начал доверять людям?
– Людям нет. Тебе одному.
Что это, добрый знак?
– Ну ладно.
Следом двинулся и Трясучка, но Треснутая Нога жестом его остановил.
– Тебя Доу не просил.
От Зобатого не укрылось, как Трясучка прищурил единственный глаз. Оставалось лишь пожать плечами и нырнуть под завесу плюща. Ощущение такое, будто голова засунута в пасть волка; только и жди, когда он щелкнет зубами. Они шли по завешенному мшистыми тенетами коридору, гулким эхом капала вода; через широкую, поросшую колючими кустами галерею с обломками частично рухнувших колонн – некоторые еще подпирали остатки сводов, хотя крыши как таковой не было, сверху проглядывало небо. В облачном покрове протаивали ярко-синие полыньи.
Черный Доу восседал на троне Скарлинга в дальнем конце разрушенной залы, поигрывая, как водится, рукоятью меча. Рядом с Доу сидел Кол Ричи, почесывая седую щетину.
– По моему слову, – наставлял его Доу, – выходишь один. Движешься на Осрунг всеми силами. Там у них уязвимое место.
– С чего ты взял?
– У меня свои способы, – Доу подмигнул. – Людей у них слишком много, а дорог не хватает, так что они скопом метнулись сюда, да по тракту и растянулись. В городишке небольшое количество верховых да немножко молодцов Ищейки. К нашему подходу они там, может, слегка и обоснуются, но не удержатся, если ты как следует наберешь разгон.
– Уж разгон-то я наберу, – заверил Ричи. – На этот счет не беспокойся.
– Не беспокоюсь. Потому ты и идешь один впереди. Надо, чтобы твои парни несли над передними рядами мой штандарт, честь по чести, на виду. А с ним вымпел Гламы, и Железноголового, и твой. Чтоб со всех сторон было видать.
– Пусть думают, это наше общее средоточие сил.
– Если повезет, сколько-то людей они стянут с Героев, ослабят камни в своей кладке. И вот когда они окажутся в чистом поле между холмом и городком, я спускаю на них парней Золотого, и он рвет им задницы в клочья. А тем временем я, Железнобокий и Тенвейз предпримем марш-бросок на Героев.
– И как ты думаешь это осуществить?
Доу ощерился голодным волчьим оскалом.
– Взбежать на холм и все живое там поистребить.
– Но у них будет время освоиться, и для атаки это сложное место. Там их позиция будет наиболее крепка. Мы могли бы пойти в обход…
– Самое сильное – это здесь, – Доу вонзил меч в землю перед троном Скарлинга. – А слабое – здесь.
Он постучал пальцем себе по груди.
– Мы месяцами обходили и петляли вокруг да около, так что лобового удара они от нас не ждут. Сломив их на Героях, мы сломим их здесь, – он снова ткнул себя в грудь, – и все остальное порушится. Тогда Золотой станет их преследовать и гнать, коли понадобится, прямо через броды. Вплоть до самого Адвейна. К той поре Скейл должен взять Старый мост. А учитывая, что ты сосредоточишь силы в Осрунге, то к завтрашнему утру, когда подтянется оставшаяся часть Союза, все лучшие позиции будут за нами.
Ричи медленно поднялся.
– Ты прав, вождь. Устроим им день в багровых тонах. День, достойный будущих песен.
– Срал я на песни, – сказал Доу, тоже вставая. – Мне достаточно победы.
Рукопожатие их длилось чуть дольше обычного. Ричи направился к выходу и тут, завидев Зобатого, разулыбался во весь щербатый рот.
Зобатый первым протянул руку.
– Старый Кол Ричи?
– Кернден Зобатый, чтоб мне жить и дышать! – Рукопожатие хоть и последовало не сразу, но вышло на редкость сердечным. – Мало, мало нас уже осталось, настоящих.
– Да, были времена.
– Как колено?
– Да ты ж знаешь. Как водится.
– Да и у меня так же. Йон Камбер?
– Весельчак-то? Шутки всегда наготове. А как там Поток?
Ричи широко улыбнулся.
– Поставил его над новыми рекрутами. В целом, кипятком так и брызжут. Жаль, пока не из того места.
– Ничего, со временем возмужают.
– Да уж надо бы, причем побыстрее. У нас тут сражение, похоже, грядет.
Ричи на ходу хлопнул его по плечу.
– Жду приказа, вождь! – крикнул он напоследок.
Зобатый и Черный Доу остались наедине, разделенные несколькими пядями замусоренной, поросшей сорняками и крапивой старой глины. Птичий щебет, шорох листвы, дальний скрежет точила – последнее означает, что кровавое дело готовится исправно.
– Вождь, – неверным голосом произнес Зобатый, понятия не имея, как продолжать.
Доу вобрал в себя, казалось, весь воздух и разразился неимоверным воплем:
– Я к-кому, волчья сыть, велел держать холм?!
Эхо от полуразрушенных стен пошло такое, что Зобатый похолодел. Прощения, похоже, не предвиделось. Возможно, даже упекут до заката в клетку. Хорошо, если хотя бы не полностью голым.
– Я… мы держались успешно… Пока не подошел Союз…
Доу приблизился, сжимая рукоять меча; Зобатый заставил себя стоять, не пятиться. Доу надвинулся; Зобатый подавил трепет. Доу протянул руку и нежно опустил Зобатому на саднящее плечо; пришлось вытерпеть, не подав виду.
– Извини, что так вышло, – сказал Доу негромко, спокойным голосом. – Сам знаешь, с кем имеем дело. Не наорешь – значит, в правители не годишься. А за этим следить надо.
Волна неимоверного облегчения, аж голова кругом.
– Конечно, вождь. Дай себе волю.
И зажмурился: Доу снова вобрал воздух.
– Ты бесполезный старый хромой петух! – Обдавая Зоба капельками слюны, он бесцеремонно шлепнул его по ушибленной щеке. – Ты за холм сразился хотя бы?
– Так точно. С Черствым и его молодцами.
– Как же, помню этого старого лиходея. И сколько с ним было людей?
– Двадцать два.
Доу обнажил зубы не то в улыбке, не то в оскале.
– А вас сколько, десятеро?
– Да, вместе с Трясучкой.
– И вы их отбрили?
– Ну…
– Эх, драть его лети, мне б туда!
Доу уставился в пустоту, как будто видел там Черствого и его восходящее по склону воинство.
– Эх, мне бы туда!
Рукоятью меча он так заехал по колонне, что полетела каменная крошка. Зобатый невольно шагнул назад.
– Вместо того, чтоб сидеть тут со всей этой ненавистной говорильней! Го-во-риль-ней! Как я ее ненавижу!
Доу в сердцах сплюнул и, глубоко вдохнув, только сейчас словно заново вспомнил о присутствии Зобатого.
– Так ты видел, как пришел Союз?
– По меньшей мере, тысяча на дороге в Адвейн, и, как я понял, сзади идут еще.